Алексей Сальников о творчестве, критике и фильме «Петровы в гриппе»
В сентябре в прокат вышел фильм Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе», снятый по роману российского писателя и поэта Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». В интервью RT автор книги рассказал, какое впечатление на него произвела эта картина и почему он не принимал участия в работе над ней. Кроме того, Сальников перечислил свои любимые экранизации, а также объяснил, как устроен его творческий процесс и какими качествами должен обладать успешный писатель.
Варианты игровой: «История всех рассудит» / «Чтение — это тоже писательская работа» / «Чтение — один из прекрасных способов начать писать лучше»
— Раньше вам поступали предложения об экранизации вашего романа «Петровы в гриппе и вокруг него»?
— Нет.
— Чем вас заинтересовало предложение Кирилла Серебренникова?
— Режиссёр меня заинтересовал. И просто сама по себе экранизация — это было очень интересно. Я сразу согласился.
— У вас была возможность принимать участие в работе над фильмом, высказывать какие-то пожелания?
— Возможность была, но я не стал этого делать.
— Почему?
— Потому что я не кинематографист. Более того, я даже не фотограф, не могу ничего решать в кадре и в сценарии. Я просто пишу книжки, и всё. Это не мое дело.
— А не было опасений, что как-то не так представят на экране вашу историю?
— Ну, как «не так». Большинство экранизаций хорошие. Поэтому и здесь чисто статистически должна была состояться удачная экранизация. Мне кажется, она состоялась.
— Соответствует ли результат вашим ожиданиям?
— У меня не было каких-то ожиданий, может быть, отчасти поэтому мне очень зашла экранизация. Сделано это на высочайшем уровне — с вниманием к деталям, с фантазией, с любовью. Поэтому ничего плохого сказать не могу. Я просто в восторге.
— Есть ли эпизоды, которые вы хотели бы включить в фильм, но они по каким-то причинам в него не вошли?
— Это надо было тогда раздвигать с киноформата до сериального, чтобы всё влезло. Уж как получилось — претензии нечего высказывать!
Я просто как написал, так оно и лежало, по сути дела. Что могло войти, что не могло… Не знаю. Теоретически, более подробно могло быть освещено детство Петрова, с его другом Сергеем. Это стало некоей фигурой умолчания. Ну, и бог с ним, вполне себе нормально получилось.
— Как вам исполнители главных ролей? Раньше вы рассказывали, что представляли Чулпан Хаматову, когда описывали Петрову. А что по поводу остальных?
— Что-то вроде Чулпан Хаматовой, да. Всё-таки это было неожиданно, но здорово. Режиссёр и работники кастинга умеют выбирать людей именно так, как оно того требует. Поэтому я просто был рад. Тимофей Трибунцев меня обрадовал почему-то больше всех, он играет несколько эпизодических ролей. В общем, я просто видел и радовался.
— Фильм уже показали на Каннском фестивале, и стало известно, что он выйдет в прокат более чем в 30 странах. После такого успеха вы заметили возросшее внимание зарубежной аудитории к своему творчеству?
— Я не могу никак это отслеживать. Я заметил возросшее внимание со стороны российской аудитории, в основном журналистов. У меня, по-моему, вчера был более или менее спокойный день. А все остальные в течение двух недель я только и делал, что давал интервью.
— Как вам такой режим?
— Бывало и посложнее. Как-то на Московской книжной ярмарке было несколько интервью, а потом ещё добавилось. Тогда ещё коронавирус не бушевал, но я приехал простывшим. Когда выходил, буквально, думаю: где-нибудь упасть бы уже и лежать. А теперешняя ситуация вполне комфортная.
Сейчас замечательно, что проходят видеоконференции, когда не надо особо никуда двигаться. Просто включаешь телефон, даже не компьютер. Насколько это всё стало удобно, не напрягает никоим образом. Разве что, есть некое ожидание интервью, потом оно протекает — всё это слегка утомляет. Но не сложнее, чем до магазина сходить.
