Ангелина Стречина: «Быть искренней, доброй и открытой сложно»

Звезда сериала «По колено» — о семье, дружбе в актерской среде и обнаженных сценах

Ангелина Стречина в своем юном возрасте имеет внушительный послужной список ролей в кино. Неудивительно, что она стала номинантом специальной премии Mercury, которая будет вручаться по результатам голосования экспертного жюри самой талантливой молодой российской актрисе. О своем пути к успеху звезда рассказала в интервью журналу «Атмосфера». — Геля, у тебя такое количество интересных работ в достойных проектах, что, возможно, хорошие слова и благодарности за роли сегодня не доставляют таких же приятных ощущений, как вначале? — Нет, что вы, я очень ревностно отношусь к своей работе. Если бы я считала, что где-то сделала все идеально, то могла бы из вежливости сказать «да-­да, спасибо». Но я понимаю, сколько там косяков, поэтому мне искренне приятно, что людям нравится, значит, я не зря работала и успокаиваю себя: «Хорошо, не увидели, что где-­то я плохо говорю», например. (Улыбается.) — В недавно прошедшем на телеэкране комедийном сериале «По колено» у тебя столь неоднозначный образ, очень интересная героиня… — Спасибо! Вот тут я могу сказать, что серьезно работала над ролью. Моя Даша была выписана довольно жестокой девушкой, но нам с режиссером хотелось сделать ее человеком, ведь в любом из нас есть и хорошее, и плохое, и найдутся причины для оправдания своих не лучших поступков. — Ты не раз говорила в интервью, что ценишь, с одной стороны, прямолинейность, а с другой — открытость, доброту и искренность. Надеюсь, ты и сама такая? — Я не стесняюсь об этом говорить, потому что быть искренней, доброй и открытой сложно — в тебя постоянно прилетает много камней. Общество учит нас закрываться и обрастать броней, а я считаю, что это не обязательно. Я выбрала путь, естественный для моей натуры. — Ты ведь училась в балетной школе, по идее, она должна была закалить… — Я училась в балетной школе Елены Морозовой в Подольске, это дополнительное образование. Поэтому у нас в глобальном смысле все было помягче. А кроме того, я занималась бальными танцами. — У тебя же родители преподаватели бальных танцев. — Да. Они и сейчас этим занимаются. (Смеется.) — Педагоги в балете — люди довольно жесткие, а в танцах? — Здесь уже, наверное, большую роль играет характер самого человека. В бальных танцах нет строгих канонов, поэтому там не выбивают из учеников все, как в балете. (Улыбается.) А мама и папа у меня очень разные. И когда я занималась у мамы, это было счастье, местами веселье. Она могла дать мне, да и другим детям, время отдохнуть, поиграть во время уроков, чтобы заинтересовать, учила с нами что-­то новое, отличное от программы. А у папы все было четко — начали что-­то, значит, до победы. (Смеется.) В старших классах я уже занималась только с папой, а мама давала лишь какие-­то рекомендации и советы. Мне было сложно, потому что в балете у меня существовала некоторая дистанция от родителей, а здесь я была полностью у них на ладони: ни погулять, ни куда-­то сходить с друзьями, тренируешься, и все. — Родители — это же родители, а не просто педагоги. Неужели у них никогда не просыпалась жалость, если они видели, что ребенок так устал, что ему плохо и безумно хочется какой-­то жизни, детства? — Нет. (Смеется.) Никаких сантиментов в мою сторону, по крайней мере, от папы не было. Мы просто пахали, потому что бальные танцы — это спорт, а в спорте не может быть жалости. Сначала танцы, а уже потом все остальное. Папа строго относился к моему посещению школы. Мы могли приехать с турнира в два часа ночи, и утром я вставала и шла на уроки. Но если турнир проходил неделю во время учебы, выбор не стоял. Мне кажется, это как раз и закалило мой характер, я росла с желанием доказать родителям, что я хорошая, самая лучшая. Получала «четыре», говорила, что я молодец, а в ответ слышала: «А почему не 'пять?» — Хорошо, а если получила «пятерку»? Вообще, за что-­то хвалили, дарили подарки, возили на море? — За это отвечала мама. И хотя в целом мы оба с братом, он младше меня на два года, воспитывались строго, мама окружала нас любовью и заботой. Например, иногда я вместо школы оставалась дома, но, чтобы папа не