Ольга Кульчинская: "Бог мне дал талант идти в глубину".

Ольга, сегодня на закрытии Южно-Уральского фестиваля вы исполните "Вечернюю" и "Утреннюю" серенады Шуберта. Любите с Юрием Башметом выступать? Ну, это он со мной ( смеется ). Я тоже, конечно. На самом деле Юрий Абрамович нечасто работает с певцами. Он любит других, инструментальных солистов. Ну, он и сам инструментальный солист. Естественно. Но я понимаю, почему. У оперных певцов немножко другое мышление. Но мне кажется, мы с ним нашли какой-то баланс, потому что у меня все-таки родители инструменталисты. Я выросла на камерной инструментальной музыке. И у меня мышление не оперное русское. Я люблю музыку разную, различные стили. Мне очень нравится суперсовременная музыка, атональная. Башмет это тоже любит. Ваше теоретическое образование – база лучше многих. Ну, она что дает? Она дает быструю выучку музыкального текста. У меня, допустим, нет проблемы в интервальном интонировании. Легко читать с листа. Подыграть себе могу на фортепиано. Многие певцы могут себе хорошо подыграть. Сразу запоминаю музыку. Это у многих тоже так, даже которые не мучились с теоретической базой. Вкус – это другое. Музыкальность – это другое. Это то, что ты нигде не приобретешь. Не знаю, где это закладывается. Думаю из-за того, что у меня родители музыканты и именно такого уровня музыканты, которые не просто очень любят музыку, а любят глубоко копаться в этой музыке. Поэтому у меня как-то это заложилось с детства. Как-то так ( улыбается ). Ольга, вы впервые в Челябинске? Конечно. В России я вообще была только в Петербурге, Москве, Воронеже и всё. И всегда работали? Да. Никогда не путешествовала просто по России. Я уже спрашивала, где в Челябинске главный храм, какие концертные залы, очень интересно. К сожалению, буду здесь только один день. Сегодня пройдусь по главной улице. Все интересно: и природа, и горы, и карьеры вокруг города. Вас природа вдохновляет? Да, конечно. Я из Украины, поэтому да. Певучесть украинского языка напоминает бельканто, помогает вам в пении? Это язык с мягкими согласными. Поэтому в принципе петь на нем чуть удобнее, чем на русском, намного удобнее, чем на немецком. Французский очень сложный, но тоже достаточно певучий. Не могу сказать, не знаю, повлиял ли мой украинский как-то на мой звук, на звуковедение. Так же, как и русский, он глубокий язык в смысле артикуляции. У нас артикуляция глубже, есть буква Ы, такая же, как в русском и глубокие согласные. Для того, чтобы петь хорошо на европейских языках, на итальянском, например, нужно артикулировать и выводить звук вперед. Если сравнивать с остальными славянскими языками, украинский – самый певучий. Потому что много гласных и мягких согласных. Ольга Кульчинская. Фото: muzlifemagazine.ru Другие языки вы специально учили, или это всегда связано с оперными партиями? К сожалению, специально я не разговариваю на многих языках, знаю какие-то основы итальянского, не потеряюсь в Италии, также – азы немецкого. Знаю больше фонетику, потому что без фонетики невозможно петь, если ты не знаешь, как произносить звуки именно вокально. Фонетика разговорной речи и фонетика вокального языка – это две разные вещи. И слава Богу, конечно, что Бог мне послал молодежную программу Большого театра. До Большого театра я вообще не имела понятия, что сложно петь на языках. Казалось, прочитай все звуки правильно и все. Оказывается, есть разница в закрытой Э, открытой Э. Не знала такие элементарные вещи о позиции звука. Если мы говорим Э "туда" [вглубь], то у них Э – это вперед. Тебе нужно открыть вот так рот, чуть в другую сторону повернуть язык. В консерватории, к сожалению, этим не занимаются. Мне в Молодежной программе это все ставили. И с ребятами там до сих пор так работают. Меня многому научили, поэтому я очень и очень благодарна. Теперь я уже сама ищу при работе над партиями, чтобы все глаcные и согласные были в одной позиции. Допустим, нужно спеть И, а оно тебе неудобно. Ищу такую позицию, чтобы не зажать, но спеть четкую, чистую И, иначе будет непонятно слово. Большой театр дал мне понимание всего этого. Когда вы разговариваете, слышится ваша высокая позиция, лирическое сопрано. Мне, наоборот, всегда казалось, что у меня голос достаточно низкий. Какая у вас краска: лирическое сопрано, драматическая