— Ваш роман ещё до экранизации перевели на несколько языков. После премьеры фильма планируются какие-то новые адаптации?
— Вроде на китайский собираются переводить.
— Как думаете, книгу примет аудитория с другим менталитетом?
— Я даже не представляю — это настолько далёкая культура. С одной стороны, вроде бы близкая, древняя, взаимопроникаем мы друг в друга. Но при этом, мне кажется, в Китае о нас знают меньше, чем мы о них. Там китайский календарь, гороскопы, китайская медицина, кунг-фу. А мы для них — как территория. Может быть, русская классика немножко известна, какие-то мультфильмы, которые сейчас появляются... У меня никогда нет особых ожиданий. Пускай всё идет как идет. От моих ожиданий ведь ничего не изменится.
— У вас всегда было такое отношение или раньше вы больше волновались о том, как читатели примут книгу?
— Было просто интересно, куда это всё деть. То есть, я написал что-нибудь и думаю, где бы это опубликовать. А особых ожиданий не было. Конечно, хочется, чтобы люди читали твои книги. Но ты на это всё равно никак не можешь повлиять, хоть убейся. Можно вложиться денежно (не знаю, в маркетинг, во всё, что угодно), и всё равно это будет бесполезно. Искусство — такая вещь... Люди просто внезапно выбирают, загораются чем-нибудь — фильмом, картиной, песней, или книгой. Есть, конечно, профессиональные маркетологи, которые умеют многое продвигать. Но, по-моему, никакими деньгами нельзя заставить запомнить песню.
— А к критике как относитесь? Так же спокойно?
— Я бы не сказал. Мне, конечно, положительная критика нравится больше, чем отрицательная. Я стараюсь оградить себя от того, чтобы злиться на людей, которые пишут что-то сугубо отрицательное. Пытаюсь беречь свои нервы, не читаю ни про себя, ни про других, в этом плане — чтобы не сердиться лишний раз.
— Тем, что читатели пишут, интересуетесь?
— Раньше между читателем и писателем существовала пропасть. Читатель посылал писателю письмо, а тот мог его просто не прочитать. Сейчас эти письма в сети, они публичны, и это здорово. Между произведением и откликом на него сейчас самое минимальное расстояние за всю историю человечества. Исключая те времена, когда театральных актёров могли помидорами закидывать.
— Все экранизации неизбежно сравнивают с первоисточниками, и те часто выигрывают, а фильмы подвергаются критике. Как вы считаете, с чем это связано? Чего не хватает кинематографистам, чтобы удачно перенести то или иное произведение на экран?
— Дело даже не в том, что не хватает кинематографистам. Иногда и автору не хватает терпения или понимания, чтобы принять то, что делает режиссёр. Станислав Лем же «Солярис» Тарковского не очень хорошо принял. А зря, получается. Хотя вроде бы и роман его, и он имеет право реагировать как хочет, но в исторической перспективе оказался не прав. Непонятно, как это работает. В итоге история всех рассудит.
— Как вы относитесь не к прямым экранизациям, а к фильмам, в которых первоисточник подвергается колоссальным изменениям?
— Если это работает в интерес зрителю и хорошо сделано, то замечательно. Но иногда какие-то вещи переделывают в угоду я даже не знаю чему. Просто так захотелось, что ли. То есть, нет какого-то внутреннего видения, цельной картины у тех, кто это делает. Они пытаются, может быть, в угоду моде что-то менять в первоисточнике. Если получается хорошо — почему бы и нет.
Возьмём экранизацию «Игры престолов». Здравствуйте-пожалуйста. Спасибо создателям огромное. Они, по-моему, зарезали самих себя, да ещё и автора отчасти, потому что сделали это всё раньше. И как на это реагировать?
— У вас есть любимые экранизации, которые, на ваш взгляд, идеально сняты?
