Татьяна Чердынцева: «Муж помог мне полюбить себя»

Звезда фильма «Ученица Мессинга» — о перипетиях судьбы, преодолении страхов и о том, как изменилась жизнь после тридцатилетия

Татьяна Чердынцева стала известной после главной роли в фильме «Ученица Мессинга», но в мистику не очень верит, хотя при этом верит в судьбу. Она не боится рисковать, а еще во всем видит плюсы и, наверное, поэтому выигрывает, попадая в серьезные ситуации, такие как автомобильная авария или лихорадка на Бали. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера». — Таня, вы вся в работе, как обычно? Вы же по количеству ролей просто рекордсмен среди ровесников… — У меня только что закончились съемки в полнометражном фильме «Храм» (сценарист и режиссер Рауф Кубаев). Забавно, что после прочтения сценария я восприняла эту историю как драму, это же играла на пробах. Но на первой же читке режиссер сообщил нам, актерам, что мы снимаем черную комедию. Нас это очень удивило. Хотя в сценарии, безусловно, присутствует ирония. Надо было просто поменять отношение к происходящим событиям. — Ну так и «Чайка», и «Вишневый сад» — комедии. А вам, может быть, по натуре свойственно более драматичное восприятие событий? — У меня просто очень большая эмоциональная амплитуда (улыбается), я многое принимаю близко к сердцу, если радуюсь, у всех, кто рядом, — праздник. А когда печалюсь, то, как правило, сублимирую это в поэзию. К счастью, у моего супруга отличное чувство юмора, и ему всегда удается вывести меня на позитивный лад, у него я научилась относиться к сложным жизненным ситуациям не как к трагедии, а как к приключению. И негативный опыт — тоже опыт. — Вы способны создавать иллюзию хорошего настроения на съемочной площадке, например? — Это не иллюзия. Это скорее умение переключаться и все свои проблемы оставлять за пределами работы, будь то театр или съемки. — А что вас может легче всего расстроить? — Все зависит от моего настроения. Иногда это абсолютная мелочь, глупость. Но может случиться и что-то посерьезнее не того сиропа в кофе (смеется) или оттоптанного ботинка. Меня выводят из равновесия те же вещи, что и остальных, я думаю. Предательство, хамство, наглость, в работе — равнодушие к общему делу. — Стихи у вас получаются печальные или, наоборот, легкие или ироничные? — И печальные, и размышления, бывают и ироничные. Порой начинаю за упокой, а заканчиваю за здравие. (Смеется.) Иногда пишу после ярких впечатлений: от события, просмотренного фильма… Что удивительно, сама я больше люблю прозу. — Как действуете в плохом настроении: добиваете себя грустной музыкой, печальным фильмом или пытаетесь сменить вектор? — Бывает, что я смотрю какой-то фильм, который уже сто пятьдесят раз переворачивал душу, или, наоборот, хочу чего-то жизнеутверждающего. Но абсолютно точно всегда спасает спорт. Я каждый день хожу на тренировки, это очень заряжает. Причем начала в тридцать лет, во время карантина. Раньше меня было не заставить пойти в спортзал, мне казалось, что это скучно. Также я занимаюсь балетом, верховой ездой и джигитовкой, йогой, недавно пошла на Pole dance (хореография на пилоне). Мне интересно исследовать возможности своего организма. Этой зимой я приехала к мужу в экспедицию на Алтай и впервые встала на сноуборд. — Вы такая бесстрашная? Даже сноуборд небезопасен… — Я на самом деле отчаянная трусиха. Но мне интересно бороться со своими страхами. Моя мечта прыгнуть с парашютом как раз потому, что у меня страх высоты. — И зачем вам это тогда? И не надо… — Мама тоже говорит: «Тань, а зачем? Ты же актриса, девочка», а мне хочется попробовать. Интересно! Может, я адреналиновый наркоман, не знаю, но думаю, что когда-нибудь на это решусь. (Смеется.) — А мужу вы говорили, что хотите прыгнуть с парашютом? — Конечно, может быть, мы вместе это сделаем. (Смеется.) Муж с юности занимался альпинизмом. Я с ним пару раз посещала скалодром, и он отметил, что у меня к этому способности. Я маленькая, чувствую свое тело и могу хорошо распределять свой вес во время прохождения трассы. Это мне тоже понравилось. Конечно, на отвесные скалы я бы не пошла, но в горы на какую-то более легкую трассу, думаю, отправилась бы с удовольствием. — Меня немножко удивляет, когда актеры выбирают такие адреналиновые виды спорта, ведь сама профессия способствует его выработке. — А может быть, именно потому, что в профессии настолько привыкаешь к адреналину, в обычной жизни его уже не хватает. Многие каскадерские трюки я делать не буду, но когда мне постелили маты