История о том, как рай превращается в ад. "Альфа & Омега" в "Геликон-опере"

Оперу, написанную молодым композитором под заказ или даже классику XX века, по традиции уже почти сто лет называющуюся современной оперой? Это замечательно, конечно, но с "Сердцем красавицы" по кассе ей тягаться трудно. Решение поставить оперу израильского композитора… Кто-нибудь знает хоть одну постановку израильской оперы в оперных театрах России? Вот то-то и оно. Да ещё и на иврите. Мало кто в России может представить себе, как звучит оперная вокальная фактура на иврите. Ну хорошо, с итальянским языком в опере соревноваться невозможно. Но, забегая вперёд, скажу, что к моему изумлению, иврит в опере звучит лучше и фонетически комфортнее, чем немецкий или французский. Гиль Шохат. Фото: Ирина Шымчак И в связи с этим, пусть даже и раньше, чем это традиционно принято в рецензиях на оперные спектакли, хочу обратить внимание на совершенно фантастическую по качеству артикуляцию хора театра (главный хормейстер Евгений Ильин). На хор в этой постановке ложится не только огромная чисто вокальная нагрузка, не только пение на языке, в котором нет никаких "романо-германских" знакомых лексических точек отсчёта, не только достаточно большой объём музыкального материала (потому что сюжет, идея, пафос и мораль либретто основаны в значительной степени на массовых сценах – одна из линий напряжения). Спектакль так поставлен, что в нём практически на равных существует и вокальное и хореографическое начало. И хореограф-постановщик Эвальд Смирнов вместе с руководителем-постановщиком Дмитрием Бертманом выстроили спектакль таким образом, что движение и звук в нём практически нераздельны. "Альфа & Омега", Анна Пегова (Омега) и Юлия Горелова (Первый гибрид). Фото: Ирина Шымчак Перед спектаклем, когда дирижёр-постановщик Валерий Кирьянов говорил о работе над спектаклем, он обратил внимание на один из хоровых номеров, когда хор и оркестр существуют в разной музыкальной стилистике. "В этом номере оркестр целенаправленно создаёт гигантское атональное напряжение, а хору нужно не сбиться, остаться в тоне и в последней точке сойтись с оркестром. До сих пор этот номер всегда купировали. У нас впервые опера звучит без купюр. Я восхищён работой артистов, это фантастика!". Спектакль полностью подтвердил его слова. И всё же, начнём с начала. Израильский композитор Гиль Шохат рассказал об истории замысла этой оперы. Когда он был ещё подростком, он побывал в тель-авивском музее на выставке работ Эдварда Мунка, и двадцать литографий "Альфа и Омега", созданных в 1908 году, посвящённых сюжету о первых людях на Земле, произвели на него неизгладимое впечатление. Собственно, несколько библейских глав о человеке, утратившем рай, открывают огромное поле для размышлений, неважно, речь идёт о философии или искусстве. "Альфа & Омега", Иван Грызлов (Альфа). Фото: Ирина Шымчак В 2001 году опера "Альфа & Омега" (авторы либретто Дори Манор и Анна Германн) была поставлена в Тель-Авиве и стала знаковым явлением в истории израильской оперы. Когда "Геликон" был на гастролях в Израиле, Дмитрию Бертману подарили видеокассету с записью оперы. Он её, разумеется, посмотрел и послушал музыку и в своё время, так же, как и у Шохата, идея дозрела. "Эта музыка невероятно эмоциональная, она невероятно образная, она основана на огромном музыкальном опыте планеты. Я увидел здесь абсолютную свободу и искренность, и мне это очень понравилось. Эта опера как раз о том, как мир может меняться от рая, который мы не замечаем, как он может превратиться в ад", - сказал Дмитрий Бертман. "Альфа & Омега", Анна Пегова (Омега) и Иван Грызлов (Альфа). Фото: Ирина Шымчак Конечно же, первых людей на Земле зовут Адам и Ева. Но, поскольку идея оперы представляет собой интерпретацию известного сюжета, своего рода размышления, лишь основывающиеся на известных библейских строках, а главные герои являются более символами, чем персонажами, то и имена у них – не имена, а символы – Альфа и Омега, символы начала и конца. Альфа и Омега на острове, вначале царит идиллия, они влюблены друг в друга, но дальше