— Есть советские забавные экранизации. Я недавно смотрел сериал Говорухина «В поисках капитана Гранта». Он снят настолько здорово, забываешь, что дело происходит вовсе не в Андах, не в Америке, не в Австралии — всё это Болгария или Крым какой-нибудь. Что индейцы — это не индейцы, а какие-нибудь цыгане с болгарами. Об этом просто забываешь. Настолько здорово сделано. Ещё «Серёжа» Веры Пановой, экранизация Данелии и Таланкина — тоже здорово сделано. Я читал, как это снимали — заморочились сильно. И там Бондарчук замечательный, такой… человечный, что ли. Много примеров хороших.
— Вам пока не поступали предложения об экранизации других ваших работ?
— Поступали. Там уже какая-то работа идёт, но пока рано об этом говорить.
— Как вы считаете, какие книги других авторов было бы интересно экранизировать?
— Я не понимаю, почему по Гарри Гаррисону не сделают сериал. По «Стальной крысе», например. Что мешает? Первоисточник и с юмором, и пацифистский, и какой угодно. Классика… Я за любые экранизации классики.
— Вы активный зритель, следите за новинками кинематографа?
— Сейчас мы с женой смотрим сериал «Выжившие». Нас в разные стороны бросает. Ещё смотрим первоканальный «Шифр». У него очень смешной сценарист. Такая забавная тенденция прослеживается — там почти все женские персонажи, кроме четырёх главных героинь, — они такие плохие, ужас-ужас просто. Их ненавидишь больше, чем преступников, которые убивают людей. Они так сыграны с таким удовольствием... Всё плохо у главных героинь с другими женщинами. Даже иногда эпизодически выйдет — и отличится. Очень смешно.
— Как решили стать писателем? Вы всегда об этом думали?
— В детстве думал. Меня эта мысль зацепила и протащила через всю жизнь. Я и был писателем, просто сначала меня не читали, а сейчас читают.
— Расскажите, как у вас строится работа над очередным произведением. Вы продумываете распорядок дня, планируете какое-то количество материала, которое надо написать, или это всё — вопрос вдохновения?
— Да, я планирую. Сейчас у меня здоровье слегка внесло коррективы в работу, но в основном я человек жёсткого плана.
— Каждый день работаете?
— Да, определённый норматив себе ставлю.
— Бывает, что не пишется?
— Не знаю. По-моему, чем хуже начинается подход к очередной странице, тем удачнее придумывается дальше. Появляется какая-то находка, чтобы сдвинуть всё с места. А бывает, что пишется легко, но потом приходится это выбрасывать. Тоже непредсказуемая штука. Иногда полтора часа работы — и выполнена дневная норма, а иногда целый день себя мучаешь, чтобы написать пару страниц.
Но за день пару страниц всё-таки пишу. Нет каких-то особых способов, нужно просто сидеть, пока не напишешь.
— Приходится иногда совершать насилие над собой?
— Насилие порой есть, да. Любой труд требует определённого насилия над собой.
— Есть авторы, которые по-другому к этому относятся. Тот же Джордж Мартин уже не первый год обещает дописать «Ветра зимы»...
— Просто он уже пожилой, я думаю, ему это не так легко даётся.
— Но он параллельно подключается к другим проектам.
— Знакомая история. Я тоже с удовольствием включаюсь, когда просят что-нибудь написать. Потом себя проклинаю. Но в итоге делаю, как правило.
— В одном интервью вы говорили, что, когда писали «Петровых», подсмотрели сюжетный ход в романе «Покуда я тебя не обрету» Ирвинга. На какие ещё произведения вы ориентируетесь в своей работе?
— Я много где что-то смотрю. Чтение — это, по сути дела, тоже писательская работа. Важно посмотреть, что нравится, как написано, почему. Проанализировать, почему это нравится. Или, допустим, если попалось какое-то неудачное произведение — понять, почему не понравилось, и не повторить ошибку.
— Можете вспомнить что-то из прочитанного недавно, что вам дало какой-то положительный или, наоборот, отрицательный пример, который вы использовали?
