"Юнона и Авось":  Как Пьер Карден дал рок-опере путевку в жизнь под присмотром КГБ

40 лет назад, в 1981 году, на сцене столичного театра «Ленком» (Московского театра им. Ленинского комсомола) впервые состоялась театральная премьера музыкального произведения неведомого тогда для СССР жанра (рок-оперы) – «Юнона и Авось», ставшей визитной карточкой «Ленкома».

В основу сюжета легла романтическая история любви, разыгравшаяся во время кругосветного путешествия 1806 года, в котором принимал участие русский дипломат, путешественник и предприниматель граф Николай Петрович Резанов. Путешествие совершалось на двух судах –«Юнона и «Авось» из России в американскую Калифорнию.

Резанов был одним из основателей торговой Российско-американской компании, пайщиками которой были также и члены императорской семьи.

Кроме того, другой целью экспедиции было создание посольства в Японии – для установления дипломатических отношений и налаживания торговли между странами.

Таким образом, целями этой экспедиции были решения как торговых, так и дипломатических миссий. В частности – инспекция русских поселений на Аляске, а также и тихоокеанском побережье Америки.

Первоначально экспедиция под совместным командованием Резанова и русского мореплавателя, адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна отправилась в Америку на двух судах – «Надежда» и «Нева»: 26 июля 1803 года корабли отплыли из Кронштадта в плавание за океан. Но уже в Америке к ее составу были добавлены еще два судна – «Юнона» и «Авось».

Путешествие, к слову, было такое дальнее, что Рождество встретили только у берегов Бразилии.

Затем промежуточным пунктом путешествия был Петропавловск, откуда решено было плыть сначала в Японию. Впрочем, торгово-дипломатическая миссия Резанова в Стране восходящего солнца не удалась. И экспедиция вернулась в Петропавловск. А уже оттуда направилась в Русскую Америку. Именно там экспедицию ждала реорганизация.

Как бы то ни было, но в Ново-Архангельске Резанов узнал, что русская колония находится в плачевном состоянии: люди голодают, а доставлять продукты было не на чем. Тогда Резанов просто купил у одного из американских купцов судно «Юнона с провизией для голодающих, а сам отправился в Калифорнию.

В марте 1806 года судно «Юнона» прибыло на место – пришвартовалось в заливе Сан-Франциско. Надо заметить, что Калифорния тогда принадлежала Испании – союзнице Франции, так что русских там в период обострения отношений с Францией и преддверии похода Наполеона на Москву особо не жаловали. Впрочем, в дипломатии, как и в любви, нужно иметь, во-первых, талант, а во-вторых – везение. Того и другого у Резанова было – хоть отбавляй.

А помог случай: сойдя на берег, Резанов познакомился с пятнадцатилетней дочерью коменданта Сан-Франциско Кончитой (Консепсьон Аргуэльо). И через некоторое время он, потеряв голову от любви, сделал ей предложение руки и сердца. И влюбленные были помолвлены. Пикантность ситуации заключалась в том, что Резанову на тот момент было уже 42 года, правда, он был вдовцом (жена Анна умерла в 1802 году от родовой горячки, родив перед этим ему дочь). Разразился грандиозный скандал. Но родители девушки все устроили, согласившись поженить молодых.

Именно эта история большой любви Резанова и Кончиты была положена в основу сюжета рок-оперы «Юнона и «Авось».

Кстати, одним из двух кораблей экспедиции, а именно – тем самым 8-пушечным тендером «Авось» командовал лейтенант русского флота Гавриил Давыдов. В 1809 году они вместе со своим сослуживцем Хвостовым прибыли в Санкт-Петербург, где вскоре по нелепой случайности погибли по пьяной лавочке. На их смерть поэт Гаврила Державин даже написал стихотворение «В память Давыдова и Хвостова», опубликованное в 1816 году в «Русском вестнике». Но в историю Давыдов вошел по-другому: в 1810-1812 годах (с продолжением) в Санкт-Петербурге были опубликованы записки Гавриила Давыдова «Двукратное путешествие в Америку». Вероятно, именно эти записки сподвигли известного поэта Андрея Вознесенского на написание поэмы «Авось». А дальше события развивались так, как их описывают участники той уже музыкальной эпопеи.

В 1978 году к главному режиссеру «Ленкома» Марку Захарову обратился известный композитор Алексей Рыбников и предложил ему послушать некоторые свои музыкальные заготовки и импровизации на тему православных песнопений.

Надо заметить, что Рыбников уже писал музыку для «Ленкома». В частности – для музыкального спектакля «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты».

