Чужой триколор. В прокате — одна из лучших трилогий в истории кино. Почему ее стоит посмотреть?

В российских кинотеатрах идет одно из самых впечатляющих достижений в кинематографе 1990-х — трилогия Кшиштофа Кесьлевского «Три цвета», трансформирующая триединство французской цивилизации «свобода — равенство — братство» в многозначительное высказывание о частной жизни. «Лента.ру» рассказывает, почему у этого проекта нет аналогов.

«Три цвета: Синий»: Жюли (Жюльетт Бинош), с расцарапанным лицом, в воротнике Шанца на шее, яростно засыпает в себя целый пузырек таблеток, пытается сглотнуть — и с отвращением выплевывает все назад. Ее муж, известный на всю Европу композитор, и маленькая дочь погибли в автокатастрофе — но присоединиться к ним выжившей в ДТП женщине оказывается физически невозможно. Поэтому она начинает выпиливаться психологически: выставляет на продажу дом, избавляется от всего имущества, даже уничтожает оставшиеся от супруга нотные рукописи и селится в квартирке в парижском пятом арондисмане, чтобы изолировать себя от мира, от прежней жизни, от себя самой, в конце концов. Попытка, насколько последовательная, настолько же и бесплодная — хотя бы потому, что стоит Жюли закрыть глаза, и у нее в голове начинают играть отрывки из незаконченного мужем «Концерта в честь объединения Европы».

«Три цвета: Белый»: по конвейерной ленте едет старенький чемодан — как скоро выяснится, единственное прибежище застенчивого польского парикмахера Кароля (Збигнев Замаховски). Французская жена Доминик (Жюли Дельпи) с ним не просто развелась, но и трижды унизила: объяснив суду свое желание разорвать брак его импотенцией, устроив поджог в его салоне, а затем еще и сделав его свидетелем своего секса с другим мужчиной. Возвращение на родину и вовсе начинается с его жестокого избиения сотрудниками польского аэропорта. Побитый парикмахер тем не менее все равно встанет на колени, поблагодарит Христа и поцелует землю родины, пусть та и представляет собой заснеженный пейзаж, на котором возвышается гигантская обледенелая свалка. Родина за такое отношение Кароля вознаградит — настолько, что удивится и мучительница Доминик.

«Три цвета: Красный»: швейцарская модель Валентина (Ирен Жакоб) с невыразимой грустью взирает на окружающий мир с ярко-алого рекламного плаката. Не особенно радостной выглядит и ее реальная жизнь — построенная вокруг уехавшего за границу бойфренда, который ухитряется душить девушку своей ревностью даже из Лондона. Драматическая случайность на дороге — Валентина сбивает собаку, к счастью, не насмерть — впрочем, вводит в ее жизнь новую фигуру: причем владелец пострадавшей овчарки, одинокий судья на пенсии Огюст (Жан-Луи Трентиньян) — личность, прямо скажем, эксцентрическая. С помощью нехитрой аппаратуры он подслушивает телефонные разговоры соседей — о чем нечаянно узнает и Валентина. Это шокирующее открытие, впрочем, не помешает становлению дружбы между юной моделью и ворчливым пенсионером. Как и дальнейшим, включая эпические, вторжениям судьбы в рутину бытия.

Снятая на французские деньги трилогия польского классика Кшиштофа Кесьлевского вряд ли когда-то будет превзойдена как минимум в плане своего места в ландшафте европейского авторского кино. На работу над всеми тремя фильмами у режиссера ушло всего десять месяцев — после чего «Синий», «Белый» и «Красный» последовательно показали на трех главных фестивалях мира — в Венеции, Берлине и Каннах (причем с двух киносмотров Кесьлевский уехал с призами). В сущности, в годичный период между осенью 1993-го и летом 1994 года не было в мире режиссера, присутствие которого в кинематографической жизни было настолько заметным — и нет ничего удивительного в том, что большая часть европейского артхауса XXI века кажется настолько вдохновленным «Тремя цветами», их неспешным ритмом, их тематической уклончивостью, их приоритетом стиля перед сторителлингом.

При этом контекст и влиятельность — наверное, самое неинтересное, о чем можно говорить применительно к последним работам Кесьлевского (он умер через два года после выхода «Красного», не пережив операцию на сердце). Трудно, например, будет вспомнить произведение настолько всеобъемлющее и при этом многозначительное. В этом плане есть, конечно, значения, которые лежат на поверхности: сам Кесьлевский утверждал, что каждый из фильмов иллюстрировал одну из декларативных основ французской цивилизации, переводя их из политической сферы в область частной жизни. И в самом деле, в «Синем» героиня Бинош ищет свободы от уз прошлого, в «Белом» протагонист жаждет равенства в отношениях со своей французской женой, в «Красном» сыгранная Жакоб Валентина обретает братство в дружбе с персонажем Трентиньяна. Так, воплощаясь в обыденных столкновениях обывательских судеб, подзатертые многовековые ценности вновь обретают и плоть, и актуальность.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении нетрудно заметить, что за этим идейным рядом вполне может скрываться и солидная режиссерская ирония. Свобода в «Синем», мягко говоря, неоднозначна и нестабильна, за равенством в «Белом» сквозит ошарашивающее неравенство между жизнями французской и польской, братство в «Красном» является следствием случайностей и совпадений в большей степени, чем подлинной близости. Политическое — ключевой элемент польских фильмов Кесьлевского — как будто приглушенное в «Трех цветах», в реальности то и дело дает о себе знать, стоит лишь внимательнее присмотреться к происходящему. Зря, что ли, центральную роль в «Синем» играет «Концерт в честь объединения Европы»? Вот и трилогия Кесьлевского вполне может смотреться слепком мироощущения континента, который только что преодолел многолетнее разделение, но пока еще не научился жить вместе — и далеко не факт, что научится хоть когда-нибудь.

Да, спустя почти три десятилетия этот смысловой слой «Трех цветов» (еще какие-нибудь десять лет назад казавшийся несколько устаревшим) теперь ощущается пророчеством, причем не менее ярким, чем вторжения заглавных цветов в визуальную ткань трилогии. И в этом плане не менее важна тема случайностей, совпадений, как будто бы ничем не мотивированных столкновений и расставаний, которые определяют сюжеты всех трех фильмов — и особенно «Красного». Когда большая история перестает выглядеть осмысленной и рационально складывающейся, стоит ли ждать другого от историй малых, личных? Тем более уместным весной 2022-го смотрится и служащий эпилогом всей трилогии финал «Красного» — в котором над Европой сгущаются такие тучи, что не обойдется без чудовищных потерь. Что ж, тот факт, что Кесьлевский и в этой буре находит пространство не для трагической точки, а для открытого, все же подразумевающего смутное, но ощутимое будущее финала, не может не обнадеживать.

Фильмы «Три цвета: Синий» (Trois couleurs: Bleu), «Три цвета: Белый» (Trois couleurs: Blanc) и «Три цвета: Красный» (Trois couleurs: Rouge) идут в российском прокате.