появляется Змей, обольстивший Омегу, и от этого рождаются первые гибриды-змеёныши. А дальше Омега обольщает Медведя, Тигра, Осла, Кабана, Гиену, которого (потому что Гиена это он) потом убивает. После убийства Альфой Омеги, рождённые ею полумонстры-полулюди мстят Альфе за убийство матери и на острове остаётся лишь поколение гибридов, разрушивших рай. И, разумеется, Змей. Сюжет, прямо скажем, достаточно безрадостный (но тут уж ничего не поделаешь, такова правда жизни, мы этих полумонстров наблюдаем чаще, чем хотелось бы), к тому же он внушает некоторые опасения по поводу его сценической реализации. И здесь Д. Бертман и режиссёр спектакля Илья Ильин изумляют очередным режиссёрским парадоксом – при всех сюжетных вводных опера поставлена более чем целомудренно. Акценты расставлены не на конкретных событиях и тексте как таковом, а на экзистенциальных последствиях этих событий. Более того, это же не события, это притчи. И притчи, рассказанные оперным языком. "Альфа & Омега". Фото: Ирина Шымчак Художник-постановщик Павел Драгунов создал мир полуабстрактных очень лаконичных, ярких и меняющих свой цвет "кактусообразных" форм, среди которых и происходят события. Строго говоря, за исключением этих вытянутых вверх форм и ярко-красного, почти багрового запретного плода всё, что происходит на сцене – это монохромные оттенки чёрно-серо-белого. В этой гамме выполнены и костюмы Софьи Тасмагамбетовой. И весь этот цветовой контекст поддерживает художник по свету Денис Енюков. "Альфа & Омега" - это опера в самом настоящем смысле, если говорить о её качестве применительно к вокалу. Это структурно ясная композиция, состоящая из арий, ансамблей и хоров. Это страстная музыка, воплощённая в музыке, которая предполагает вполне пуччиниевский уровень накала. Это драматургически точно выверенное развитие вокальных партий и, если говорить именно о вокальной драматургии, то главными действующими лицами становятся Змей и Омега. Причём, у Омеги - наиболее яркая динамика развития образа – от полной безмятежности до предельного драматизма и гибели. Анна Пегова и вокально, и драматургически безукоризненно провела всю эту линию от начала и до конца этой чрезвычайно напряжённой роли, по вокальным затратам близкой к уровню Пуччини и Вагнера. Иван Гынгазов (Альфа) великолепен в этой своей роли и артикулированность его произношения позволила услышать музыкальные возможности иврита. Юлия Никанорова (Змей) – само воплощение органичности сочетания пения и движения. Её изломанная пластика, воплощающая образ зла, но зла нерефлексирующего, абсолютно натурального, "природного", является своего рода визуализированным лейтмотивом главного "мотора" драмы. Фото: Ирина Шымчак Медведь (Дмитрий Скориков), Тигр (Пётр Морозов), Кабан (Георгий Екимов), Осёл (Виталий Фомин) и Гиена (Александр Бокарев), находящиеся в начале последних времён, так сказать, отцы-основатели этого нового мира гибридов, следуя за музыкой Шохата, вокально и актёрски абсолютно точно попадают в образ. Гиль Шохат в зависимости от потребностей свободно использует любую музыкальную стилистику и технику – от тональной музыки до сонористики. При этом иной раз возникают музыкальные ассоциации с музыкальным языком Скрябина или Дебюсси, Пуленка или голливудского оркестра, но это всё звучит совершенно органично, не производя ощущения эклектики. И, конечно, это просто шикарные вокальные партии, позволяющие раскрыть все возможности певца. И, конечно же, обращает на себя внимание партитура, несколько перегруженная, но очень ярко расцвеченная и, так же, как и вокал, требующая мастерства и физических сил от оркестрантов. Как спектакль начинается с сольной фразы – на кларнете in Es её исполняет Анна Дырул, так и заканчивается – Майя Бакум исполняет труднейшее соло на гобое. В программке перечислены более полутора десятков солистов оркестра, для которых композитор ничего не пожалел и ни в чём себе не отказал. А спектакль заканчивается очень просто – великий манипулятор Змей, испытующе глядя в зрительный зал, протягивает всем нам гранат, запретный плод, символ искушения и соблазна.