Захарову новые музыкальные импровизации Алексея Львовича понравились. И у него возникла идея создать на их основе музыкальный спектакль по мотивам «Слова о полку Игореве». С просьбой о написании либретто Марк Анатольевич даже обратился к своему постоянному соавтору Андрею Вознесенскому.

«Тогда я был наглый молодой поэт, мне казалось непонятным, зачем надо писать нечто славянофильское по "Слову о полку Игореве", в то время как неизвестен его автор и даже неизвестно, был или нет автор "Слова", – вспоминал впоследствии Андрей Вознесенский. – Я говорю: "У меня есть своя поэма, она называется „Авось!“ о любви сорокадвухлетнего графа Резанова к шестнадцатилетней Кончите, давайте сделаем оперу по этой поэме». Марк растерялся немножечко и сказал: "Давайте я почитаю". На следующий день он мне сказал, что он согласен и что мы сделаем оперу, причём выбор композитора будет его, Марка. Он выбрал Алексея Рыбникова. Это был счастливый выбор».

Надо ли говорить о том, что конец 70-х и начало 80-х было в СССР временем эпохи развитого социализма, характеризующимся тотальным главенством контролирующих органов от культуры, как то наличие всевозможных худсоветов и насаждение курирующих их компетентных органов. Но творческая интеллигенция к тому времени уже выработала кучу уловок, подчас сводящих на нет запретительные инициативы чиновников из культурного министерства. Словом, процесс творчества продвигался независимо от них, а порой и параллельно.

Как бы то ни было, вскоре рок-опера была готова. Причем, запись ее аудиоварианта была проведена на студии фирмы грамзаписи «Мелодия». Записывали фонограмму тайно, по ночам, договорившись с пожарными, чтобы те пропускали актеров и музыкантов в помещение с вечера. На ночь студию закрывали, а утром участников звукозаписывающего процесса выпускали. В результате договоренности, и запись сделать удалось, и бдительные органы в лице ответственных лиц, контролирующих процесс, ничего об этом не узнали. Для конспирации поменяли даже название жанра с «рок-оперы» на «новую оперу».

И, конечно же, чтобы не привлекать лишних глаз и ушей, предварительный показ «Юноны и Авось» провели в ДК закрытого Курчатовского института. Мало того, на этом закрытом показе каким-то чудом присутствовал фантастически модный французский кутюрье Пьер Карден. И, как только он увидел игру советских актеров и их исполнение музыкальных номеров на музыку Алексея Рыбникова, модельер тут же заявил: «Я это беру и приглашаю всю труппу в Париж». Повисла напряженная пауза. Ведь то, что рок-опера понравилась такому уважаемому человеку, можно сказать, легенде от кутюр, это прекрасно. Но надо же понимать, что она еще не была утверждена худсоветом. И тогда председатель КГБ, который симпатизировал в то время Захарову, попросил посодействовать решению этой проблемы начальника 5-го управления Филиппа Бобкова. А тот сделал просто: встретился с чиновниками Министерства культуры и прямо поинтересовался у них – есть ли у высоких культурных начальников конкретные претензии к рок-опере и, наоборот, что они могли бы отметить в ней позитивного?

«Нам понравилось, – нашелся один из присутствующих инспекторов минкультуры, – как отражен образ Казанской Богоматери».

«Вот видите, – подвел итог Бобков. – Значит, отпускаем Ленком в Париж!».

«Только чтобы никаких встреч с Любимовым», – раздался сухой, но примирительный голос из зала (знаменитый главреж в то время действительно жил за рубежом).

«За это можете не волноваться», – резюмировал Бобков.

Таким образом, вопрос с гастролями «Ленкома» был решен. Ну, а прогулки актеров с Любимовым по ночному Парижу – это уже личное дело каждого: не посылать же было за ними «наружку». Хотя не обходилось в таких ситуациях и без некоторой инициативы со стороны сознательных» и бдительных «товарищей в штатском».

Сам же Захаров впоследствии вспоминал, что как-то после спектакля в номер его парижского отеля робко постучали, и «куратор», оказавшийся за дверью, попросил его выйти с ним на улицу.

«Марк Анатольевич! – уже на улице начал он, оказавшись наедине с мэтром. – К нам поступают данные, что спецслужбы противника уделяют большое внимание гастролям вашего театра во Франции. Возможны провокации...». И тут же без перехода посоветовал Захарову усилить наблюдение за коллегами, так же внезапно скрывшись в кустах.

Как выяснилось уже много позже, после возвращения товарищ этот написал отчет Бобкову, который тот показал при случае Захарову, извинившись и посмеявшись вместе с ним над сверхбдительным подчиненным. Парижские гастроли театра в тот раз закончились с большим успехом. Успех этот сопутствует опере «Юнона и Авось» и по сей день.