«Дело» Германа-младшего: лучше не будет, чем сейчас

«Дело» – камерная драма, появившаяся на свет сугубо благодаря пандемии: когда из-за локдауна и закрытых границ Герману-младшему пришлось прервать разработку и съёмки одного из своих перспективных проектов – картины «Воздух» – он вспомнил об отложенном в долгий ящик сценарии фильма, рабочее название которого, к слову, «30 дней, 30 ночей» (а именно столько по времени занимает домашний арест главного героя; в параллельной программе Каннского кинофестиваля «Особый взгляд» фильм так и назывался – «Домашний арест»). Ленту сняли всего за месяц, чуть больше занял постпродакшн. И это чувствуется. Нет, никаких откровенных косяков в плане картинки или звука, просто получилось не очень фактурно. Когда есть придирки, но нет конкретики, говорят, что не ощущается фактура. Да, ещё можно упрекнуть Германа за мискаст. Главную роль – роль преподавателя провинциального вуза, обвинённого коррумпированной властью в хищении средств на проведение научной конференции, исполнил Мераб Нинидзе, специально прилетевший в Россию на съёмки. Компанию ему составили Анна Михалкова, Александра Бортич, Александр Паль, Светлана Ходченкова и Роза Хайруллина. Сам Нинидзе неплох, безусловно, хорошо отыгрывает, но поведение его героя просто не укладывается в голове, не коррелирует с заданным сценарным образом. Просто не может лингвист, профессор, специализирующийся на поэзии Серебряного века, повесить на балконе рукописный плакат со словами «Мы знаем, кто здесь настоящий вор», это просто, что называется, «ужасно, нелепо, бессмысленно», никак не вяжется с психотипом героя. В «Деле» хватает таких сцен, взятых будто не из нашего времени: это и студенты, пришедшие поддержать своего преподавателя, и иностранная студентка из Поднебесной, которая готова бросить учёбу и вернуться на родину, если дорогой Давид Гурамович не сможет быть её научным руководителем. Их взаимодействие, их связь – ну просто чистая набоковщина. И чистый анахронизм. Намеренное включение подобной линии в сюжет едва ли чем-то обосновано.

Давид – слепок современного либерала, правда, несколько обезображенный налётом пропаганды: он за всё хорошее и против всего плохого, он за «жить не по лжи», но вот как за всё это бороться, он, этот умудрённый опытом профессор, совершенно не представляет, в связи с чем, собственно, от нечего делать постит на своей странице в соцсети неуместный коллаж с мэром, который совокупляется со страусом (зрителю, кстати, сам арт-перформанс приходится додумывать, его так и покажут на экране; зритель и сам в положении арестованного – его не выпускают посмотреть на судебное заседание, не показывают побег профессора к матери в больницу и так далее). И выглядят это жалко. «Нам нужна парламентская республика» – эта и подобные ей реплики прекрасно передают концентрированную несостоятельность персонажа Нинидзе. И складывается ощущение, что Давид – это собирательный образ оппозиционера, который, по словам президента Путина, ничего не делает для развития страны и ничего не предлагает, а только и может, что критиковать: «Я хочу, чтоб не крали!». Он ничего не может противопоставить системе. Не человек, а недоразумение. Уже хорошо, что его не выставляют образцовым интеллектуалом, личностью высокой нравственности и морали, напротив – это мелочный, вспыльчивый и заносчивый человек, который хоть и говорит, что если кого и мучает, то только самого себя, докучает всем этим неживым, условным персонажам, которыми Герман наполнил сюжет: требует от бывшей жены копии документов, подтверждающих факты коррупции в мэрии, от дочери, которую когда-то самолично выгнал из дома – прощения, от врача – внимания и заботы, от следователя, фаната Оруэлла (ну смешно же, да?) – чтобы тот отпустил его на похороны. Его правда никому не нужна: ни матери, которая спокойно парирует – «При Петре воровали, при Екатерине и даже при коммунистах воровали», ни следователю, который позже признается, что на него давили, ни даже суду – адвокат Михалкова выиграет это дело, но только потому что мэра снимают. И всё, вот такой иррациональный финал.

Было бы слишком просто проводить параллели с делом Кирилла Серебренникова, фигуранта печально известного дела «Седьмой студии». Сам Герман признаётся, что идея сценария «Дела» пришла ему в голову ещё до задержания режиссёра, ещё много лет назад, и Герман отдельно подчеркивает – все совпадения случайны. В то же время считать, что «Дело» – это своего рода упрощённый «Горгород» (есть же мэр, есть обвинение и есть месть, есть даже человек из мира литературы), тоже неверно. Да, нельзя не заметить христианские мотивы (мы имеем банальное противостояние Давида и Голиафа, только Давид, как говорят, уже не тот), но канва повествования здесь куда проще. Сам режиссёр и вовсе заявляет, что для него «Дело» даже не является «политическим кино», напротив – сюжет, по словам Германа, глубоко личный. Обозлённый на весь мир мастер откровенно говорит, что ему плевать на то, что думает зритель. «Это история смерти моей мамы» – и никак иначе. Пусть будет. Будет и прецедент: режиссёр социальной драмы о мстительном чиновнике, коррупции и, как говорил Михал Михалыч Жванецкий, о «вечной борьбе невежества с несправедливостью» из одному ему понятных соображений нарекает её чуть ли не байопиком, превентивно, в зародыше пресекая возможные конфликты с властью. И нет, это не про «посадки за картинки» и не про преследования за посты в социальных сетях, не про гонения на деятелей культуры и даже не про коррупцию. Просто проверьте, все совпадения слу-чай-ны. Парадокс. Герман предупреждал, что «сторонникам демократии» картина может не понравиться. Но нет, Алексей Алексеевич, им не нравится раболепство, не нравится, когда режиссёр начинает вертеться как уж на сковородке: нет, никакой политики, вам померещилось. Я, на голубом глазу заявляет Герман, «не демократ и не патриот», попутно нахваливая силовиков и уверяя, что даже в реплике героя Нинидзе о том, что адвокатов ему посоветовали «Лена и Лёша» (они же Елена Окопная и Алексей Герман, верно?), такой выбор имён – это что-то между импровизацией и вынужденными правками.

Хочется попросить режиссёра не держать людей за идиотов, зритель видит то, что видит, не надо пытаться доказать, что не верблюд. Впрочем, у Германа и «Дюнкерк» Нолана – фильм «художественно и драматургически слабый». У нас с ним слишком разные видения. Его право. Но у него есть (ну как «есть»… снимается) наш ответ Чемберлену – тот самый «Воздух» с Аглаей Тарасовой и Сергеем Безруковым. Вот тогда мы дадим прикурить Голливуду! «Вот тогда и приходите, вот тогда поговорим». Забились!