колоратура? Что такое построение голоса именно как инструмента? Голос – это не то, что нашёлся человек на улице, он поет, давайте его сразу в оперу. Нет. Голос сначала надо построить. Настроить. Инструмент сначала настраивают, а потом учат на нем играть. Точно так же с голосом. Очень, кстати, многие люди почему-то не понимают этого ( смеется ). Вот поет человек – и пусть поет себе, там, "Аиду". Серьезно. Если почитать о школе бельканто, то в этой школе не разделяли вообще голоса на такие подгруппы. Голос максимально технически развивали вверх и вниз. А какой уже репертуар человек пел, зависело от того, для кого конкретно написана партия. Если композитору "слышалась" в голосе та или иная певица – сочинял конкретно для нее, исходя из ее технических возможностей. Мы сейчас открываем ноты, например, Беллини и думаем, как же это спеть? А тогда была певица с огромным диапазоном, которая пела все эти каденции и все остальное. И поэтому не было разделения сопрано на колоратурное – не колоратурное. Всё, что написано, всё озвучивали. И точно так же мужские голоса, тенора, басы. Все певцы максимально развивали свой голос и пели партии, где они выдерживают тесситуры. Могли лирическую партию петь очень тёмными голосами. Как говорят про теноров, вагнеровский – не вагнеровский. Сейчас бы никто не дал такому темному голосу петь какую-то лирическую партию. Очень редко происходит такое. В основном лирическая – это значит светлая. И это неправильно, я считаю. Если человек поет всё, и у него соединенные регистры, почему он не может петь высокую партию? Или наоборот. Если у человека достаточно светлый голос, также есть грудной регистр, низкие ноты, почему он не может петь? Это все очень индивидуально, конечно. Но я не за то, чтобы сильно фокусироваться: "вот я пою только такой репертуар лирического сопрано". Мой голос не слишком высокий, у меня не лирика-колоратура. У меня высокая лирика. Я пока еще не пою лирический репертуар типа Татьяны или Иоланты, но уже учу эти партии. В следующем году у меня будет несколько ролей, которые относятся по таким вот стандартам, именно к лирическому репертуару. Сейчас я пою роли высокого лирического сопрано. Высокое, даже иногда "субреточное" сопрано – игровое: Мюзетта, Сюзанна, даже Норина из "Дон Паскуале" туда относится, Церлина. Но я не привязываюсь. Если могу петь, допустим, Царевну-Лебедь для высокого сопрано, хотя будет непросто ее исполнить, потому что очень высокая тесситура. Но мне очень нравится петь этот репертуар. Какие роли вас ждут в следующем году? В следующем году у меня будет Наташа Ростова Прокофьева, которая тоже относится к лирическому репертуару. Вовсю разучиваете? Ну, не вовсю, у меня есть еще, что нужно спеть в этом сезоне. Предстоит "Любовный напиток" в Вене в "Штаатсопере" через месяц. Потом "Волшебная флейта" в Мюнхене. Памина – это тоже моцартовское лирическое сопрано. Потом у меня намечена новая постановка в Цюрихе "Диалоги кармелиток" Пуленка. У меня там главная роль. Французская музыка сложная, если не брать Гуно, Бизе, а именно Пуленка, XX век. Очень много французского текста и непростой материал для изучения роли, потому что необычные гармонии. Привыкли всё учить за неделю, потому что ложится на слух, а тут не так ложится. Я пока что это изучаю, достаточно основательно. В Цюрихе состоялся ваш европейский дебют. Да, в Цюрихе я спела уже пять партий. Меня там очень хорошо знают и любят. Будет новая интересная режиссер из Голландии, которую я не знаю, с ней никогда не работала. Она делала уже несколько постановок в Цюрихе, она популярная в Европе. Но, понимаете, не всегда тебя зовут из-за того, что режиссер хочет именно тебя. Система достаточно сложная. Ты понимаешь, что тебя зовут из-за того, что тебя уже знают в какой-то стране или театре. Уже есть на несколько лет вперед проекты, спектакли. Плюс у меня разные концерты. В Украине какие-то проекты. Дай Бог, чтобы все сложилось. И еще я всегда распределяю время, чтобы поехать позаниматься с коучами, с педагогами, потому что в Киеве, из-за того, что оперное искусство "замерло", практически нет людей, которые знают партии, знают роли, знают языки. Поэтому мне приходится все время куда-то ездить разучивать новые партии. Вы герой Украины и России, чувствуете какое-то обожание? Не знаю. Здесь, в