Бархатный голос суровой эпохи: что мы должны помнить о Леониде Утёсове

В репертуаре этого человека было более 700 как «подпольных», так и официально признанных песен, которые пела вся страна. Его камерный и уютный баритон стал одним из символов советской культуры во всём её многообразии и противоречивости. Леонид Утёсов — человек-оркестр, который однажды заставил расплакаться самого Сталина, стал первым эстрадным деятелем, получившим звание народного артиста СССР. Он ушёл из жизни ровно 40 лет назад — 9 марта 1982 года. NEWS.ru вспоминает жизненный путь знаменитого музыканта, конферансье и актёра.

Радость Колумба

Настоящее имя Леонида Утёсова — Лазарь Вайсбейн. Он родился в марте 1895 года в многодетной еврейской семье экспедитора одесского порта (по другим сведениям — купца) Осипа Вайсбейна. К музыке он проявил интерес уже в детстве. В 8 лет родители отдали мальчика в коммерческое училище Файга, но через шесть лет Ледя (так будущего артиста называли близкие) был отчислен за прогулы, став первым исключённым за всю историю учебного заведения. Юноша не проявлял интереса к основным дисциплинам, потому что его больше увлекали пение и игра на гитаре и скрипке. С 1910 года он уже участвовал в струнном бродячем оркестре, а также не только музицировал, но и был гимнастом и клоуном в передвижном цирке Ивана Бороданова.

В 1911 году 16-летний подросток Ледя придумал себе псевдоним, с которым он вошёл в историю. Случилось это после того, как одесский артист Ефим Скавронский пригласил его в свою миниатюру «У разбитого зеркала» и спросил парня, как он хочет называться.

Этот неожиданный вопрос не удивил меня — тогда очень часто люди, приходя на сцену или в литературу, брали красивые и романтичные имена. Вопрос не удивил меня, но взбудоражил. Действительно, как же я хочу называться? Да уж как-нибудь красиво и возвышенно, — вспоминал позднее музыкант в своей автобиографической книге «Спасибо, сердце!»

Он решил взять себе такую фамилию, «какой никогда еще ни у кого не было, то есть просто изобрести новую». Все мысли юноши «вертелись около возвышенности». Артисты с псевдонимами Скалов, Горский, Горин, Горев, Холмский уже были в Одессе. И вот, глядя на утёс с рыбачьей хижиной, он вдруг понял, как именовать себя.

Я стал вертеть это слово («утёсы». — NEWS.ru) так и этак. Утёсин? — Не годится. — В окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное... — Утёсов? — мелькнуло у меня в голове... Да, да! Утёсов! Именно Утёсов! Наверно, Колумб, увидя после трёх месяцев плавания очертания Земли, то есть открыв Америку, не испытывал подобной радости. И сегодня я вижу, что не сделал ошибки, ей-богу, моя фамилия мне нравится, — вспоминал Утёсов.

До революции он работал в украинских и российских театрах, выступал на эстраде. В 1917 году впервые снялся в кино. Его дебютом стала роль адвоката Зарудного в фильме «Жизнь и смерть лейтенанта Шмидта». Всего он снялся в пяти игровых лентах, самая его известная роль — пастух-музыкант Костя Потехин в комедии «Весёлые ребята», снятой в 1934 году режиссёром Григорием Александровым. Там он исполнил свои знаменитые песни «Сердце» и «Марш весёлых ребят», они потом стали настоящими шлягерами, которые постоянно крутили по всесоюзному радио.

В 1920-е годы Утёсов играл в Театре революционной сатиры, Театре музыкальной комедии в Москве, с 1922-го работал в петроградских Свободном театре и Театре сатиры. В те времена он подготовил «синтетический спектакль» под названием «От трагедии до трапеции», в котором исполнял драматические и комические роли, гимнастические номера, а также играл на скрипке и гитаре, дирижировал оркестром и хором. В 1929 году по возвращении в Ленинград из Парижа, где Утёсов был на выступлении американского оркестра под управлением Теда Льюиса, оказавшего на него большое влияние, артист создал собственный «Теа-джаз». Позднее этот коллектив стал называться Государственным джаз-оркестром РСФСР, а уже после войны, с 1947 года, — Государственным эстрадным оркестром РСФСР. Этот проект стал центральным в его работе.