узнал, вставала, убирала все свои уличные вещи и сама пряталась в шкафу, пока он не уйдет. Мама об этом знала, и когда он уже уходил, она меня вытаскивала из шкафа, чтобы я могла еще поспать. Но главное правило из детства: делу время, потехе час. — И слово «должна», как я понимаю, привито этими занятиями, а сейчас оно совсем не в чести, многих так просто раздражает… — Да, я это тоже замечала. Неправильное понимание. С одной стороны, важна свобода личности, а с другой стороны — есть грань, где она должна заканчиваться. Некоторые этого не осознают, происходит перекос, и теряются очень важные правила жизни. Поэтому у меня окружение достаточно прямолинейное, и это люди слова. Мне кажется, мы, такие, должны держаться вместе. (Смеется.) — У тебя, еще раз повторю, очень много хороших проектов. Это твоя интуиция так работает, верный выбор агента или все складывается случайно? — Мой агент для меня главный советчик в работе, мы вместе уже лет семь с Аленой Грановской. Если я сомневаюсь в сценарии, то никогда сразу не говорю «нет», звоню ей. Если Алена находит аргумент убедить меня в том, что стоит попробовать, то я иду. Но в конце всегда остается интуиция. Вроде бы все хорошо, мы уже практически участвуем в кастинге, но вдруг я чувствую, что что-­то не так, и Алена соглашается со мной. — Случалось, чтобы фильм выходил и ты понимала свою правоту или, наоборот, жалела о неучастии? — У меня есть картина, сценарий которой я начала читать, и меня сразу что-­то резануло. Я сказала Алене об этом. Она согласилась, но меня очень звали, да и команда подобралась хорошая. И я пошла, а потом полгода мучилась, мне было так плохо, что я с нетерпением ждала, когда закончатся съемки. После этого еще больше утвердилась в том, что чутье очень важно. — Как ты себя чувствуешь в первый съемочный день? — Вот это, честно признаюсь, для меня прямо испытание. Я боюсь общества (смеется), боюсь новых людей, несмотря на то что всегда открыта для знакомств и общения. Но в работе это особенно страшно. Слава богу, мы всегда быстро находили контакт со съемочной группой. — На какие проекты ты шла с удовольствием каждый день? — На «Воробьиное поле» Павла Григорьевича Чухрая, к Дмитрию Владимировичу Иосифову, на сериалы «Екатерина. Самозванцы» и «Диверсант». Я ждала, когда наступит утро, и в обеденный перерыв мы тоже зачастую работали, потому что это было наслаждением. С «Екатериной» была в экспедиции, отрабатывали по двенадцать часов на площадке, потом еще часа два сидели со сценарием все вместе и разбирали сцены на следующий день. — Ты неожиданно для себя самой поступила в Щепкинское театральное училище, при этом говоришь, что всего боялась, была дичком. Почему? — Потому что я вначале вообще ничего не понимала и страшно зажималась. Но мне повезло, потому что очень многие «разбиваются», а меня взяла под свое крыло наш педагог Римма Гавриловна Солнцева, сказала: «Ты такая, какая есть, и это здорово! Будь собой!» С кем-­то она была на «вы», с кем-­то очень жестко разговаривала, но она, видимо, знала, что я ранимый человек, и со мной всегда общалась мягко. Когда у меня случались личные проблемы, вызывала к себе и говорила: «Давай, рассказывай, что происходит». — А кто сейчас те люди, с которыми ты можешь поделиться всем? — Естественно, это моя семья. Но сложности работы я не могу с родителями обсуждать, тогда звоню Дмитрию Владимировичу Иосифову или моему педагогу из института Алексею Владимировичу Дубровскому. Например, меня пригласили в Ермоловский театр в спектакль «Дачники», я очень волновалась, что не справлюсь, и советовалась с Алексеем Владимировичем, говорила: «Роль огромная на три часа, что мне делать?» Он сказал: «Ты никому не говори, что боишься, просто учи роль». А личным я делюсь с мамой, она — моя лучшая подруга, что я поняла в какой-­то момент. Она никогда не будет ревновать, не предаст, единственное, может сильно переживать за меня. Но, как она, не поддержит никто. И вообще она человек, который принимает все. В детстве я задавала ей такие вопросы, не понимая, о чем спрашиваю в полной мере, что думаю, если бы ко мне ребенок пришел с этим, впала бы в шок, в панику. Это касалось вопросов отношений с мальчиками, но она не зажималась и не зажимала меня. Стеснения, комплексы… со