Художник грозненских улиц

— Я счастливый человек. У меня сохранился первый рисунок, написанный в пять лет. Мои картины хорошо продаются. Я никогда не жду вдохновения — желание рисовать у меня есть всегда. За сюжетами обращаюсь к памяти. А там столько идей! На десять жизней хватит.

Единственное, чего не хватает заслуженному художнику Чеченской Республики, члену Союза профессиональных художников России и Нью-Йоркского союза художников New York Realism Fine Art, лауреату премии «Вера» в области искусства и серебряной медали Союза художников России Чингисхану Хасаеву, — это времени.

Город будущего, город прошлого

— Откуда такая любовь к Грозному?

— От бабушки Айзан. Сам-то я не грозненец. Приехал сюда учиться после школы. Я родился и вырос в степях Ставрополья. Там сформировался как человек, который любит свободу. Мы жили в доме, не обнесенном забором, и мне казалось, что весь мир вокруг — мой. Когда я увидел дома с заборами, не мог понять, почему люди за ними прячутся.

В детстве бабушка рассказывала мне о Чечне, о Грозном, воспитывала любовь к родному — языку, песням, земле. Она же привезла меня первый раз в Грозный на каникулы. После степи утопающий в зелени город потряс мое детское воображение. Высокие дома. Трамваи. Троллейбусы. Буйство красок. Это осталось со мной навсегда.

Айзан была человеком с железным характером. Она гордилась моим умением рисовать и решила, что я должен учиться на художника. Она же после школы привела меня в Грозненское художественное училище.

Сначала я рисовал Грозный в футуристическом стиле — как город будущего. Первую картину реального Грозного написал спонтанно, по воспоминаниям. Ностальгирующих по старому Грозному оказалось много, и неожиданно для меня картина «Грозный 1969» имела большой успех. Особенно она тронула тех, кто покинул наш город навсегда. Было так много теплых отзывов. Воодушевленный, я принялся за следующую, более масштабную картину. Ее я рисовал уже не торопясь, осознанно. Постепенно тема Грозного захватила меня.

— Как разные поколения грозненцев реагируют на твои картины о старом городе?

— Старшее поколение — те, кто живет здесь и кто уехал, — тоскуют по старому Грозному. Для них мои картины — как возвращение туда, как память. Молодым, которые хотят знать историю, картины интересны. Для остальных все эти здания, которых нет, трамваи, старые марки машин — все это чужое. Они не связывают это с Грозным.

Мистический «Пятый Рим»

— Грозный появился позднее. А что было вначале?

— Картины в стиле фэнтези. Мои мысли о будущем, о космосе. Пейзажи нереальных городов-мегаполисов. Это сложные композиции, такие, как «Пятый Рим», «XX-17». Необычные, очень тонкие по технике написания. Они настолько детализированные, что когда я первый раз показал их вроде бы сведущему человеку, он поставил мое авторство под сомнение — не поверил, что есть такие тонкие кисти и художник с таким острым зрением. Мне стало просто смешно. Я-то боялся совсем другого: что меня назовут дилетантом.

— Творческий кризис — знакомое понятие?

— Еще как. Мне было 32 года. Я написал «Пятый Рим» и был уверен, что он принесет мне признание и ценители искусства купят картину с первого взгляда. Денег на рамку не нашлось. Я просто свернул полотно в рулон и отправился в столицу. Ходил по художественным галереям, разворачивал… и мне со словами «Да разве это картина!» просто указывали на дверь.

После этого я четыре года не брал в руки кисть. Бросил картину в Москве у родственников и вернулся домой. Пал духом. Потерял интерес к творчеству. И чувствовал, что разрушаюсь как человек.

— Что вернуло тебя из кризиса?

— Парадокс, но все тот же «Пятый Рим». И Грозный. Я приехал сюда в поисках работы. Устроился на производство. Как-то услышал, что готовится художественная выставка. Подумал: «Почему бы и нет?» Взял свой «Рим» и пошел в министерство культуры.

К тому времени родственники поместили картину в красивую рамку и вернули мне. Она настолько понравилась тогдашнему заместителю министра культуры, что он предложил мне работу в музее имени Ахмата-Хаджи Кадырова. Так я вернулся к творчеству.

— И довольно успешно. Персональные выставки в Грозном, победы в Москве, Нью-Йорке… Может быть, кризис стал пограничной зоной между неудачей и успехом?

— Если бы не кризис, возможно, появились бы и «Шестой», и «Седьмой Рим» (улыбается). Но я стал другим человеком. Приоритеты изменились. И картины стали другими, реалистичными. Раньше меня привлекали неизведанные миры, фантастика. После кризиса я стал обращать внимание на красоту вокруг — оказалось, что она намного интереснее фантазии. Любимые темы — Грозный, пейзажи Чечни, степи. Пейзажи часто пишу на пленэре, но работать люблю в мастерской. С довоенным Грозным нужна точность. Помимо памяти обращаюсь к старым фото. Если не нахожу с нужным ракурсом, включаю воображение.

