Фантаст Франк Шетцинг о будущем человечества и инопланетном разуме

Книги немецкого писателя-фантаста Франка Шетцинга расходятся большими тиражами, а экранизацией одного из его главных бестселлеров — романа «Стая» — занимается Ума Турман. В интервью ведущей RT Софико Шеварднадзе писатель провёл параллели между кино и реальностью, рассказал, как научная фантастика предопределяет будущее и из-за чего лучше избегать контакта с инопланетянами. Кроме того, Шетцинг объяснил, почему не стоит тосковать по прошлому без гаджетов и бояться искусственного интеллекта.

— Научно-фантастические сюжеты пишутся на основе действительности и прогнозируемого будущего. Не кажется ли вам, что такая фантастика может предопределять будущее? Способна ли она его формировать?

— Мне кажется, так всегда и было. Вспомним три закона робототехники, которые Айзек Азимов сформулировал в конце 1960-х. Сейчас именно их мы и обсуждаем в контексте искусственного интеллекта и тех же роботов. Также известно, что идея сенсорного экрана была впервые представлена в фильме «2001 год: Космическая одиссея». То есть в плане технологий многое выходит из-под пера фантастов, а затем уже учёные реализуют эти идеи и вводят что-то в оборот.

Если же говорить о философии, то тут я настроен скептически, поскольку в реальной жизни не наблюдал ни утопий, ни антиутопий, описанных такими авторами, как Джордж Оруэлл. Действительность, на мой взгляд, гораздо сложнее и всегда развивается не так, как предполагаешь.

— Да, верно. В детстве меня очень интересовало освоение космоса. Это была великая эпоха советских космонавтов и американских астронавтов. Все писатели-фантасты предрекали, что в будущем мы станем летать к другим звёздам, заселим Марс и Луну. Если начистоту, то мне обидно, что моё будущее, как оказалось, заключено в экране телефона.

— Мне тоже. 2000 год воспринимался как грандиозный рубеж, за которым нас ждёт прекрасное будущее. Все фантасты 1960-х, 1970-х, даже 1980-х рассказывали, как мы будем сосуществовать с инопланетянами, как у нас будет конфедерация, галактическая конфедерация — некое внеземное руководство и прочее.

А что получилось? Нам достались Джордж Буш — младший, Дональд Трамп и Ким Кардашьян. Дела идут даже хуже, чем можно было представить. И никаких значимых перемен. До сих пор ведутся войны, мы по-прежнему живём на планете в отдельных государствах. Так что соглашусь: всё это несколько разочаровывает.

— Если рассматривать идеи сегодняшних фантастов, какие из них, на ваш взгляд, будут актуальны в реалиях завтрашнего дня?

— Мне кажется, речь уже не идёт о каких-то поистине мрачных антиутопиях. Сейчас много рассуждают об искусственном интеллекте. Кроме того, мы начали предполагать, какой на самом деле может оказаться внеземная жизнь. Если брать раннюю научную фантастику, то там инопланетяне всегда в большей или меньшей степени были людьми — воплощением каких-то наших лучших или, наоборот, худших черт. Они никогда не были по-настоящему иными.

Как я уже сказал, мы говорим об искусственном интеллекте, образ мышления которого весьма отличается от нашего, а также о том, что однажды роботы обретут сознание (на данный момент они очень на нас не похожи, и иметь с ними дело будет совсем непросто). И люди начинают размышлять о том, что их ждёт, в таких фильмах, как «Из машины» или «Она»… Или «Прибытие». Во-первых, инопланетяне там мирные. Во-вторых, совершенно не такие, как мы, и люди их не понимают. Упор там сделан на общении.

— По-вашему, нечто подобное могло бы произойти в будущем?

— Думаю, да.

— Если инопланетяне в той или иной форме существуют, то они будут в корне отличаться от человеческой расы и не обязательно окажутся злыми?

— Да… Но сейчас учёные склоняются к тому, что если физический контакт с инопланетянами состоится, то, скорее всего, он не будет мирным. Не так давно вышла интересная трилогия китайского писателя (каждый раз забываю его имя — если не ошибаюсь, Лю Цысиня) — о мире с тремя солнцами… В ней он рассказывает, каково жить в неизведанной вселенной в соседстве с миллионами, а может, и миллиардами разумных цивилизаций, да ещё в условиях, когда все они друг друга боятся.

