Горячий кавказец тяжелой промышленности. 135 лет со дня рождения Серго Орджоникидзе

Первому народному комиссару (министру) тяжелой промышленности СССР очень не повезло с исторической памятью. Нет, как раз объектов, названных в его честь, в Советском Союзе было очень много — притом не десятки, а сотни! Даже сегодня, спустя почти треть века после распада СССР, имя Орджоникидзе можно отыскать среди площадей и проспектов по всей России — например, в Саратове, Екатеринбурге и Якутске. Но жители поселка Орджоникидзевский в Карачаево-Черкесии, поселка городского типа Орджоникидзе в Крыму или села Сергокала в Дагестане сегодня вряд ли смогут изложить хотя бы азы биографии "товарища Серго".

С серьезной исторической памятью ему действительно не повезло. В советское время вышло несколько приглаженных и вполне лубочных биографий, а в постсоветское — о нем почти забыли. Орджоникидзе не был замечен в репрессиях 30-х годов, потому ему не досталось даже "разоблачительного" внимания, которым исход минувшего века щедро наделил Сталина, Берию, Жданова, Маленкова, Хрущева и иных исторических деятелей эпохи раннего СССР. В отличие от темы репрессий, тема индустриализации Советского Союза после 1991 года не была популярна ни у академических историков, ни у читающей публики. Поэтому имя "товарища Серго" почти забылось. Попробуем в день 135-летия со дня его рождения хотя бы кратко осветить жизненный путь этого человека, в реальности сыгравшего важнейшую роль в истории нашей страны первой половины XX века.

Дворянин с фельдшерским дипломом

Григорий Константинович Орджоникидзе родился 24 октября (12 октября старого стиля) 1886 года в горном грузинском селе Гореши. Тогда, в позапрошлом веке, то были земли Кутаисской губернии, сегодня это север Грузии, примерно посередине между непризнанными республиками Абхазия и Южная Осетия.

По законам Российской империи будущий член правительства СССР мог считаться потомственным дворянином. Однако его отец, Константин — или на местном наречии Котэ — Орджоникидзе был настолько небогат, вернее сказать, даже беден, что лично сеял кукурузу, а зимой уезжал работать погонщиком быков в расположенный неподалеку городок Чиатура, где работал знаменитый на всю Российскую империю марганцевый рудник.

Мать Григория Орджоникидзе умерла всего через полтора месяца после рождения мальчика. Отец ушел из жизни, когда ребенку было всего 12. Несомненно, это сказалось на характере будущего наркома тяжелой промышленности. Впрочем, родственники не оставили сироту и сумели дать ему неплохое по меркам той эпохи образование. Наш герой окончил начальное школьное училище в поселке Харагули (тогда он не мог подозревать, что в Советской Грузии с 1949 по 1989 год этот поселок будет называться в его честь, Орджоникидзе), а затем начал учиться в фельдшерской школе в Тифлисе, как тогда именовался город Тбилиси.

Фельдшер — в наши дни это среднее медицинское образование. Но более столетия назад, когда половина народа не умела даже читать, фельдшерский диплом значил и весил куда больше. По меркам своей эпохи юный дворянин Григорий Орджоникидзе был весьма грамотным и просвещенным. Впрочем, в годы медицинской учебы будущий "товарищ Серго" научился и совсем другим вещам. Тифлисскую фельдшерскую школу он окончит в 1905 году, в разгар Первой русской революции, — и будет к тому времени уже вполне убежденным противником монархии и сторонником радикальных социал-демократов.

Нелегальной организацией марксистов в Тифлисе тогда руководил Виктор Курнатовский, к тому времени прошедший аресты и ссылки, хорошо знакомый с Лениным. Именно это знакомство предопределило будущее молодого дворянина с фельдшерским дипломом.

Личный друг Ленина и Сталина

Первый арест Орджоникидзе пережил в 18 лет — в 1904 году его уличили в хранении запрещенных книг и газет. По окончании фельдшерской школы юный бунтарь отправился работать в Абхазию, но думал уже не о профессии, а о революции. Спустя несколько месяцев, в декабре 1905 года его арестовывают по подозрению в причастности к хранению уже не запрещенной литературы, а нелегального оружия. В стране в те дни, напомню, вовсю бушует революция. Даже в Москве гремят баррикадные бои, по всему Закавказью стреляют.