всем этим я шла к маме. В седьмом классе я захотела краситься, черным подводила глаза, решила поменять цвет волос. Мама дала добро. Сейчас я смотрю на свои фотографии и вижу, как это было ужасно, волосы и розовые, и синие, яркая подводка, я обильно пользовалась тональным кремом… В школе, конечно, отправляли все это смывать. Кроме того, я ходила на огроменных каблуках и в такой короткой мини-­юбке, что сесть не могла, и ее мне сшила мама. (Смеется.) Когда я повзрослела, спросила, как она мне все это разрешала, она ответила: «Зато ты перебесилась и успокоилась». Может быть, это была внутренняя попытка свободы. — Что говорят родители о твоих работах? — Они очень радуются за меня, во всем поддерживают. В какой-­то момент я поняла, что семья — это та зона, где я спокойна, что бы в моей жизни ни происходило. Папа у меня очень прямолинейный человек, как и я, поэтому мы с ним можем даже поссориться, но все равно я понимаю, что могу прийти и к нему, какая бы ситуация ни была в наших отношениях. И они оба меня всегда поддержат. Например, я снималась обнаженной в сериале «Пищеблок» и помню, как звонила родителям, они высказали свое мнение, но последней была фраза: «Это твоя жизнь, мы примем любой твой выбор». — Ты сложно преодолевала это на площадке? — Это было в принципе сложно, но мой партнер Даня Вершинин тоже растерялся, и я поняла, что кто-­то из нас должен взять все в свои руки. (Смеется.) Смешно, но родители смотрели «Пищеблок», причем именно обнаженные сцены, когда я приехала к ним в гости. Я зашла в квартиру, увидела это, развернулась и отправилась в свою комнату. И тут услышала мамин голос: «Как красиво!» — потом папа спросил: «Это та сцена, которую снимали в двенадцать градусов? По тебе не скажешь». (Смеется.) А брат написал: «Это было круто! Ты такая классная!» — Ты рассказывала, что энное время назад похудела, стала очень стройной, но у тебя ушли твои спортивные мышцы, и ты даже с Мальдив не привезла ни одной фотографии. Так комплексовала? — Я привезла фотографии, которые были сняты в хороших ракурсах. Но я привыкла, что у меня все отлично с мышцами, есть рельеф тела, а тут стеснялась смотреть на себя в зеркало. — Наверное, никто этого не замечал, кроме тебя… — К сожалению, в тот момент рядом со мной были токсичные люди, они как раз говорили: «Ой, тебе надо позаниматься. Ты хотя бы приседай». И когда тебе это твердят постоянно, чувствуешь себя ужасно. — Да уж, прямолинейность прямолинейности рознь… — Да, хотя я считаю, что нельзя врать, но должен стоять вопрос, ради чего это делается. И важна подача, чтобы не навредить, не сделать больно. Что я хочу сказать, указывая, что человеку надо похудеть? Это вопрос цели. — А сейчас близкие подруги у тебя есть? — Для меня подруга та, с которой мы не общаемся два месяца, а потом я звоню ей, не спрашивая, как у нее дела, и сразу говорю: «Слушай, у меня такая ситуация», и мы начинаем это обсуждать. У меня есть пара таких девчонок. Они появились недавно, мы дружим года четыре. Одна моя самая близкая подруга Маша — ассистент по актерам, а вторая — актриса Настя Уколова. — Когда обе успешны — это прекрасно, но бывают же периоды затишья у кого-­то, и в этот момент сложнее сохранить дружбу, не ревновать… — Согласна. Но к тому моменту, когда мы подружились, у Насти уже было много фильмов, я на нее смотрела снизу вверх. Но она оказалась настолько простой и человечной! А главное, хотела, чтобы и у меня все сложилось. Вообще, меня окружают люди, с которыми мы желаем добра друг другу, но Настя не просто желает, а активно старается помочь, если есть какая-то возможность. Мы с ней даже одни пробы записывали, это вообще удивительно. Как-то она приходит и говорит: «Я знаю, что ты ходила на пробы, я им сказала, что на тебя можно положиться, что они не ошибутся, если возьмут тебя». Я была шокирована, спрашивала: «Настя, зачем?!», а она ответила: «А почему не сказать, если я это могу?» — У тебя такой график, что сложно было найти час на интервью. Не ощущаешь ли какой-­то опустошенности, связанной с потоком проектов? — Вопрос в самую точку. Я на протяжении месяца как раз работаю над этим. Я трудоголик, но осознанно говорю себе: «Ангелина, давай ты побудешь в душе не десять минут, потому что надо