Вот, скажем, мы с вами встретились, поговорили и довольно быстро поняли, что можем быть друзьями. Но если взять другую цивилизацию, обитающую, возможно, в другой галактике, то общаться будет крайне сложно. Если мы с ними физически встретимся, то, думаю, многое друг в друге будет для нас непонятным, и придётся всерьёз озаботиться вопросами собственной безопасности. Возможно, инопланетяне будут рассматривать возможность нанести удар первыми, так что, если мы их не встретим, считайте, нам повезло.

— Вы пишете замечательные фантастические романы. Так вот, «Стая» и «Тирания бабочки» рисуют пугающую картину будущего.

— Да, но в целях развлечения.

— Научная фантастика не всегда пугает. И мой вопрос о том, только ли ради развлечения это сделано? Человеческий страх — это необходимая составляющая чего-то занимательного?

— Мы по природе своей существа пугающие.

— То есть которые пугают?

— Да. Мы сами всегда находимся в состоянии страха и из-за этого пытаемся наводить его на других, то есть хотим быть пугающими. И по природе своей мы сбегаем, паникуем. Паника — это то, что помогало нам выжить. Мы многого боимся, да.

— Если выбирать между высказываниями: «Люди смотрят в будущее с волнением и интересом» и «Люди смотрят в будущее скорее со страхом», какое вы выберете?

— В данный момент они очень боятся будущего. А вообще, это всегда зависит от того времени, в котором мы живём.

Сразу после Второй мировой войны была угроза, связанная с холодной войной, — все боялись атомных бомб. Но когда мы начали понемногу это преодолевать, когда миновал Карибский кризис и ничего не произошло, а затем русские и американцы начали друг с другом разговаривать, стал расти оптимизм. Внезапно мы увидели «Звёздные войны», затем фильм «Инопланетянин», очень позитивные работы Стивена Спилберга, который говорил: «Нет, они будут мирными. Нас ждёт славное будущее, потому что сейчас мы живём в технологическую эпоху». Человечество смотрело в грядущее с большим оптимизмом.

Ты видишь климатический кризис, результатом которого становится наплыв мигрантов. Изначально они прибывали по политическим причинам, но в ближайшем будущем множество людей, вероятно, будут искать более подходящие места из-за изменения климата.

Есть множество вещей, которые вызывают у людей большой страх. И они мечтают вернуться в такое прошлое, какого никогда не существовало, кроме как в обещаниях популистски настроенных лидеров. И в эти дни, пытаясь говорить с людьми о надежде, оптимизме и полезных технологиях, я всегда натыкаюсь на отторжение, чуть ли не рефлекторное: «Нет, всё плохо». В общем, с этим нужно что-то делать.

— Давайте поговорим о том, какими будут люди на Земле лет через 20, 30, 50. Посмотрите на интернет, который вбирает в себя всё — взять хотя бы соцсети. Наши привычки совершенно изменились: мы уже не ловим такси и не ходим по магазинам. Даже свидания и секс стали проще в интернете, чем в реальной жизни.

— Я знаю тех, кто по-прежнему занимается этим в реальной жизни.

— Да, но чем дальше… И меня это пугает, потому что я отношусь к тому поколению, которое родилось, когда интернета в повседневной жизни не было. Но вот я смотрю на более молодое поколение и таких потребностей уже не вижу... И у меня есть ощущение, что с интернетом полностью меняется то, что мы представляем собой как человеческие существа. Поэтому и хочу спросить у вас (ведь вы, как фантаст, по-своему прогнозируете будущее): какими людьми мы будем через 20, 30, 50 лет?

— Здесь нет чего-то определённого. Мы постоянно были и будем в состоянии изменения. Нет таких финальных точек, когда можно сказать: «Всё, теперь мы идеальны» или «Всё, мы утратили своё безвозвратно».

Мне достаточно лет, чтобы помнить жизнь без интернета и мобильных телефонов. И мы можем сравнивать и говорить: «Тогда было лучше». Но дети, которые выросли уже с интернетом и мобильной связью, не знают, каково было без этих технологий, и не скучают по прежним временам. Да и нам в детстве были привычны, скажем, автомобили, и мы не можем сравнивать их с конными повозками. Наверное, на заре автомобилестроения журналисты спрашивали людей: «Что вы думаете об этих новшествах?» И в 1910 году от журналистов можно было услышать: «Терпеть не могу эти автомобили! Уверен, очень скоро они исчезнут, потому что безнадёжны». А на вопрос «Почему?» — ответ: «Потому что машина не может относиться ко мне с такой же любовью, как животное», то есть лошадь.

Он лучше, скажем, с медицинской точки зрения. Технологии изменили мир таким образом, что, хотя в нём всё ещё есть нищета и несправедливость, в каком-то смысле мы видим, что люди больше, чем когда-либо, поддерживают друг с другом связь. А это открывает для нас возможности слышать друг друга, оказывать помощь, где бы мы ни находились.

