От Моцарта до Малера

Как и подобает коллективу высокого академического статуса, итоговая программа была выстроена так, чтобы подчеркнуть самые сильные стороны оркестра. Одной из них, несомненно, является исполнение монументальных партитур композиторов рубежа XIX-XX столетия. И, оглядываясь на программу абонемента, становится понятно, что каждый концерт цикла демонстрировал погружение оркестра под управлением Сладковского в разные национальные симфонические традиции прошлого века. Первая программа представила убедительные и эффектные интерпретации музыки Сергея Прокофьева и Дмитрия Шостаковича. Вторая стала обращением к не часто исполняемой английской неоклассике: Бенджамину Бриттену и Густаву Холста. А в итоговом концерте звучала музыка великих австро-немецких симфонистов, которые стали источником идей и вдохновения для всего ХХ века: Густава Малера и Рихарда Штрауса. Поклонники казанского оркестра особенно ожидали симфоническую поэму Р. Штрауса "Дон Жуан", ведь музыку этого композитора, ровно как и Г. Малера, оркестр под управлением Сладковского неоднократно исполнял в Москве (не говоря уже о родной Казани) и зарекомендовал себя как самобытный интерпретатор модернистских полотен этих композиторов. Отдельной интригой вечера стало исполнение вокально-симфонического цикла Густава Малера "Семь последних песен" с одной из самых успешных и востребованных отечественных певиц – Альбиной Шагимуратовой, для лирического сопрано которой обращение к подобному репертуару стало знаковой вехой. Эпиграфом прозвучала Симфония № 29 В.А. Моцарта, словно отмечающая начало пути, который прошла в своём развитии симфоническая классика. Демонстрируя владение разными стилистическими манерами, оркестр в предельно малом, ранне-классическом составе удивил смелой работой над звуком. Прибрав яркость тембров и динамические контрасты, Сладковский словно нанёс слой патины, под которым каждая из прекрасных тем этой лучезарной симфонии стала высвечиваться по-особенному. Подвижные темпы и прозрачность фактуры добавляли ощущения лёгкости и ясности. 29-я симфония Моцарта стала одним из самых заметных композиторских успехов 17-летнего композитора, а симфоническая поэма "Дон Жуан" принесла первую славу 25-летнему Рихарду Штраусу. Но какими же контрастными оказались эти партитуры, оказавшись рядом в одной программе! Конечно, огромным достижением является способность музыкантов оркестра играть одинаково свободно и в той деликатной динамике и манере, близкой аутентичному исполнительству, которые отличали моцартовскую музыку, и в поздне-романтической стилистике, которая заиграла всеми красками в симфонической поэме Штрауса. С первых же звуков музыка "Дон Жуана" была наполнена кипучей энергией, рисующей яркие, театральные образы. Переливаясь всем богатством тембров во вступлении, в последующих лирических эпизодах не менее эмоционально прозвучали сольные темы скрипки (концертмейстер оркестра Алина Яконина), флейты (Венера Порфирьева), гобоя (Андрей Шубин). Будто хором в унисон пропел квартет валторн, а в итоговой кульминации эта тема, усиленная всеми тембрами медных духовых, звучала прямо-таки неистово. После чего особенно выразительна была трагическая пауза, за которой следовала полная обречённости кода. Фото: Государственный академический симфонический оркестр Республики Татарстан В полную мощность эта же тема фатальной обречённости зазвучала в цикле "Семь последних песен" Густава Малера, которые составили второе отделение. Собственно, каждая из этих семи прекрасных, чувственных картин является страшным изображением трагической неизбежности смерти. В исполнении Альбины Шагимуратовой с ГАСО Татарстана эта инфернальная красота была подчёркнута многократно. Первые две песни "Побудка" и "Барабанщик" основаны на узнаваемых жанровых интонациях болеро и сарабанды, но, по сути, это мрачные похоронные марши, рисующие картины гибели солдат на войне. Альбина Шагимуратова, завоевавшая славу как лирическое сопрано, невероятно гибко использовала всё многообразие вокальной партии этих миниатюр: от полуречитативной мелодекламации до динамичных, демонстрирующих сильное драматическое сопрано кульминаций, – всё в вокальной партии удалось. Была заметна и вдумчивая работа над артикуляцией и тембральной окраской голоса. Последнее особенно выделялось в кульминациях, которые отличались не форсированным, а будто приглушённым, затихающим звучанием, что подчёркивало потусторонний характер высказывания. "Я действительно умер для мира…" – эти мрачные, но сопровождающиеся восхитительно прекрасной музыкой, слова стали едва ли не первой полнозвучной кульминацией в пятой части цикла. Вообще же, эта песня ("Я потерян для мира") была написана композитором самой первой для цикла "Пять песен на стихи Фридриха Рюккерта", который на закате жизни Малер дополнил двумя начальными частями, создав в итоге "Семь последних песен" (в более точном переводе: "Семь песен последнего времени" – Sieben Lieder aus letzter Zeit). Окружающие пятую часть зарисовки словно дополняют картину этого невероятно красивого, но убийственного сюжета. Будь-то признания в любви, но сделанные тем, кто уже одной ногой в могиле. Или будто идиллическая картина цветущей липы, но, оказывается, аромат её – как яд. Понимать подтекст малеровской музыки позволял не только перевод текстов (ставший отдельным достоинством буклета Московской филармонии к этому концерту), но и чуткий к музыкальным и поэтическим нюансам исполнительский ансамбль. Вершиной ансамблевой работы стала шестая песня "В полночной тьме", в которой вокальное соло сочетается с ансамблем духовых. В этой прозрачной фактуре была слышна каждая нота и значима каждая фраза. Альбина Шагимуратова и оркестр под управлением Сладковского продемонстрировали практически студийное качество исполнения, завершив эту философскую исповедь впечатляющей и самой яркой по звучности кульминацией. И если наиболее впечатлительная часть публики сорвалась на аплодисменты еще перед этой, кульминационной, миниатюрой, то уж после неё раздались даже отдельные выкрики "Браво". Но эти всплески зрительских эмоций не убавили финальную овацию. Открыв концерт музыкой Моцарта, наполненной умиротворением и светом, пронизанной гармонией и ощущением стройности мироздания, казанский оркестр будто отметил отправную точку, отталкиваясь от которой симфоническая традиция развивалась до монументальных трагических концепций Малера и Штрауса. Возможно, добавило жизнеутверждающего настроения исполнение на бис бравурной песни "Сесили" Рихарда Штрауса, в которой Альбина Шагимуратова продемонстрировала объемный, по-вагнеровски сильный голос, абсолютно поразив и в очередной раз раскрыв свой огромный потенциал. А исполненная напоследок вокальная миниатюра "Завтра" ("Morgen!") того же автора стала еще одним подтверждением по-настоящему глубокого понимания и певицей, и оркестром под управлением Александра Сладковского музыки Малера и Штрауса. Композиторов, способных даже самыми торжественными звуками вызывать содрогание и слёзы. И финальная миниатюра, повествующая, вроде бы, о наступлении нового дня, следуя неоднозначности текста Джона Генри Маккея, была интерпретирована как горькая картина недостижимости счастливого "завтра". Идеальное видение, нарисованное в этой миниатюре, нереально. Оттого так были наэлектризованы эмоциями каждый звук, спетый певицей, каждая нота в соло скрипки (Алина Яконина) и в партиях каждой оркестровой группы. Длящаяся пару минут, исполненная на бис миниатюра обобщила всю драматургию концерта, повествующего о непреклонном ходе истории, разрушающей гармонию классицизма и романтические идеалы о безжалостную современность.