Согласно законам Российской империи Григорий Орджоникидзе еще несовершеннолетний, его выпускают из тюрьмы под залог, и… юноша уже навсегда становится революционером-подпольщиком с партийным псевдонимом-прозвищем Серго. Раздобыв при помощи товарищей фальшивый паспорт, он едет в Баку, работает медиком на нефтяных промыслах и продолжает нелегальную политическую деятельность. Именно там и тогда Григорий познакомится и подружится со Сталиным — правда, его новый друг тогда еще не знал, что станет носить это имя и сделает его известным всему миру...

С Кобой, как тогда звали будущего вождя СССР, юный Серго подружился на всю жизнь. Вероятнее всего, они впервые познакомились в камере №3 центральной тюрьмы города Баку. Даже спустя годы и десятилетия они оставались на "ты" и обращались друг к другу по именам и старым товарищеским прозвищам — что в окружении Иосифа Джугашвили в годы его пребывания на политическом олимпе было уже редкостью.

С 1906 по 1912 год революционер Серго проведет весьма бурно. Новый арест, приговор о вечной ссылке в Сибирь, побег из Енисейской губернии. Бежит за границу, в Персию, как тогда назывался Иран. Там тоже бушует своя революция, и Орджоникидзе даже несколько месяцев повоюет в отрядах местных противников шахской власти. Серго оказался и вполне талантливым журналистом — его очерки о бурных событиях в Персии успешно публиковались под псевдонимом в газетах Тифлиса.

Вскоре Орджоникидзе, недавно сбежавший из Сибири, от иранских берегов Каспия отправляется на другой конец света — в Западную Европу. Неподалеку от Парижа он учится в политической школе, организованной стараниями Ленина. Сталин уже был близким приятелем и другом нашего героя, но с тех пор начинается и его дружба с Владимиром Ульяновым. Вождь революции очень редко кого публично называл своими друзьями, но Серго был исключением. "Лично принадлежу к числу его друзей и работал с ним за границей в эмиграции…" — напишет позже Ленин, уже занимая пост главного правителя СССР.

Впрочем, в том 1911 году еще никто даже в фантазиях не мог представить, что на месте Российской империи возникнет некая другая страна, с другим именем. По заданию Ленина "товарищ Серго" нелегально возвращается на земли царской монархии, чтобы подготовить проведение всеобщего съезда революционных социал-демократов. По итогам этой работы Орджоникидзе избирают в Центральный комитет созданной Лениным политической партии большевиков. С тех пор герой нашего рассказа неизменно считался — и по праву был! — одним из ведущих лидеров самой революционной, самой радикальной фракции среди всех российских оппозиционеров и противников царской монархии.

В те годы такая роль требовала немалого личного мужества и фанатичной убежденности в правоте своих идей. До революции 1917 года Григорий Орджоникидзе в общей сложности более восьми лет проведет в царских тюрьмах и ссылках.

"Либо черкес, либо грузин…"

Весной 1912 года Серго арестовали, когда он с чужим паспортом нелегально находился в Петербурге. Следующие три года он провел в камере Шлиссельбургской крепости, самой суровой царской тюрьмы. Затем последовала ссылка на вечное поселение в Якутию — до берегов реки Лены заключенный Орджоникидзе шел по каторжным этапам, закованный в кандалы.

В Якутск он попал весной 1916 года. Полицейские власти планировали отправить его еще дальше — за 800 верст от столицы Якутии, на берега реки Вилюй, где сегодня располагается приполярный городок Нюрба. В советское время именно там будет работать штаб геологической экспедиции, нашедшей знаменитые якутские алмазы. Эти драгоценности из якутских недр тогда искали не для украшений, а именно как технологический материал, необходимый для тяжелой промышленности. Той тяжелой промышленности, что в начале советских времен создавал именно Орджоникидзе.

Но вернемся на 105 лет назад, в 1916 год. На берега Вилюя наш герой так и не попал, остался на берегах Лены. В Якутске тогда не хватало медицинских работников, и с каторжника Орджоникидзе здесь сняли кандалы. Он стал фельдшером местной больницы с правом проживать почти свободно.

Эта условная свобода подарила 30-летнему Григорию не только возможность общаться с такими же ссыльными товарищами, но и любовь, семейное счастье на всю жизнь. Судьбоносная встреча состоялась в селе Покровском, куда Орджоникидзе приехал как практикующий врач. Сегодня это город Покровск, примерно в 66 км от Якутска.

Его будущая жена так вспоминала первую, неожиданную встречу:

"Впервые я встретила Серго в пасмурный сентябрьский день 1916 года. Вместе с подругой мы шли по широкой улице села. Нам повстречался худой и стройный кавказец. Он был одет в поношенное осеннее пальто. Шапки у него не было, и ветер разметал его длинные вьющиеся волосы.

