Не тот самый Мюнхгаузен
В МХТ очередная премьера - «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена», правдивая история в двух актах, сочиненная Виктором Крамером при участии Константина Хабенского, поставленная первым со вторым в главной роли.
Взглянув на название и действующие лица, зритель воскликнет - да это же тот самый Мюнхгаузен. Нет, барон, да не тот. Не совсем. Авторы, как сообщается на сайте МХТ, перечислили среди главных источников реальную жизнь барона, его рассказы, «частично записанные, частично сочиненные» Рудольфом Эрихом Распе, немецким поэтом Готфридом Августом Бюргером и др., а еще были взяты имена персонажей сценария Григория Горина «Тот самый Мюнхгаузен».
Непросто поставить спектакль, как бы продолжающий выдающуюся работу Горина и Марка Захарова. В Театре Пушкина не так давно сделали ремейк «Дома, который построил Свифт», получилось добротно, но подняться к оригиналу (вот задача, вот это труд), все же не удалось. Крамер же выводит свою работу из обязательных сравнений достаточно радикальным расхождением содержания. Да, герои те же, разве что Мюнхгаузен-младший чуть симпатичней персонажа Леонида Ярмольника и даже проникается в конце идеями отца, да и герцог реализован иначе. Но главное, что пьеса совсем другая.
Мюнхгаузен Виктора Крамера не борется за дополнительный день, у него другая проблема, он хотел построить еще один мост, а народ оказался против. В результате барон чуть не утонул и умирает - с этого и начинается пьеса. Сидящие у смертного одра горинские персонажи, две жены, сын, адвокат и бургомистр, обсуждают бытовые вопросы. Все меняет прибывший из Лондона экземпляр книги Распе. Барон оживает, начинает возмущаться искажением своих историй, а родные и близкие заинтересовываются гонорарами, между тем в действие плавно входят непосредственно «враки», то есть, фантазии барона, которые начинают проигрывать сам Мюнхгаузен и все, кто оказываются с ним рядом.
Это немного напоминает момент из вероятно самой знаменитой работы режиссера Крамера - «Снежного шоу» Славы Полунина. Там, где детская кровать превращается в плывущий корабль. Кстати, сотворчество с Полуниным объединяет Крамера с Терри Гиллиамом, создателем еще одной прекрасной версии истории о бароне Мюнхгаузене. Атмосфера «Врак» близка фильму Гиллиама.
Итак, рассказы барона Мюнхгаузена становятся тканью всего спектакля, тут и олень, конечно, с деревом на лбу, и разнообразные медведи (в одного перевоплощается первая жена Якобина, и ей предлагается проглотить оглоблю), и лиса, которую следует вывернуть наизнанку (эта роль достается второй супруге Марте), и разрубленный конь, и вытаскивание себя за волосы. Истории снабжаются некоторыми выводами, вроде того, что из задней половины не следует делать героя, а вытаскивать себя за волосы нужно регулярно.
Барон Мюнхгаузен в прочтении Крамера-Хабенского - герой сложный, будто впитавший в себя понемногу от всех своих знаменитых друзей, Шекспира, Коперника, Леонардо. У барона то проскакивает гамлетовская безуминка, то по-брехтовски он восклицает, что война - это не то, что можно быстро остановить. Или даже словно Карл Маркс предрекает налог на воздух. Собственно, в друга всех коперников и леонардо барона превратила еще горинская мысль, список друзей не может ограничиваться одним только прошлым.
Мюнхгаузен, в отличие от Дон-Кихота, которого, кстати, Крамер и Хабенский тоже рассматривали (и про которого тоже снял фильм Гиллиам) с ветряными мельницами свое отвоевал, если воевал, ему, как в песне Юрия Лозы, «стало за тридцать, самое время мечтать». Зато фантазии такие качественные, что в современном мире быть бы Карлу Фридриху Иерониму лучшим сценаристом сериалов и супергеройских фильмов. А Мюнхгаузен как персонаж со свитой сверхспособных слуг прекрасно вписался бы во вселенную «Марвел».
«Сегодня, как никогда, его время. Мир вокруг стал очень жестким и сложным, и нам очень трудно что-то в нем изменить. В то время как попытаться придумать свой собственный мир – это, наверно, какого-то рода выход, пусть и временный», - так говорил Виктор Крамер о своем герое в интервью «Театралу».
Конечно, «Враки» прекрасны с эстетической точки зрения, музыка, сценография - все на соответствующем Московскому художественному театру высоком уровне. Торчащий вверх мост, будто перенесенный из Зарядья, во втором акте превращается в корпус космического воздушного шара, а полотнище чуть не выносят в зал, чтоб накрыть людей, словно опять же в Snow show.
Финальную сцену Горина переплюнуть (доплюнуть) трудно, поэтому у Крамера вместо подъема по лесенке в небо предпринимается затяжной полет всей компанией к Юпитеру. Полет сопровождают очень земные заботы остальных членов театроэкипажа о завещании умирающего барона и дальнейшем креативном музейном кластере его имени. С такими ребятами до Юпитера, конечно, не долетишь. Но насчет барона Мюнхгаузена очень сложно что-то сказать наверняка.