и режиссер спросил, смогу ли я сама выпасть из окна второго этажа, подумала, что это не так страшно, метра полтора-два. Меня проконсультировали каскадеры, что нужно челюсть держать закрытой, чтобы не клацнуть зубами, голову прижать к груди — сгруппироваться. На репетиции я тут же забыла про зубы, но все прошло удачно. А риски я всегда соизмеряю со своими возможностями и опытом. — Вы говорили про балет, а вы же танцевали в детстве? — Нет, это была легенда. (Смеется.) Мне позвонил кастинг-директор, спросил, занималась ли я балетом, потому что нужна была актриса с балетным прошлым. Я сказала: «Да, конечно», — спросила: «Что нужно?» — мне ответили, что видео, где я танцую, и срок — неделя. А я же с детства занималась в оперном театре, и у меня есть знакомые артисты балета. В тот момент я как раз была в Минске со спектаклем и решила на недельку задержаться. Позвонила своему знакомому Гене Калинковичу, замечательному артисту балета и уже педагогу, и спросила, сможет ли он меня за неделю поставить на пуанты. Он решился попробовать. Уже после первого занятия мои пальцы были в кровавых пузырях. Дальше я перед каждым уроком брызгала обезболивающее средство, заматывала ноги, через сорок минут повторяла процедуру и танцевала. И так пять дней. В итоге мы записали видео — довольно неплохо получилось, должна сказать. Но меня не утвердили. Я не подошла по возрасту, выглядела более юной, чем нужна была героиня. А мне так понравилось заниматься, что я решила продолжать. — Вы сказали про оперный театр… — У нас в Минске при Большом театре был детский музыкальный театр-студия. Во взрослых спектаклях мы играли эпизоды, пели детские хоровые партии в операх и балетах. А в опере «Кот в сапогах» и мюзикле «Питер Пэн» были заняты только дети. В тринадцать лет я уже сыграла свою первую главную роль и поняла, что хочу заниматься драматическим искусством, а не идти по стопам родителей-музыкантов. — Вы окончили театральную академию в Минске. Но вначале же пробовали поступить в Москве. Почему не удалось? — Я два года официанткой подрабатывала, чтобы на Москву накопить. В пяти вузах проходила туры и дошла до конкурса в двух. Но в последний момент пролетела. В Щуке мне сразу сказали: «Ты старая». Мне было девятнадцать лет. Но я не расстроилась, поступила в Минске в академию, а потом меня сразу брали в два театра. Да и не грезила я Москвой так уж сильно, поехала только потому, что ехали все. К тому же у меня все так прекрасно складывалось в родном городе. Но это было давно, не помню уже, почему не поехала пробовать снова. — Давно? Прошло всего-то немногим больше десяти лет. — У меня жизнь такая насыщенная, что иногда я не помню, что было вчера, порой мне кажется: «Господи, какая я старая!» (смеется) — а бывает, чувствую себя шестнадцатилетним подростком. Человек настроения. — Я встречаю в интервью ваши фразы со словами: «С возрастом…» — и смеюсь. Были ли у вас моменты неприятия своего возраста? — Не поступив в Москве, я вернулась домой как раз в день своего рождения, мне исполнилось двадцать лет. Я выпила за столом бокал шампанского и сказала: «Ну, поздравьте меня, пошел третий десяток» — и расплакалась. (Смеется.) На самом деле я никогда не хотела расти. Возможно, на это очень повлияла моя первая роль в спектакле «Питер Пэн», это моя любимая сказка. Детство — самое прекрасное время, и когда Венди вырастала, я смотрела из-за кулис на девочку, которая играет меня повзрослевшую, и плакала. Может быть, я всегда понимала, что так прекрасно уже никогда не будет. И поэтому после двадцатилетия дни рождения меня не особо радовали. (Смеется.) — А сейчас? — После тридцати лет и карантина мое отношение к этому несколько изменилось. Я начала открывать для себя столько нового, и это прекрасно и удивительно! Я расту и развиваюсь и уже адекватно воспринимаю себя. Раньше смотрела на экран и скручивалась буквой «зю», думала: «Боже, почему вы меня вообще снимаете?» Мне казалось, что я тут недоиграла, тут переиграла, в общем, все не то, куда ни плюнь. — А внешне себя как воспринимали? — Спасибо кино, узнала, что я симпатичная. Смотрясь в зеркало, я вообще никогда не ассоциировала себя со словом «красотка». — В вас не влюблялись мальчики, не завидовали подруги, и родители не говорили, что вы хорошенькая? — Нет, в меня многие влюблялись. Но все, кто нравился мне, на меня не обращали внимания. Я никогда не была ни страшненькой, ни красивой, была обычной, правда, знала, что обаятельная, располагаю к себе. А когда в Минске меня взяли на