— Кто это? — обратилась я к подруге.

— Новый фельдшер ... — подруга помолчала… — Либо черкес, либо грузин.

Мы прошли мимо.

— Откуда он? — вновь спросила я.

Подруга пожала плечами.

— Не знаю..."

Женой Григория Орджоникидзе стала Зинаида Павлуцкая, дочь православного священника, работавшая учительницей церковно-приходской школы в селе Покровское. Судя по немногим дошедшим до нас воспоминаниям, 22-летнюю девушку первоначально покорили не только яркий демонический облик "либо черкеса, либо грузина", но и его отношение к детям. Зинаида позднее описала сценку, как фельдшер Орджоникидзе пришел по вызову в многодетную семью ее знакомой:

"У Кати было много детей. Однажды заболел ее десятилетний сын. Был приглашен фельдшер. Когда он вошел в комнату, у стола играли трое малышей. Они с испугом взглянули на фельдшера. Его большие черные глаза, усы и взлохмаченные волосы внушали им страх.

— Цыган! — они закричали и спрятались под столом. — Это цыган!

Фельдшер вошел в комнату, где лежал больной мальчик. Он заботливо осмотрел ребенка и прописал лекарства. Ничего страшного — обычный грипп.

Дети по-прежнему со страхом поглядывали на "цыгана". Он подошел к ним и в шутку стал вытаскивать их из-под стола. Сначала ребятишки отбивались и пищали, но вскоре веселая добрая улыбка фельдшера успокоила и воодушевила малышей. Уже через пять минут они были друзьями. Ребята сидели у него на коленях, а он щекотал их пушистыми усами и учил грузинской пословице…"

Вообще до наших дней дошел целый ряд независимых воспоминаний — от самых разных людей, написанных в разные годы и даже разные эпохи, — о трогательном отношении Орджоникидзе к детям. Их он явно любил от души и искренне. Совсем как свою революцию.

"Фельдшер наш совсем помешался…"

Как-то в первые дни марта 1917 года в дом Зинаиды Павлуцкой вошел местный якут, возивший фельдшера Орджоникидзе по соседним поселениям и улусам. Как вспоминала те минуты Зинаида:

"Пельсер быть, — сказал возница-якут, часто моргая своими узкими глазами, — букытып ирянь халбыт, итирик ду. Ырета день тюрга быха солу.

По-русски это значило: — Фельдшер наш совсем помешался, либо пьян. Он всю дорогу кричал и пел…"

Григорий Орджоникидзе действительно всю дорогу был вне себя от радости — в Якутске он получил известие о революции в Петербурге. Для "навечно" ссыльного отныне менялось все.

Он тут же устремился в столицу. Правда, в те времена дорога с берегов Лены на берега Невы была долгой. По пути, на пароходе фельдшеру Орджоникидзе даже пришлось принимать роды. Лишь к началу лета 1917 года он вместе с юной женой добрался до Петербурга и тут же с головой окунулся в круговерть всех революционных перипетий, готовя уже новую революцию.

В столице поверженной монархии тогда пребывали многие его товарищи по дореволюционному подполью, включая Сталина и Ленина. С Лениным наш герой вновь встретился, когда тот снова скрывался в подполье, на этот раз уже не от царского, а от Временного правительства. Они не виделись шесть лет, и Серго не сразу узнал своего старшего товарища, сбрившего из соображений конспирации усы и бороду.

К осени 1917 года Орджоникидзе вновь среди первых руководителей большевиков. Но накануне эпохальных октябрьских событий он все же успел съездить в родные места на Кавказ — совместив личные и политические дела. Не только проинспектировал организации большевиков в Грузии, но и отвез молодую жену к родственникам.

Вернувшись в Петроград он принял активное участие в свержении Временного правительства, а новый, 1918 год Орджоникидзе встретил далеко и от революционного Петрограда, и от родного Кавказа — на Украине. Правительство Ленина назначило его "Чрезвычайным комиссаром района Украины".

На три с лишним года для него начинается водоворот Гражданской войны. Григорий Орджоникидзе — убежденный революционер, грамотный фельдшер, небесталанный журналист — станет храбрым полевым командиром и способным организатором. За следующие несколько лет он побывает в боях, будет ходить в атаки против белых, разоружать бунтующих анархистов, воевать и договариваться с разнообразными горцами Кавказа.

Об этой части его жизни можно снять настоящий боевик. Там будут и сцены перестрелок на заснеженных горных перевалах, и бурные каспийские волны — когда Орджоникидзе на парусной лодке пробирался по морю из Баку в Астрахань, страдая от того, что черной икры было вдосталь, а вот хлеба не было совсем… Будут сцены боев и сцены спасения разграбленного анархистами золотого запаса.

