В Москве в возрасте 85 лет скончался Леонид Куравлев — не только один из самых прославленных актеров отечественного кино, но и, возможно, самый любимый, причем для нескольких поколений россиян сразу. Такие фильмы, как «Афоня» и «Иван Васильевич меняет профессию», «Золотой теленок» и «Живет такой парень», продолжают находить своих зрителей и навсегда останутся частью российского культурного кода. Все они немыслимы без обаяния Леонида Куравлева, о жизни и карьере которого рассказывает материал «Ленты.ру». Очень не хотелось бы, чтобы поток печальных новостей о состоянии Леонида Куравлева в последние месяцы его жизни — помещение в пансионат для пожилых людей, одиночество, страшные болезни, а теперь и уход из жизни — затмил, как это нередко бывает, его значение не только для отечественного кино, но и для самоощущения, самоидентификации российского человека. Да, Куравлев чаще всего играл комедийные роли — но при этом никогда не был классическим комедийным артистом, скорее уж воплощал на экране ту иронию, без которой здраво проживать русскую жизнь просто невозможно. Тем показательнее, что и судьба его выдалась во многом для этой территории характерной. Куравлев родился на рабочей окраине Москвы — и уже в раннем детстве познал не только бедность, но и всю тяжесть того обращения со своим народом, которая была свойственна сталинскому государству. В 1941-м его мать арестовали по печально известной 58-й статье («пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений»). Следующие пять лет она провела в Караганде, после чего еще довольно долго не могла вернуться в Москву как ссыльная — и Леонида и его сестру в ее отсутствие воспитывала тетя. Тем не менее сам актер, несмотря ни на что, свое детство считал счастливым. Во ВГИКе после окончания школы будущий актер оказался более-менее случайно: по легенде, сестра посоветовала Леониду, в детстве не дружившему с точными науками, поступать в главный киноинститут страны, «потому что там точно не придется сдавать математику». Приняли Куравлева, впрочем, только со второго раза — и он успел целый год проработать на фабрике елочных украшений и линз для оптики. Во ВГИКе же состоялось самое судьбоносное для его карьеры знакомство — Куравлева приметил, разглядел в нем нечто одновременно уникальное и универсальное заканчивавший режиссерский факультет Василий Шукшин, человек с особенным чувством и эпохи, и русского народа. Куравлев сыграл характерного комбайнера-заику в дипломной работе Шукшина «Из Лебяжьего сообщают» — и больше недостатка в ролях уже не испытывал никогда. «С легкой руки Шукшина я стал очень много сниматься, он как бы предложил меня режиссерскому сообществу: "Обратите внимание на этого артиста — Куравлев его фамилия. Может быть, вам он пригодится"», — скромно вспоминал потом сам артист. Факт, впрочем, заключается в том, что, увидев игру Куравлева в первом полном метре Шукшина «Живет такой парень», где он изобразил молодого алтайского шофера Пашку Колокольникова, душа которого распахнута настолько широко, что он даже не замечает собственного героизма, не заметить его таланта было решительно невозможно. В середине и второй половине 1960-х Куравлев стремительно превращается в одного из самых востребованных актеров своего поколения. Следующий — и, возможно, самый недооцененный — фильм Шукшина «Ваш сын и брат». Эпическая производственная драма легендарного Михаила Швейцера «Время, вперед». Пронзительная «Старшая сестра» Георгия Натансона. Подлинно народной же звездой Куравлева сделал «Вий» — упоительный советский блокбастер, увидевший в гоголевском первоисточнике материал для эффектного и остроумного зрительского фэнтези. Проводником же для аудитории в этот сказочный мир послужил именно Куравлев в роли Хомы Брута. Уже через год тот же Швейцер позовет актера на роль Шуры Балаганова в свою постановку «Золотого теленка» — пожалуй, до сих пор