Так что на технологии я смотрю с оптимизмом. А вообще проблема в следующем: мы как вид способны развивать и создавать технологии, которыми будем пользоваться лет через 50 или 100, и в картину будущего все эти технологии впишутся идеально. Но люди не могут изменить свой образ мыслей так, чтобы представить себе, как они будут думать, чувствовать и в чём будут нуждаться через 50 лет. Наш научно-технический прогресс всегда обгоняет способность чувствовать.

— Но это и есть ключевой момент в плане всего, что имеет отношение к технологиям и виртуальной реальности. Чем больше мы по жизни в это погружаемся (что неизбежно), тем больше утрачиваем самое базовое, человеческое — скажем, ощущения, тактильное восприятие.

— Думаю, нет. Нам всегда нужно было проявлять осторожность в отношении новых технологий. Прогресс в этой области может идти и правильным, и неправильным курсом. И так всегда. Если ты находишься на переднем крае, то возможны оба варианта. Большей частью люди движутся по обоим направлениям. И нам всегда нужно заботиться о том, чтобы развитие шло правильно, особенно сейчас, с искусственным интеллектом. Но при этом мы же остаёмся людьми. Мы сидим здесь и разговариваем друг с другом — и не по Skype, а сидя в одной комнате. Вы задаёте умные вопросы, а у меня, надеюсь, есть на них умные ответы. Так что мы не потеряны для будущего.

— Вы знаете, о чём говорит теория будущего журналистики? Дороже всего в ней будет обходиться личный человеческий контакт.

— Именно.

— Потому что всё остальное станут делать онлайн и виртуально. А вот такой формат в будущем станет очень дорогостоящим.

— Знаете, искусственный интеллект — не более чем анализ больших массивов данных. В прошлом (да и сегодня тоже), если вам как журналисту нужно написать материал по какой-то конкретной теме — скажем, о событиях в Сирии или о ситуации где-то ещё, — нужно было многое перечитать, чтобы проследить закономерности, отметить предшествовавшие события и отфильтровать актуальную информацию. Конечно, это очень дорого обходится. Искусственный интеллект способен здесь помочь. Разумеется, он не лучше вас как журналист. Нет, как журналист вы его по-прежнему превосходите. Он просто помогает вам сосредоточиться на самом значимом. На том, что мы сейчас рядом. На том, что мы сидим и по-человечески разговариваем.

— Вы пишете о том, как искусственный интеллект играет с людьми в игры. Такая история — популярный сценарий будущего, в котором искусственный разум отнимает у человечества контроль. ИИ понимает, что он умнее, может развивать собственную мысль и искусственную интуицию и что люди просто не нужны. Существует ли отдалённая возможность такого в будущем?

— Есть с полдюжины серьёзных сценариев развития искусственного интеллекта. То, о чём я написал, — лишь один из них, по моему глубокому убеждению, возможный, поскольку насчёт него есть одна важная деталь.

На данный момент существует лишь более или менее специализированный искусственный интеллект. Это значит, что системы умеют играть в шахматы или го, или вести робомобиль, или анализировать медицинские данные и помогать нам. Всё это, конечно, потрясающе. Но такой искусственный разум, при том что он лучше всякого врача умеет распознавать раковые клетки, не способен уловить разницу между машиной и собакой. Так что опасности он на самом деле не представляет. Не нужно бояться, что такой интеллект захочет отнять власть у человечества.

В моём случае речь шла о мощном искусственном разуме, обладающем цельной осмысленной картиной Вселенной и всеми её оцифрованными данными и способном их сопоставлять, чтобы давать миру комплексные ответы. Пока у этого искусственного интеллекта нет сознания, у него нет воли. Это не означает, что он не может нас уничтожить в результате какой-то ошибки. Но злой воли у него нет. Впрочем, нет и доброй. Он не обладает представлением о собственном существовании.

Потому что, как говорит наука, нам, чтобы обладать сознанием, необходимы тело и клетки сенсорной системы, через которые мы контактируем с внешним миром. И результатом этого обмена становится то, что мы не просто существуем в мире, но и формируем картину своего нахождения в этом мире. Мы смотрим на самих себя. Это и есть сознание. Если машина получает сознание, значит, у неё уже есть характер, есть жизнь. Она уже обладает волей. А следовательно, нам нужно своевременно, на достаточно раннем этапе позаботиться о том, чтобы эта машина и дальше с нами сотрудничала.

Полную версию интервью смотрите на RTД.