одну из первых больших ролей в сериал «В ожидании любви», и кастинг-директор Ольга Романова сказала: «Ну вот, появилась у нас в кино еще одна красавица», для меня это стало открытием. В смысле — красавица? Кто, я? И потом, глядя на себя в кино, я не понимала, где же они увидели красотку. Единственное, у меня лицо как пластилин, что на нем нарисуешь, то и будет, и я играла и красивых, и дурнушек, и провинциалок, и светских львиц. — Повлияло ли то, что вам стали говорить такие приятные слова, на ваше самоощущение как женщины и на ваши отношения с противоположным полом? — На какое-то время да, но потом у меня случились очень разрушительные отношения. Многие девушки сталкиваются после такого с заниженной самооценкой, ты считаешь себя и неталантливой, и некрасивой, недостойной. Я очень долго от этого отходила, мне несколько лет понадобилось, чтобы снова полюбить себя. — Сколько длились эти отношения? — Два года. Потом я маму спрашивала, почему она мне не сказала, что это ужасно, если все видела. На что она мне ответила, что намекала, но не могла высказать напрямую, потому что я бы все равно ее не послушала. Мама — очень мудрая женщина, она никогда мне не давала непрошеных советов. И спасибо ей за это, потому что потом я бы обвинила ее в собственных ошибках. Все закончилось в двадцать четыре года. Когда я поняла, что человек способен сделать больно не только морально, решила, что надо заканчивать. Было очень тяжело, но это сыграло в плюс, все в копилку профессии, я уже знала, что можно пережить, как пережить. — Хорошо, что вы сами завершили эти отношения… — О, было еще очень сложно отвязаться от него, такие люди питаются энергией, он приклеился как банный лист. (Смеется.) Через несколько лет я встретила своего будущего супруга. Он помог мне полюбить себя. — А как вы относитесь к критике? — Раньше относилась более болезненно, возможно потому, что в детстве родители развелись, и все успехи, которых я добилась, случались потому, что я пыталась заслужить папину любовь. Я безумно благодарна его жене, она мудрая женщина, за то, что она всегда относилась ко мне как к родной, я часто гостила у них. В общем, я в прекрасных отношениях с папой, с тетей Таней (жена отца) и с их дочерью Настюшей, которая младше меня на семь лет. Но в детстве, конечно же, папу очень ревновала, завидовала сестре. Со временем все эти глупости закончились. Я их очень люблю. И при всей моей самокритике иногда люблю похвастаться. Мама порой даже спрашивает: «Таня, как в тебе уживаются такие разные люди? То ты говоришь, что совсем никчемная и бездарная, а то — что прямо Брюс Всемогущий». — А не в любви никогда не было такого, чтобы вы тянулись к человеку, но он ставил дистанцию? — Это все происходит на интуитивном уровне, какая-то химия. Вряд ли она может случиться с тем, кому я не нравлюсь, или наоборот. С теми, с кем я дружу, мы прошли очень разные этапы в жизни. Друзья готовы принимать меня такой, какая я есть, и я их берегу. И самый близкий мой друг — мама. Вот она терпит за всех, с ней мы, естественно, и ругались, и мирились. Мне так стыдно, что из-за юношеского максимализма, из-за своей резкости я иногда обижала ее. Наверное, потому что мы были близкими подругами, я не всегда чувствовала эту грань, не умела сдержаться. Сдержанности и уважительному отношению к родителям можно поучиться у моего мужа. — Здорово, что вам встретился такой хороший человек, и ходить далеко не надо было… — Да. Мы познакомились на площадке, он звукорежиссер. Я всегда была против служебных романов, и у меня их никогда не было. Просто я впервые приехала в Петербург, никого там не знала и вообще впервые снималась не в Беларуси. Было страшно. И поддержать некому. Плюс «Ученица Мессинга» — масштабный проект. Моя ответственность зашкаливала, и вообще не знаю, как выдержала все, потому что физически было очень тяжело, и я находилась в постоянном состоянии стресса. А Саша шутил, поддерживал, мы подружились, потом стали близки, но я сказала: «Нет-нет, давай будем и дальше дружить?» — на что он ответил: «У нас два выходных, давай я тебе хотя бы Петербург покажу». И вот он уже почти шесть лет показывает мне город. (Смеется.) — А почему вы говорили «нет» — было страшно после тех отношений пускаться в новые? — Во-первых, я не считала, что мне это нужно, у меня сейчас более важное, ответственное дело, во-вторых, ничего не хотелось, потому что на тот момент, когда я ехала в Петербург, развязалась с очередным романом. (Смеется.) Мой бывший сказал мне тогда, что