Слёзы вождя

Коллектив Леонида Утёсова исполнял как собственные произведения (в 1937–1941 годах шла регулярно обновляемая программа «Песни моей Родины»), так и западные композиции, старинные одесские куплеты и городские романсы. Помимо народного творчества Утёсов исполнял произведения, основанные на текстах и музыке, которую писали ведущие поэты и композиторы того времени. Особую популярность его творчество получило в годы Великой Отечественной войны, когда джаз-оркестр подготовил новую программу «Гадам нет пощады», с которой Утёсов часто ездил на фронт, выступал перед красноармейцами с антифашистскими песнями «Ты ж одессит, Мишка», «Тёмная ночь», «В землянке», «Жди меня», «О чём ты тоскуешь, товарищ моряк» и десятками других. Они стали настоящими хитами сопротивления с огромной пробирающей энергетикой, хотя и звучали в довольно лёгкой вокальной и инструментальной подаче. «Демократический» метод исполнения, который музыковеды называют крунингом (наполовину пением, наполовину ритмической декламацией), позволил Утёсову стать близким народным массам голосом эпохи, о чём ещё до войны писал Исаак Бабель:

Сценическое создание Утёсова — великолепный этот заряженный электричеством парень и опьянённый жизнью, всегда готовый к движению сердца и бурной борьбе со злом, может стать образцом, народным спутником, радующим людей. Для этого содержание Утёсовского творчества должно подняться до высоты удивительного его дарования.

Кроме этого, он читал на эстраде произведения знаменитых литераторов — Эдуарда Багрицкого, Михаила Зощенко, Иосифа Уткина и упомянутого Исаака Бабеля. Последний, в свою очередь, писал предисловие к книге Утёсова «Записки актёра», вышедшей в 1939-м, незадолго до того, как известного одесского писателя казнили и вычеркнули из коллективной памяти.

Вот как драматург и журналист Глеб Скороходов, близко общавшийся с Леонидом Утёсовым, передавал его слова о Бабеле:

В отличие от меня Бабель был вхож в ближний круг Сталина, — вспоминал Утёсов. — И часто рассказывал мне о том, каков «этот палач» (так и говорил) в быту. Мне казалось, что Бабелю доставляет удовольствие ходить по острию ножа, а беседы со Сталиным щекочут ему нервы. О том, что происходит в стране, он знал много больше рядовых советских граждан, потому что его жена дружила с женой Николая Ежова, главой НКВД. Бабель с удивлением рассказывал: «Представляешь, этот человек не испытывает никаких угрызений совести. По ночам спит спокойно». Мне от этих рассказов становилось жутко, я умолял Исаака: «Уйди ты оттуда от греха подальше! Это даром не пройдёт». — «Ну что ты! — отшучивался Бабель. — По крайней мере от двух вещей в жизни я застрахован: никогда не забеременею и меня никогда не арестуют».

Но в мае 1939 года, когда уже несколько месяцев Николая Ежова на посту главы НКВД сменил Лаврентий Берия, и, казалось бы, большой террор пошёл на убыль, Исаака Бабеля арестовали. По некоторым сведениям, интерес госбезопасности возник к нему именно из-за близости к Николаю Ежову. Произошло это, как только Бабель написал предисловие к первой книге Утёсова и прислал ему сигнальные экземпляры издания. По словам музыканта, после этого в типографии срочно выдирали из каждого экземпляра листы с текстом, а его супруга Елена Голдина заставила его сжечь «крамольные» книги.

По словам Скороходова, Утёсов предпочитал не говорить о Сталине даже тогда, когда культ его личности был официально осуждён на самом высоком уровне. Но однажды рассказал, как выступил в присутствии генсека в Кремле по случаю первого беспосадочного полёта из СССР в Америку, совершённого лётчиками Георгием Байдуковым, Валерием Чкаловым и Александром Беляковым.