Подробный рассказ о всех нередко смертельно опасных приключениях нашего героя в 1918–1921 годах занял бы целую книгу. Скажем кратко: перипетии Гражданской войны привели к тому, что с 1920 года именно Серго стал главным представителем советской власти на Северном Кавказе и в Закавказье. Присоединение к Советской России земель Азербайджана, Грузии и Армении — это в первую очередь заслуга "дворянина Кутаисской губернии" и убежденного большевика Орджоникидзе.

"Нужно примерно наказать товарища Орджоникидзе…"

Существует широко распространенный стереотип о горячем кавказце — вспыльчивом, с повышенно буйным темпераментом и несдержанной экспрессией. Это стереотип. Но вот наш герой был именно таким. Горячий кавказец — это именно про Серго Орджоникидзе.

Что характерно, свидетельствуют об этом не только разные мемуары, которые могут быть пристрастны, но и холодные документы той эпохи. Например, телеграммы, которыми "председатель Кавказского бюро" партии большевиков Орджоникидзе обменивался с Лениным и всем правительством Советской России.

Весной 1920 года красные войска заняли Азербайджан, и "товарищ Серго" буквально требовал от Москвы скорейшего занятия Армении и Грузии. Умевший быть острожным Ленин это запретил, ведь на западе как раз началась большая война с поляками за Белоруссию и Украину. Когда из Москвы в адрес Орджоникидзе на один из красных бронепоездов пришла телеграмма с повторным запретом воевать против Грузии, горячий грузин Орджоникидзе буквально взорвался.

Об этом ярко говорит сам текст телеграммы, слишком эмоциональный: "Само собой понятно, что все распоряжения нами выполняются с точностью и, конечно, нет никакой надобности их повторять. Ни один красноармеец на территорию Грузии не вступал, меня поражает, каким образом вы верите лживым заявлениям… Мы все считаем спасение погибающего грузинского правительства непоправимой ошибкой, но нечего говорить, что все ваши распоряжения будут выполняться нами очень точно и непреклонно… Имейте в виду, что раз отданные распоряжения, вам нет надобности повторять, я их выполню, каковы бы ни были мои взгляды..."

Кстати, в той переписке Орджоникидзе проявил весьма хорошее и тонкое понимание психологии разных народов Кавказа. "Получается впечатление, что мы, христиане, покорив Азербайджан, оставили Грузию и Армению в стороне…" — писал он Ленину весной 1920 года. И это "мы" — "мы христиане" — конечно ведь не про большевиков и даже не конкретно про Советскую Россию, а много шире: про всю русскую цивилизацию.

Армению и Грузию наш герой присоединит к советской стране чуть позднее, в начале 1921 года. Самое горячее — во всех смыслах горячее — участие он примет и в определении дальнейшего статуса закавказских республик в едином государстве.

Многие друзья и товарищи Орджоникидзе по дореволюционному подполью выступали либо за самостоятельность Грузии, либо за ее широчайшую автономию. Наш герой же был сторонником идеи большого и крепко управляемого из единого центра государства. К любым проявлениям "самостийности" народов бывшей Российской империи он относился отрицательно. По воспоминаниям очевидцев, Орджоникидзе любил цитировать грузинского поэта Акакия Церетели: "Прежде всего, я грузин, так как я рожден грузином, но это не означает того, чтобы я стремился построить свое счастье на несчастье другого народа. Моей мечтой является всеобщее счастье всех народов".

Ровно век назад, при создании Советского Союза, среди большевиков развернулась бурная дискуссия о статусе и правах союзных республик. Орджоникидзе был явно за сильный центр, крепко контролирующий все автономии. И в Закавказье его споры со сторонниками более глубокой федерализации вскоре дошли до ругани и даже рукоприкладства. В 1922 году горячий кавказец Серго назвал соперников "спекулянтами" и "духанщиками" (от слова "духан" — грузинский кабак с вином, символ пьянства). Те в ответ, тоже ведь горячие кавказцы, обозвали его "сталинским ишаком" — Серго не стерпел и полез в драку, побил обидчика.