любовь на расстоянии невозможна. И отпустил меня. Я переживала, думала: «Все, пущусь во все тяжкие» (смеется), но не успела, потому что познакомилась с будущим мужем. Я была почти уверена, что мы с Сашей расстанемся после окончания съемок: я вернусь в Минск, он останется в Питере. А когда мы уже заканчивали снимать, оставалось два дня, приехала мама с мужем погостить. И тут на съемках меня сбил наш игровой автомобиль. В больнице я сказала: «Саша, скажи маме, что я ногу растянула, или еще что-нибудь придумай». Но маму же не удержишь, она все равно приехала в больницу, ужасалась, но он ее успокоил, уверил, что позаботится обо мне. И действительно ночевал у моей палаты. Выглядела я совсем не красавицей тогда, а он целовал меня в здоровую щеку и говорил: «Ты у меня самая красивая». Человек, будучи со мной всего четыре месяца, взял на себя ответственность за меня и моих родных, и это, конечно, подкупило. Любви, наверное, тогда с моей стороны еще не было, только сильная симпатия, поэтому я и не думала про будущее с ним, но благодаря его поступкам это чувство взросло во мне со временем. — Вы про аварию говорите очень сдержанно, но это же было серьезно и страшно? — Я вообще не собиралась никому ничего рассказывать. Но Ольга Мигунова, реальная ученица Мессинга, упомянула об этом в прессе. И понеслись расспросы. Врать я не хочу, в подробности ударяться тоже. Это случайность. Жаль, что так сложилось. Но слава Богу, что все обошлось. И огромное спасибо продюсерам, которые повели себя достойно и позаботились о том, чтобы все было хорошо! — Вы терпеливая? Имею в виду, страх, боль… — У меня пониженный болевой порог. Сначала я ничего не чувствовала, шок, а потом очень сильную боль. А еще я уколов боюсь, Саша поехал со мной в «скорой», мне хотели что-то вколоть, но я сказала: «Уколы мне будет делать только он». Две недели я провела в больнице, потом муж сделал мне подарок — путешествие на Шри-Ланку. Он знал, что смена места и новые впечатления вылечат меня от депрессии. Запрещал мне смотреть в зеркало. Мы съездили на десять дней, я старалась не загорать — большая шляпа, закрытые руки, spf 50, и когда вернулись, на мне практически все зажило, оставалось замазать лишь пару синячков, и мы вошли в кадр. — Несмотря на то, что произошла такая история, вы считаете, что вам везет в жизни? — Я никогда не считала, что у меня есть суперталант, поэтому всегда достигала всего упорством и трудолюбием. Но тем не менее мы же понимаем, что трудолюбивых людей в нашем мире полно, а многое решает случай, удача. Мне просто везло. Может быть, потому, что я неплохой человек (улыбается), судьба предоставляет шансы, а я старюсь их не упустить. Да, я везучая, потому что благодаря этой аварии произошла переоценка ценностей и я по-настоящему оценила Сашу, его отношение ко мне. — Муж ваш ровесник? — Он старше меня на пять лет. — Таня, а вы считаете себя женственной? — Если честно, я понятия не имею, что это такое. Возможно, я и балетом увлеклась и стрип-пластикой для того, чтобы научиться этой женственности, потому что я на самом деле пацанка. В детстве у меня мальчишек-друзей было больше, чем девчонок. Мы играли в машинки и в казаки-разбойники, это было гораздо интереснее, чем куклы. К моим годам уже надо бы разбираться в стиле, но я ничего в этом не понимаю. В жизни я ношу футболки и джинсы — мне так комфортно, удобно. А если куда-то надо выйти в свет — тут на помощь приходят мои подружки — художники по костюмам. — Когда вы рассказываете про путешествия, говорите, что можете отведать в Азии новое блюдо в местах, где едят только местные, вы все-таки рисковая… — Да, я не боюсь экспериментировать и пока ни разу ничего такого, тьфу-тьфу-тьфу, не случалось. Единственное, в свадебном путешествии я заболела лихорадкой Денге. Но это уже комары виноваты. (Смеется.) — Ничего себе, какой ужас! Где это было? — На Бали. Хорошо, что наше путешествие длилось месяц, потому что неделя у меня выпала совершенно, я была в бреду, у меня впервые случались галлюцинации. А еще страховая почему-то отказалась помогать, поэтому лечились дома народными средствами. Дело в том, что Денге не лечится, и максимум, чем могут помочь в больнице, — прокапать витамины. Местные посоветовали пить сок сирсака и гуавы. Я неделю ничего не ела, была температура сорок, только пила эти соки. — И при этом вы говорите, что везучая? Хотя да, вы же выздоровели… — Вот именно! Смертность от этой лихорадки пятьдесят процентов. И валялась я в очень красивом месте. (Смеется.)