— Рассказ Чехова «Мелюзга» меня поразил. А ещё я понял, что наша юмористическая проза — она какая-то не очень весёлая. Все юмористические рассказы Чехова, если вспомнить, с подкладкой из горечи. И Зощенко взять — то же самое. Какого-то чистого юмора, как у О’Генри, нет. С одной стороны, у нас вроде есть над чем посмеяться. А с другой — плакать хочется. Даже передача «Городок», которая выходила в конце 1990-х, в начале 2000-х. Я тут решил глянуть, ретроспективно, и понял, что она очень грустная была.
— Вам какой юмор близок, вот такой или более однозначный?
— Видимо, такой, потому что я это всё перечитываю. И Зощенко, и Чехова, Ильфа и Петрова, или булгаковские какие-то рассказы и фельетоны.
— У вас в «Петровых» очень много разных мелких деталей, которые, может быть, не влияют на основной сюжет, но очень точно создают атмосферу, помогают погрузиться в неё. Расскажите, как вы работаете с этими деталями? Вы выходите, наблюдаете и записываете? Или это всё уже пережитый опыт и игра воображения?
— И то, и другое. Записной книжкой я уже не пользуюсь, просто иногда иду по улице, думаю: вот это надо запомнить, интересная мысль. А хорошая мысль, хорошее сравнение не забудется. Придумываешь обстановку, или пейзаж, и хочется что-то туда добавить поинтересней. Потому что, если скучно описывать пейзаж, его, как правило, просто просматривают дальше, до следующего диалога.
— Есть и более чувственные моменты. Например, звуки во время дождя, которые усиливаются, когда герой в дождевике. Это какие-то ваши личные воспоминания из детства?
— У меня был жёлтый дождевик, да. Мы ходили в лес, собирать землянику, и я там случайно раздавил об рукав ягоду. Это пятно так въелось... А потом этот дождевик куда-то делся. Позднее, когда разбирали вещи, он нашёлся. Я его носил, будучи ребёнком, и удивился, что был таких небольших размеров.
Да, что-то из жизни, а что-то придумывается. Всё черпать из реальности, с одной стороны, невозможно, а с другой, — откуда же ещё черпать?
— Существует мнение, что работа писателя в большей степени состоит из редактирования. Вы согласны с этим?
— Да.
— Сколько раз вам нужно переписать текст, чтобы вы были довольны?
— Я каждое предложение переписываю. Хорошо, что сейчас Word позволяет бесконечно это делать. Потом ещё идёт редактура с издательством, или с журналом, и это наиболее утомительная часть. Просто кажется, что уже всё, текст сдал, а нет, надо вернуться, опять перечитать. Это уйму времени занимает — примерно половину.
— Как вы считаете, обязательно ли иметь профильное образование, чтобы стать успешным писателем? Или это просто вопрос личных качеств — таких как наблюдательность, например?
— Самокритичности, в большей степени. И важно не быть совсем глупым человеком, надо хотя бы хоть что-то прочитать за свою жизнь, уметь сравнить это с тем, что ты хотел написать, и что получилось. Нужно уметь критически посмотреть на сюжет, на героев, как это всё выглядит со стороны. Многие молодые авторы присылают рукописи, и у них… Это похоже на современных инфлюенсеров. Они себя в текстах выставляют, героя рисуют не таким, каким он будет интересен. Это как бы их альтер-эго, с их мыслями, очень причёсанными, как правило, и с очень причёсанной жизнью, что не очень интересно выглядит. Примерно так же, как фотографирование возле клумбы с попыткой выдать это за какую-то поездку.
— Каким, по-вашему, должен быть герой, чтобы заинтересовать читателя?
— Он не должен быть каким-то конкретно. Надо просто смотреть, какой получается герой у вас. А для этого нужно побольше читать, чтобы сравнивать с тем, как получалось хорошо у других людей.
Чтение — один из прекрасных способов начать писать лучше. Профильное образование тоже кому-то очень сильно помогает, как и непрофильное.
— Есть книги, которые необходимо прочитать всем писателям?
— Нет.
— Даже классику?..
— Да, можно не читать. Классики много. Её за всю жизнь не перечитаешь. Только какого-нибудь Дюма можно полжизни читать.