Я выбрал для исполнения самые лирические песни. И когда пел «Отражение в воде», с удивлением заметил краем глаза, что Сталин смахивает слезу. А когда я закончил, он встал и аплодировал стоя. Причём долго — минуту, две... Мы растерялись. Музыканты мне шепчут: «Наверное, хочет на бис! Начинай снова». Я опять затянул: «Склонились низко ивы в задумчивом пруду. / С тобой я был счастливым, теперь тебя я жду. / Я жду, что ты вернёшься, откроешь тихо дверь. / И снова улыбнёшься, как прежде, а теперь...». Тут уж у Сталина прямо потекли слёзы по лицу. Все смутились, не смели поднять глаз. А я подумал: не так давно у Сталина умерла супруга, наверное сейчас он вспоминает её, — рассказывал Утёсов Скороходову.

На том вечере артист исполнил не только официально признанные шлягеры, но и фольклорно-блатную песню «С одесского кичмана». Таких произведений в репертуаре Утёсова было немало наряду с «официальным» творчеством, но их исполнение, тем более на таких высоких мероприятиях, мягко говоря, не приветствовалось. Но бывали исключения, причём в том случае об этом попросил сам растрогавшийся Сталин.

Не помню, как песню закончил, в гробовой тишине. А Сталин опять встаёт и аплодирует. Потом он о чём-то стал шептаться с окружением. Через минуту подходит ко мне военный и говорит: «Товарищ Сталин просит спеть „С одесского кичмана“. Я встрепенулся: „Эта вещь запрещена! Я её уже лет пять как не пою!“. А военный посмотрел на меня ледяным взглядом и говорит: „Вы что, не поняли? Товарищ Сталин просит!“. Я повернулся к ребятам: „Кичман“ сможете? В ля миноре!». Они сыграли отлично, лётчики повскакивали с мест, кричат: «Ура!», требуют бис, три раза я повторил песню, — рассказывал Утёсов.

По воспоминаниям артиста, через несколько дней после этого выступления он встретил руководителя Комитета по делам искусств Платона Керженцева и рассказал ему о том, что нарушил его «приказ» о запрете на исполнение блатной одесской песни. Чиновник поначалу возмутился: «Как вы могли? Мы вас вызовем на коллегию и лишим права выступать! Какая это публика могла вас об этом просить?» Но когда он услышал от Утёсова ответ, то «побледнел и отшатнулся».

Нонконформист в себе

При жизни Сталина в послевоенные годы оркестр Утёсова продолжал активно работать. Например, в 1947 году к 800-летию Москвы коллектив подготовил программу, где впервые прозвучала песня Исаака Дунаевского «Дорогие мои москвичи». Сам артист получал награды (медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.») и звания (заслуженный артист РСФСР в июне 1942-го и заслуженный деятель искусств РСФСР в ноябре 1947-го). Несмотря на происхождение, обошла его стороной и кампания по борьбе с космополитизмом, которой подвергались многие выдающиеся евреи в СССР. Но 12 марта 1952 года в журнале «Советское искусство» появилась статья, в которой говорилось, что «исполнительский „стиль“ джаза построен на варварском искажении привычных для нашего уха звучаний, надуманных, неестественных тембрах оркестровых инструментов». Он противопоставлялся «здоровой советской лирике, светлому, оптимистическому мироощущению советских людей». А вскоре, как писал биограф Леонида Утёсова Матвей Гейзер, в том же издании говорилось, что «джаз — это музыка духовного порабощения».

Трения с властями продолжились и при Хрущёве, когда в СССР, несмотря на оттепель, к джазу относились довольно прохладно, хотя, конечно, Утёсов был не джазменом, а эстрадным артистом широкого профиля, для которого критики придумали понятие «песенный джаз». (Для сравнения: в грозовом 1936-м в Москве стали регулярно проходить «Вечера джаза», ставшие прообразом будущих международных фестивалей, хотя ещё в 1920-х «музыку толстых» с подачи Максима Горького периодически подвергали критике.) Нет, формально оркестр Утёсова продолжал существовать и функционировать. В 1954 году к 25-летию коллектива была издана юбилейная программа «Серебряная свадьба», а в 1960-м в — программа «Тридцать лет спустя». В 1963-м вышла последняя программа с участием Леонида Утёсова «Перелистывая страницы». Именно в том году ему без объяснения причин запретили съездить во Францию.