С инцидентом по поручению Ленина разбирался лично главный чекист Феликс Дзержинский. Он, тоже сторонник сильного государственного центра, встал на сторону Орджоникидзе. Ленин считал иначе. "Нужно примерно наказать товарища Орджоникидзе", — писал он к членам партии, но тут же подчеркивал: "Говорю это с тем большим сожалением, что лично принадлежу к числу его друзей и работал с ним за границей в эмиграции…"

Рождение индустриализации и смерть наркома

Но даже "наезд" со стороны самого Ленина не остановил партийно-государственную карьеру нашего героя. До 1926 года он фактически руководил всем Закавказьем и Северным Кавказом. Затем перешел в центральные госорганы СССР — несколько лет в ранге зампреда правительства страны возглавлял Рабоче-крестьянскую инспекцию, аналог современной Счетной палаты.

5 января 1932 года Григорий Константинович Орджоникидзе возглавил только что созданный Народный комиссариат (министерство) тяжелой промышленности. В сущности, он возглавил всю экономику огромной страны — абсолютно всю, за исключением лишь части сельского хозяйства (хотя сельхозтехника тоже была его вотчиной) и потребительской торговли.

В эту огромную структуру входили десятки управлений целыми отраслями. Вот далеко не полный перечень всех главков и главных управлений Наркомтяжпрома — главные управления авиационной промышленности, строительной промышленности, химической промышленности, электротехнической, промышленности вооружений и боеприпасов, Главсельмаш, Главстанкоинстумент, Главточмаш, Главрезина, Главцветметобработка, Главалюминий… Уже после смерти Орджоникидзе его наркомат разделят аж на семь отдельных наркоматов-министерств!

Словом, в ключевые годы индустриализации СССР почти всей его экономикой непосредственно руководил Серго Орджоникидзе. И едва ли эта титаническая работа была легче, чем его деятельность в разгар Гражданской войны.

При всех издержках социально-политических процессов той эпохи наша страна в те годы продемонстрировала удивительный экономический рост. Многие отрасли промышленности, многие инженерно-конструкторские школы были созданы буквально с нуля. Только перечень индустриальных достижений и объектов, созданных в 1932–1937 годах под руководством Орджоникидзе, займет целую книгу — и куда более толстую, чем книга о его приключениях и деятельности в годы дореволюционного подполья и Гражданской войны.

Под его непосредственным руководством было построено более восьми тысяч различных заводов! Включая такие гиганты, как Кузнецкий металлургический комбинат, и сегодня один из крупнейших в России, или знаменитый Авиазавод в Комсомольске-на-Амуре, ведущий производитель нашей боевой авиации и в XXI веке.

Один из отцов и главных менеджеров советской индустриализации умер 18 февраля 1937 года. По официальной версии — от "паралича сердца", как тогда именовали инфаркт. Много позднее, уже после смерти Сталина, когда Хрущев в своих политических целях рьяно разоблачал репрессии, появилась и широко распространялась версия, что Серго Орджоникидзе застрелился.

Возникали позднее и куда более фантастические слухи, что его застрелили либо даже убили прямо в кремлевском кабинете Сталина. Впрочем, даже явные недоброжелатели диктатора СССР из постсоветских научных кругов считали и считают подобные версии мифами, urban legend.

Что же с версией о самоубийстве? При всей предвзятости хрущевских времен, ее нельзя исключать. Орджоникидзе был сторонником Сталина, но разделял далеко не все сталинские методы, не раз открыто переживал по поводу внутрипартийной борьбы, чрезмерно и кроваво обострившейся как раз к 1937 году. Накануне смерти "товарища Серго" в Грузии был арестован его родной брат, Павел Орджоникидзе. Шли аресты и среди его сотрудников, творцов индустриализации. Все это не могло не сказаться на душевном и физическом состоянии наркома тяжелой промышленности.

И все же версия с сердечным приступом кажется предпочтительнее. Человек, прошедший все ужасы Гражданской войны, бесстрашный полевой командир скорее сам застрелил бы кого-то… Горячий кавказец — это ведь еще и оборотная сторона слишком нервного темперамента и натуры, не способствующей долгой жизни. Треть века Григорий Орджоникидзе жил с надрывом — подпольная борьба, тюрьмы, война, тяжкий труд форсированной индустриализации. Спустя двадцать лет после революции 1917 года он уже не был стройным джигитом, в которого без памяти влюбилась дочка православного священника. На фото последних лет его жизни перед нами предстает весьма постаревший и пополневший, грузный кавказец, почти старик с седыми усами.

С конца 20-х годов Серго Орджоникидзе болел, лишился одной почки, удаленной из-за туберкулеза. Так что его естественная смерть в самом начале рокового 1937 года кажется весьма вероятной. Впрочем, всей правды о последних днях "товарища Серго" мы не знаем. Остается лишь, сквозь все советские и антисоветские мифы, помнить главную правду о его жизни — горячий кавказец сделал очень многое для развития отечественной промышленности.