России, чувствую себя комфортно, но никакого обожания. Меня любят в Москве, зовут на концерты, в спектакли, но не так уж часто, потому что я ушла из солистов Большого театра. Сейчас у вас ничего не предполагается с Большим театром? Нет, у меня был только "Садко", и всё. Меня звали только на "Садко", и только из-за того, что его ставил режиссер Черняков, который очень меня любит. Мы с ним дружим. Именно он позвал меня на "Садко". А так меня не зовут. А Киев не обижался, что вы сотрудничали с Большим? А меня там не знают, в Киеве. Там я нигде не "привязана". Я уехала в 2013 году в Молодежную программу, будучи на пятом курсе Консерватории. Это было еще до событий на востоке Украины. И все, я как бы пропала. Потом там все началось, и я осталась в Москве, четыре года работала. Больше предложений у меня от Львова. Я пела там концерты. Но и в Киеве тоже планируется. Дай Бог, чтобы получилось. Хочется тоже и дома у себя, в Ровно, как-то поддержать вокальное искусство. Валерий Гергиев вас не зовет? Нет, я же все-таки продукт Большого театра. Есть певцы, которые из Мариинского театра приезжают в Большой. Но мало певцов, которые выросли в Большом театре и поют в Мариинском. Я думаю, это связано с тем, что главный дирижер Туган Сохиев все-таки достаточно близко общается с Валерием Гергиевым. Долгое время он был ассистентом Гергиева в Мариинке. У них столько солистов! В пять раз больше, чем в Большом. Поэтому я понимаю, что мне достаточно того, что имею. Я абсолютно счастлива петь в Европе. Я вообще очень счастливый человек в этом плане. Очень. Я радуюсь и довольна тем, что у меня есть. И если будет что-то еще – слава Богу, классно. Если останется как есть – и это потрясающе. Я пою в самых больших театрах, работаю с самыми прекрасными дирижерами и режиссерами. Ольга Кульчинская в роли Марфы в опере "Царская невеста" при переносе спектакля на историческую сцену ГАБТ. Фото: Большой театр, Дамир Юсупов. А какие у вас отношения с Метрополитен Опера? У меня будут с ним контракты через два года. Будет опять Мюзетта и Лейла из "Искателей жемчуга". Два года назад я пела там Мюзетту из "Богемы". Дирижер Марко Армильято. Жилиховский Андрей из Молдовы пел Шонара. Мы с ним знакомы еще с молодежных программ. Повезло, он тоже дебютировал. Было очень классно. Опера меняется как жанр, куда движется музыкальный театр? Жанр меняется, все меняется. Раньше старались делать постановки, чтобы было комфортно певцам, максимально приближенно к оригиналу, как написал композитор. Допустим, чтобы не была пустая голая сцена. Потому что неудобно петь в акустике, где пусто. Нужно, чтобы твой голос резонировал от какого-то задника или от боковых кулис, чтобы он шел вперед. А иногда выходишь, поешь на голой пустой сцене, где все открыто, задники открыты. И тебе нужно найти специальную точку на сцене, чтобы тебя оркестр не прикрывал, чтобы тебя было хорошо слышно в зале. В этом плане сложно. Сейчас режиссеры, к сожалению, особенно вышедшие из драмтеатров, не слишком на это обращают внимание. Плохо, потому что это разрушает жанр оперы. Певцы становятся больше актерами. А у нас же в основном нет актерского образования. К примеру, у меня есть просто интуитивное актерское чутье плюс опыт работы с хорошими режиссерами, которые ставили передо мной сложные задачи, показывали, рассказывали, работали со мной. И ты уже с опытом к чему-то приходишь. Главное – не ставить себе актерские лимиты. Это сложно. Я вообще могу об этом долго говорить, это интересно и важно для меня. Опера – это жанр, где, естественно, визуальная сторона влияет на восприятие. Музыкальный театр сейчас становится другим, визуальным. Визуальное проще для восприятия. В Европе сейчас главные театры – немецкие, в немецкоязычных странах. Это Мюнхен, Берлин, конечно, Вена, хоть и поменьше, тот же Цюрих, Гамбург, Франкфурт, Штутгарт – там уже все современное. Там публике будет скучно, если ты привезешь что-то в кринолинах, например. Сейчас они меняют там многое. Этот оперный рынок немецкоязычных стран сейчас задаёт тон в движении моды – куда движется музыкальный театр. Ни Мет, ни Ла Скала, а именно немецкоязычные страны. Париж, может быть, тоже. В Ковент Гарден ходит более классическая, консервативная публика. В Ла-скала публика все-таки традиционная. Для опер онлайн режиссер имеет