19 ноября исполнится 88 лет со дня рождения поэта Валентина Столярова

Обнаженная чистота слова В предисловии к последнему сборнику поэта его друг, редактор Николай Богомолов написал: "Лирика Валентина Столярова - гимн настоящей любви, святой и грешной, сладкой и соленой, от которой пляшется и плачется, но всегда любви, одухотворяющей и возвышающей любящих". Столяров родился в 1933 году. Трагедия, которая произошла в его семье, когда он был еще ребенком, - арест и гибель отца Василия Чижова - оставила след на всю его жизнь. Отец был одним из самых образованных людей в журналистской среде. За что и поплатился в 1937-м, указав заместителю редактора на ошибку в передовице. Тот приписал слова Троцкого Ленину, после замечания Чижова исправил неточность, а затем донес на него. Отца расстреляли. Жизнь маленького Вали была сломана. Мать вскоре умерла. Сирота какое-то время скитался по чердакам, милиция отловила его и отдала в детский приют. Потом его забрали к себе родственники и для безопасности дали чужие фамилию и отчество. Видимо, отцовские гены сыграли свою роль, и Столяров после окончания десятилетки поступил на филфак пединститута. И еще он стал писать стихи, полные жизнелюбия. "Писать о жизни - праздник для души! Труднее жить и быть самим собою В счастливый час любви на поле боя, В столичном многолюдье и в глуши". Оказавшись в свое время в ситуации подмены, вынужденной фальши, поэт всю жизнь хотел прорваться к предельной искренности - в поступках и творчестве. Одной из таких попыток была его поэма "Слово о разорванном круге", где Столяров рассказал о трагической судьбе отца и людей его поколения, которых постигла та же участь. "Памяти всех тех, чьи судьбы сломаны и жизни оборваны в 30-х, 40-х - с любовью и скорбью", - написал он на первой странице рукописи. - Наша дружба и любовь основывались на том, что у нас была тайна, - рассказывала вдова писателя Ирина Ефимовна. - Наши родители были репрессированы, и мы сразу об этом сказали друг другу. А ведь об этом мало кто тогда говорил. Перипетии судьбы поэта стали материалом для творчества. Однажды, в одной из наших бесед он сказал: "Я всегда писал о том, что пережил. Искренне и честно. Мне кажется, люди устали от трескучей эстрадной поэзии. Мне бы хотелось, чтобы на читателя воздействовала обнаженная чистота слова". Куйбышевское книжное издательство выпустило его первый сборник "Я иду по земле" в 1959 году. Потом были и другие, и ни одна из книг Столярова не залежалась на полках магазинов. В 1962 году Валентин Алексеевич прочитал в политехническом институте смелую по тем временам "Балладу о командирах". Один из слушателей сообщил об этом в соответствующие органы, и автору пришлось пройти через унизительную процедуру воспитательно-профилактических бесед. В следующем году Столяров поехал на целину с рюкзаком за плечами. Встреченные там люди и обстоятельства не совпадали с лакированными картинками той эпохи. Обо всем, что он увидел и почувствовал, он написал в поэме "Дорога за горизонт", которая вошла в одноименную книгу. Это произведение идеологические цензоры забраковали как "очернительскую поэму, шельмующую нашу молодежь". Столярова после этого два года не издавали. Таких историй было немало в его творческой биографии. Он знал тысячи стихов - не только своих и классиков русской литературы, но и собратьев по перу. И встречи с друзьями, душевные беседы порой заходили далеко за полночь. Еще Валентин Алексеевич был необыкновенно чуток к слову. Лучшего редактора, чем Столяров, в Самаре не было. Он "вынянчил" целое поколение самарских поэтов. Острый язык По воспоминаниям современников, Столяров сочетал в себе доброжелательность и взрывной темперамент. Если видел плохое стихотворение, его слово могло стать "раскаленной иглой". Одним четверостишием он мог показать неприглядную сущность того или иного человека. Некоторые из коллег не любили его за острый язык. Даже жаловались на него в партийные органы. Его религией была истина, говорит сын поэта Дмитрий Столяров. - В середине семидесятых