остающуюся лучшей из всех экранизаций произведений Ильфа и Петрова. «Я там чувствовал себя как рыба в воде. Видимо, я уловил суть Балаганова. Когда однажды я спросил Швейцера, а кого играть, он сказал: «А играй дворняжку». Вот так, наверное, я интуитивно и сыграл уже на пробах, был дворняжкой, ищущей хозяина, который накормит, защитит, — вот кто такой Балаганов», — вспоминал впоследствии артист. Противоречивую природу обаяния Куравлева, который источал харизму и любовь к жизни, но при этом не скрывал и червоточин в характерах многих его персонажей, метко подметил и еще молодой Глеб Панфилов — в «Начале» отдавший актеру роль Аркадия, возлюбленного героини Инны Чуриковой, за бравадой и романтикой скрывающего от нее тот факт, что женат. Пожалуй, именно в этой картине Куравлев впервые настолько полно проявил трагикомическую суть своего присутствия на экране: его персонажи всегда располагают к себе, но никогда не оказываются одномерными; их пороки и недостатки так же выпуклы, как и достоинства. Нет ничего удивительного в том, что одной из самых запоминающихся — и уж точно самой афористичной — ролей артиста стал вор-рецидивист. Жорж Милославский в «Иван Васильевич меняет профессию» Леонида Гайдая — настоящий шедевр комедийного тайминга. Много ли можно вспомнить в советском кино отрицательных героев, реплики которых так напрашивались на то, чтобы быть растащенными на крылатые выражения? Без таланта Куравлева, конечно, это было бы абсолютно невозможно. «Я артист больших и малых академических театров, а фамилия моя… фамилия моя слишком известна, чтобы я ее называл!», «Торопиться не надо! Сесть я всегда успею!», «Граждане, храните деньги в сберегательной кассе! Если, конечно, они у вас есть…» — все эти афоризмы пережили и сберегательные кассы, и, надо думать, будут жить в повседневной речи еще много лет после смерти человека, их произнесшего. А пространство для самого выдающегося куравлевского перформанса через пару лет актеру предоставил Георгий Данелия — и сейчас уже невозможно поверить в то, что заглавного персонажа «Афони» могли сыграть Владимир Высоцкий и Даниэль Ольбрыхский, настолько образ сантехника-выпивохи Борщова, мастера бессмысленных мелких проступков и воплощения грандиозного безделья, неотделим от Куравлева. Гений актера — в том, насколько органично ему удалось отразить многочисленные афонины противоречия, тем самым передав в этом трагикомичном персонаже как будто бы весь дух без оглядки несущейся к застою страны. После «Афони» без участия Куравлева кажется как будто бы немыслимой ни одна комедийная или сатирическая картина, снимающаяся в СССР, — в диапазоне от «Не может быть!» до «Мимино», от «Ты мне, я тебе» до «За спичками». Что ж, тем большее впечатление производит его игра в эпохальном производственном роуд-муви Татьяны Лиозновой «Мы, нижеподписавшиеся» — где фирменное навязчивое обаяние Куравлева маскирует как будто бы сам крах советского проекта как таковой. Большие идеи потонули под еще большим цунами маленьких прегрешений перед совестью — и именно Куравлев стал выразителем этого пронизывавшего позднесоветскую жизнь ощущения. На протяжении 80-х и 90-х Леонид Куравлев оставался одним из самых востребованных и любимых артистов в стране — кого бы ни играл, электриков или милиционеров, князей или даже императоров. С возрастом он стал все чаще воплощать на экране чистую эксцентрику — чего стоят хотя бы роли Горбачева в «На Дерибасовской хорошая погода...» Гайдая или американского посла в «Ширли-мырли» Меньшова. Тем самым артист словно хотел сказать продолжающим любить его зрителям о том, что даже в эпоху больших перемен есть возможность не терять чувства юмора. Как будто раз за разом напоминал с экрана слова, которыми заканчивался некогда прославивший его «Живет такой парень»: «Значит, будем жить». К сожалению, дальше жить всем нам предстоит без Леонида Куравлева.