После этого 68-летний артист, переживший в 1962-м смерть супруги, обратился к советскому руководству с просьбой объяснить, с чем связано было это «нелепое решение»:

За всю свою жизнь ни разу не усомнились в моей преданности Родине и советской власти. Два месяца назад мне было предложено отправиться в туристическую поездку по Франции. Пришлось пройти много формальностей, рассчитать свой отпуск так, чтобы была возможность включиться в эту поездку, отказываться от путёвки в санаторий. И вот накануне дня выезда мне сообщили, что мне отказали в разрешении выехать с группой других работников искусства. Меня мало огорчает то, что я не увижу Францию, но выраженное недоверие буквально убивает меня. За что? Многие люди знают о том, что я должен был выехать, и смотрят на меня как на человека, в гражданской честности которого можно усомниться. Это очень тяжело. Вы как самый человечный человек меня поймёте. Я пишу не для того, чтобы вы разрешили выезд. Я никуда больше за рубеж не поеду. Я хочу, чтобы мне точно сказали, чем я заслужил такое недоверие. Вокруг моего имени досадные оговорки.

Как писал Матвей Гейзер, ответа на это обращение в архивах артиста он не нашёл. По словам исследователя, Леонид Утёсов был настоящим патриотом СССР, но «не был конформистом в общепринятом смысле этого слова». Например, в отличие от других советских деятелей еврейского происхождения он не ставил подписи под петициями с осуждением политики Израиля и идеологии сионизма, кампания против которых усилилась уже при Леониде Брежневе. Впрочем, при нём Леонид Осипович уже почти отошёл от дел, хотя именно после оттепели государство наделило его важным статусом.

В 1966 году Утёсов покинул сцену. Случилось это через год после получения звания народного артиста СССР. Впоследствии он изредка выступал с концертами, писал книгу и давал интервью на радио и телевидении. Его последнее выступление состоялось в конце 1981 года, а 9 марта он умер в Москве на 87-м году жизни. Так получилось, что пережил он не только первую супругу (второй раз он женился незадолго до смерти на танцовщице из своего коллектива Антонине Ревельс), но и на месяц с небольшим свою дочь Эдит Утёсову, которая пошла по его стопам и была эстрадной певицей.

В своих мемуарах Леонид Утёсов признавался, что его жизнь отдана зрителю, а его зрительный зал — «это вся наша страна». Он говорил это не только потому, что «вдоль и поперёк» объездил СССР, но и потому, что право говорить так давали «многочисленные письма со всех концов необъятной нашей Родины».

Благодаря этим письмам я всегда и постоянно чувствовал особое единение с людьми моей страны, мне казалось, что их мысли, желания, заботы, надежды пронизывают меня, пропитывают мою жизнь. Это ощущение внимательных глаз никогда меня не оставляло ни на сцене, ни в жизни и помогало чувствовать себя частицей огромного целого. Мне даже не надо было ждать рецензий с оценкой каждой новой работы, я сразу же узнавал мнение зрителей непосредственно от них самих, — признавал Леонид Осипович.

Благодаря письмам понятие «артист принадлежит народу» постепенно становилось для Утёсова «самым что ни на есть конкретным, практическим, буквальным, а не какой-то риторической фигурой». И он полагал, что счастье для человека в целом проявляется тогда, когда он чувствует, что нужен людям. Утёсов был очень важной фигурой советской культуры, в меру независимой и в то же время находившейся в русле социалистического проекта. Несмотря на расхождения с вождями, он был подлинно народен, потому что до конца дней оставался настоящим, без пафоса, елея и розовой патоки, голосом своей эпохи.