бежать на встречу — а сорок». (Смеется.) Я учусь тратить время на себя, и это очень трудно. У меня всегда есть список дел, а теперь еще появился список того, что я должна сделать сегодня для себя. (Улыбается.) Я уже стала оценивать свой ресурс энергии и думать, куда мне его лучше вложить. Вообще, я недавно осознала, что помимо работы, мне хочется и жить: встречаться с друзьями, ходить на английский, на вокал. И я так сильно этого в какой-­то момент захотела, что некоторые работы перенеслись на более поздний срок, и время освободилось. (Смеется.) — Насколько важен для тебя материальный вопрос? — Когда мне предлагают картину, где могла бы очень хорошо заработать, но она мне не нравится, я не иду туда. И так было всегда. А в начале пути я не совсем разбиралась во всем, но родители мне сказали: «Подожди отказываться, ты только начинаешь, тебе нужен опыт, ты должна работать, уметь трудиться в профессии». Сейчас, слава богу, есть возможность выбирать. Я никогда не работала на износ, ради заработка. — Ты помогаешь родителям? — Конечно! Для меня важно, чтобы им было хорошо. Мы — семья, одно целое. Родители ничего не требуют, даже останавливают меня в моих порывах, но для меня счастье видеть их радость. — Знаю, что в карантин ты жила с родителями. Но когда пауза закончилась, ты все равно съехала. Почему? — Во время съемок мне важно быть наедине с собой, я очень погружаюсь в работу. Я приезжала домой сильно уставшей, и мне было тяжело от того, что родители сильно переживали за меня, они даже говорили: «Зачем ты себя так мучаешь?!» А я не могла им объяснить, что мне важно работать семь дней в неделю. И я поняла, что надо жить обособленно. Но вообще-­то я не одна, завела себе хомяка. (Улыбается.) В каком-­то возрасте молодые люди говорили мне, что девушка не может жить одна. Мол, она должна выйти замуж, чтобы мужчина за нее все решал. Я помню, что даже с папой как-­то этим поделилась, и он сказал: «Стоп. А ты что, не личность, сама не можешь существовать?» Я знала, что могу начать встречаться, переехать к парню, даже выйти замуж. (Улыбается.) Но мне было важно самой себе доказать, что я могу жить одна, быть независимой, сама себя обеспечивать, развлекать себя, в общем, быть личностью. (Улыбается.) Мне кажется, только в таком раскладе отношения с мужчиной будут на равных. Теперь для меня ценность быть одной. Многие мои друзья знают об этом и спрашивают: «Ты можешь не заниматься сегодня или завтра своими делами, а встретиться с нами?» То есть у меня появилась сильная позиция и уверенность в себе и в том, что я делаю. — Пример отношений родителей для тебя образец? — У нас не идеальные отношения в семье, но мы над этим работаем. Просто мама и папа — полные противоположности. Я помню, иногда смотрела на них и не понимала, как они могут быть вместе, но ответ один — они любят друг друга. — Когда ты в первый раз влюбилась по-­настоящему? — В детском садике… и в начальной школе влюблялась, и в средней. И каждый раз переживала. Видимо, такая натура. Мне всегда было важно кого-нибудь любить, даже маленькой девочкой. И не обязательно было в этом признаваться, просто я влюблялась, и мне было хорошо. Или плохо. Даже это неважно. (Смеется.) — Ты откликалась на внимание? — В разные периоды по-разному. В институте у меня вообще что-­то случилось с самооценкой, я считала себя человеком второго сорта. Помню, как говорила подруге, что мне очень нравятся два парня, но они — альфа-­самцы, и поэтому на меня даже не посмотрят. Я не знаю, откуда у меня такое ощущение взялось, потому что когда мы с девчонками начинаем об этом говорить, вспоминаем, что в меня были влюблены многие (смеется), а во мне сидел комплекс. Откуда-то он взялся, не знаю, но зародилось сомнение, что со мной что-то не так. — Сейчас твое сердце занято, и важно ли тебе быть влюбленной? — Я всегда должна ощущать любовь, но для меня это не только чувства к мужчине. Я завела хомяка и стала много ему отдавать. (Улыбается.) — То есть перманентно находиться в любви к мужчине тебе не нужно? — Почему-­то мне кажется, что настоящее встречается один раз. (Смеется.) — И пока ты не встретила такое чувство? — Не могу ответить на этот вопрос. Вот когда мне сделают предложение, тогда я сразу об этом расскажу.