мы с ним несколько раз спорили насчет политического строя, - вспоминает он. - Я тогда разделял социалистические убеждения. В 1975 году вышел многосерийный фильм "Юркины рассветы" о жизни современного казачества. И он очень резко, на грани грубости, высказался об этом фильме. Я недоумевал. Мы с ним спорили. И он тогда кричал: "Ты разве не видишь, что у нас в стране все разваливается?" Об этом же Валентин Алексеевич кричал в стихах со всей силой своего поэтического темперамента: "Кто судьбину такую, Россия, И за что тебе начертал? Все оболгано стерпит бумага! На великих просторах страны, И снегами - песками ГУЛАГа Твои дочери и сыны - Миллионы их занесены. Все развалено... То, что осталось, Что ни враг, ни огонь не слизнул, разворовано... Тут уж не жалость - Тут бы впору кричать "караул!" Только кто ж закричит? Те торгуют, Эти до столбняка напились... За какие ж деянья взыскуя, Так, Россия, казнит тебя жизнь?" "Для жизни дом" Как рассказывала супруга поэта, ему немного надо было в жизни. Любимая печатная машинка, пачка сигарет и тишина. - Он очень часто пел, - вспоминала Ирина Столярова. - Особенно когда готовил и стирал белье. Когда Валентин что-то делал руками, у него всегда было хорошее настроение. И работу эту он воспринимал как счастье. Еще любил готовить. У него был культ приготовления еды. Это приводило его в восторг и тоже было для него творчеством. Частый гость столяровских стихов - осень. Особенно в последние годы. Эти стихи грустны, прозрачны, мудры. "Жду осени. Неведомой. Своей. Идущей не спеша на смену лету. Жду тех высоких и спокойных дней, Пронзительных от тишины и света, Когда чеканно-четок каждый лист, И дали - сразу за стеклом оконным, И каждый звук так полон и так чист - Хоть проверяй настройку камертоном". При жизни Валентин Алексеевич не сберегал себя. Много работал как редактор, не избегал застолий и все пропускал через сердце. Как-то он написал такие стихи: "Мне бы выпить сейчас, да закусить, Да чего-нибудь у Бога попросить. Только кто бы знал, о чем просить его, Если мне уже не надо ничего? Но и все же, обнаглев, я согрешу. Я у Бога легкой смерти попрошу. А в придачу перед тем, как умереть - Вспомнить все и ни о чем не пожалеть". Для поэта очень много значили природа, родные волжские просторы. Это было и отдыхом, и спасением, и свиданием с мирозданием. - Мне на всю жизнь запомнился такой эпизод, - рассказывает Дмитрий Столяров. - Он учил меня кататься на велосипеде в парке, который раньше назывался Молоканским, потом его переименовали в сквер имени Фадеева. Был вечер. Я упал в очередной раз вместе с велосипедом, перевернулся на спину. И увидел над собой кроны деревьев и темнеющее небо, на котором уже зажигались звезды. Я чувствовал в этот миг какое-то единство со всей Вселенной. Отец присутствовал при этом и был включен в эту картинку. У Валентина Алексеевича было особое отношение к лесу. Сосновый бор был его храмом. Мало кто из современных поэтов мог так передать чувство божественного слияния с природой, которое возникает в лесу. "Он торжественно строг по утрам... И когда на заре мне не спится, В его чащу вхожу я, как в храм Входит верующий - помолиться. И, великого смысла полна В ожидании вещего зова, Обступает тебя тишина Та особенная тишина, Что не вдруг-то и выразишь словом. Странный мир! Я понять не могу: Ни тревоги, ни переполоха, Хоть и слышны на каждом шагу Сотни шорохов, шелестов, вздохов... Но уже снизошла благодать На измятую городом душу: Ничего не желать... и не ждать - Лишь молчать, изумляться и слушать". Друзья шутили, что в поиске грибов он был не меньшим профессионалом, чем в поэзии. Столяров очень любил свой дом в Бузулукском бору, где жил последние годы (как он сам говорил, "крошечка в два окошечка"). Одна из его последних поэм так и называлась - "Дом". Вот строчки оттуда: "Нет! Человеку нужен дом - Такой, чтоб встал на землю плотно, Надежно слаженный, добротный, Не на погляд - для жизни дом". Столяров умер в 1997-м. Через год после смерти поэта его дом сожгли злоумышленники.