большое значение. Но смотреть спектакль онлайн – это убийство жанра, я считаю. Это совсем не то ощущение. Потому что ты не прочувствуешь всех красок голоса, всех красок оркестра. Надо сидеть в зале и получать музыкальный опыт. Кажется, что в современных постановках все делается для видео. И есть режиссеры, которые специально все делают как будто для кино. А есть режиссеры, которые тоже делают современные постановки, но если ты не сидишь в зале, ты не поймешь, ты не прочувствуешь. В этих процессах место дирижера остаётся главным? Режиссеры больше имеют влияния на певцов, чем дирижеры, к сожалению. Но все-таки в Италии еще осталась приверженность правилу, что дирижер главный. Дирижерам тоже везде нужно приспосабливаться. Работать в разных театрах с разными режиссерами. Они понимают, что режиссеры сейчас очень важны. Супер круто, если интересный режиссер-постановщик совпадает с хорошим дирижером, который занимается с артистами. Знаете, насколько маленький процент дирижеров именно проводят уроки с вокалистами?.. Когда ты поешь главную партию, и у тебя индивидуальный урок с дирижером? Это делает, наверное, процентов пять дирижеров. Очень часто ты поешь вообще без этого, в лучшем случае будет одна спевка. Допустим, дирижер понимает во время сценических репетиций, что он тебя чувствует, и у вас есть контакт, он посчитает ненужным индивидуально заниматься. Но если контакта нет?.. Мне кажется, более профессионально, даже если есть контакт, все-таки пройти конкретно, чтобы люди не занимались сценической игрой, а именно с тобой стояли и пели, чтобы вы какие-то цезуры, ферматы делали вместе. Таких дирижеров очень мало. Это все делается во время сценических репетиций, в основном. То есть, дирижер сидит, а вы занимаетесь сценографией. И где-то между этими делами дирижер подходит или зовет тебя после и говорит: "Вот тут вы это делаете, там это, тут посмотрите на меня". В принципе, так везде сейчас. Они считают, что этого достаточно. Но я считаю, что музыка всегда непростая. Какую музыку можно назвать простой, я даже не знаю. Вот я сейчас учу Мими из "Богемы" и параллельно пою "Любовный напиток", потому что нужно вспоминать партию для конца ноября, для Вены. Я понимаю, что невозможно петь одновременно то и другое, сложно технически. Мими – более спокойная по музыке, протяжная, на верхние ноты выходишь. Звук должен быть наполнен широтой и теплотой. А для этого нужно поменять технический подход, то есть у себя в голове. "Любовный напиток" – это все-таки комедия. И Адина – полусубреточная, полуигровая роль. Две совсем разные роли, в том числе актерски тоже. И я понимаю: если я сейчас пою "Любовный напиток", то мне нужно Мими отложить на некоторое время. Оперная певица Ольга Кульчинская выступает на гала-концерте Зимнего международного фестиваля искусств. Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков. 2018 год. Одновременно разучивать две партии, есть ли время вздохнуть? Да, мне есть когда. Некоторые даже думают, что мне недостаточно работы. Но я считаю, что мне всего достаточно. Наоборот, у меня есть больше возможности позаниматься. Я не люблю конвейер. Считаю, что это убивает музыку. И если у тебя нет времени просто посидеть подумать, о чем эта музыка, о чем эта роль, послушать разное исполнение, почитать источник, то вытянуть своим талантом, конечно, можно, все так делают. Но я за то, чтобы в глубину идти. Я не сомневаюсь в том, что Бог мне дал такой талант, я могу не идти в глубину. Выйти на сцену, и людям будет нравиться. Но я считаю, что даже если не все, а лишь пара человек в зале увидят, что я вложила что-то большее, чем просто изучение текста – не просто выучила роль и пошла на сцену, - это уже достижение. На сцене надо делать и преподносить так музыкальный материал, свою роль, чтобы публика росла. А не, наоборот, приближаться к публике. Сейчас мир так меняется. В нем очень много поверхностного. Нужно идти в глубину все-таки. Это как в человеческих отношениях. Абсолютно так же. Все эти соцсети и все такое, на поверхности – оно все очень влияет на то, кто ты есть, влияет на всё. Все настолько связано. Работа, музыка особенно. И мне кажется, если делать только на поверхности, это хорошо, но мне хочется чего-то большего. Пусть меня поймет три человека в зале, ну и прекрасно, уже кто-то.