— Бывает так, что ты начинаешь картину и, если не получается, оставляешь, а потом возвращаешься?

— Не возвращаюсь. Никогда. Стираю из памяти. Холст расчищаю наждачкой, чтобы и следа не осталось. И с новой грунтовкой начинаю новую картину. Вот здесь я могу неделями сидеть у холста и не сделать ни одного штриха. Пока точно не пойму, как надо.

Восьмое чудо света

— Что привлекает зрителей на твоих выставках?

— В Америке — однозначно фэнтези. Соотечественников — пейзажи родной земли, старый Грозный. В Москве больше нравится футуризм. Хотя… на Манежке у картин с чеченскими башнями все три дня выставки по несколько часов простаивала пожилая женщина Вера, русская, коренная москвичка. По ее словам, на билеты она потратила значительную сумму из своей пенсии, чтобы смотреть на восьмое чудо света, связанное с космосом. Так она назвала башни.

— Кроме выставок где еще можно увидеть твои картины?

— В Национальном музее республики, музее имени Ахмата-Хаджи Кадырова, Ставропольском краевом музее изобразительных искусств, иркутской арт-галерее «Диас». Ей я подарил две свои картины с видами чеченских гор. Также они выкупили у меня 13 этюдов с видами Байкала и острова Ольхон. Я ездил туда в творческую командировку. Изумительные места. Куда ни глянешь — все можно рисовать. Это была хорошая школа.

А еще в кофейне Old Time. Они придумали размещать на стаканчиках работы художников. Так что можно выпить кофе из стаканчика с моей картиной «Январь в Грозном».

— Что важнее для тебя: творить или зарабатывать на любимом деле?

— Творить. Ради этого я многого себя лишил. Начиная с должностей. А недавно у меня купили одну масштабную картину с видом Грозного и сделали заказ еще на несколько. Но я его отложил. Потом нарисую. Сейчас у меня появились интересные идеи. Сижу в мастерской день и ночь, и никаких заработков. Семья поняла и согласилась терпеть временные лишения. Но не отрицаю, что художник должен зарабатывать. Своим трудом. И не ждать от города, государства каких-то преференций.

— В России сложно продавать картины за хорошие деньги. Многие художники пользуются зарубежными онлайн-рынками. Как ты к этому относишься?

— В таком рынке у меня нет необходимости. Правда. Мне грех жаловаться. Картины у меня не застаиваются. Иногда даже в процессе работы делают предоплату. Было время, когда мечтал продать хоть что-то. Сейчас желающие купить сами ищут меня.

— Кто они, ценители твоих картин?

— В первую очередь грозненцы. И здесь, и за рубежом. Часто покупают известные личности. Без их согласия не могу назвать имена. Несколько картин уехали в Стамбул, Нью-Йорк, Париж. Как-то заказчица из Лондона хотела купить13 картин. Из ее списка в наличии была только одна — небольшая «Степь». Мне говорили, что эта картина сейчас висит в одной из лондонских художественных галерей. Утверждать не могу, достоверной информации у меня нет. В 2012 году приглашали в лондонскую галерею ROA Gallery с выставкой — это правда, но позволить себе эту поездку я не смог.

— В Америке у тебя хотели купить картину «1975». Мог бы надолго решить свои финансовые проблемы. Но ты не продал. Не жалеешь?

— Нет. Есть знаковые для меня картины, как «Пятый Рим», картины-победительницы, которые я не продам никогда ни за какие деньги. И вообще, я люблю, когда проданные картины не покидают республику. Даже если попадают в частные коллекции. Есть надежда, что когда-нибудь владельцы подарят их чеченским музеям.

«Ничего себе, это твоя картина?»

— Как относишься к пиару? Признание важно для тебя?

— Признание важно для любого творческого человека. Я стараюсь не теряться. Не пропускаю выставки. От персональных выставок в традиционном стиле я отказался. Когда картин много, внимание зрителей рассеивается. Предпочитаю выставлять пару картин. Рисую их масштабными. Что касается пиара, целенаправленно им не занимаюсь. Разве что веду Instagram.

— Как площадку для продаж или просто для общения?

— Все вместе. Но общение — на первом месте. Это часть моего творчества. У меня небольшая, но достойная аудитория с широкой географией. С удовольствием читаю их мнения о картинах, о творчестве. Никого не оставляю без ответа.

— Как твои сыновья относятся к творчеству Чингисхана Хасаева?

— Они с детства привыкли видеть меня у холста и даже не замечают, что именно я рисую. Если в интернете увидят, тогда: «Ничего себе, это твоя картина?»

— Не жалеешь, что у них нет тяги к кисти и холсту?

 — Нет. Доля художника непредсказуема. Трудно сделать себе имя. Многие остаются на обочине. На Арбате я видел очень талантливых художников. Их картины намного лучше некоторых из тех, что висели в выставочном зале «Манеж». Но они так и останутся художниками улиц.