Кирилл Гребенщиков: «У меня не осталось никакой ностальгии по 90-м»

В эксклюзивном интервью WomanHit.ru актер рассказал о жизни в СССР, лихи× 90-х, гедонизме и своих друзьях

Глубокий, ответственный, интересный собеседник, актер, который думает о внутренней самоцензуре, не желая выглядеть примитивным. Это все он, Кирилл Гребенщиков. В фильмографии актера — порядка 60 фильмов, и список этот постоянно пополняется. — Кирилл, вы должны помнить жизнь в СССР. Вам близка тема тихой эпохи кухонь, где люди собирались, говорили и общались? — Что касается советского времени, у меня дома слушали «Голос Америки», были разговорчики так называемые. Всё это было, я всё это видел. Почему-то вспомнились 90-е. Вот тогда было время совершенно открытое, несмотря на тотальную бедность. Можно было выйти на улицу и кричать что угодно — до известной степени. Это было короткое время такой свободы слова. Это было в первую половину девяностых, потом этого стало меньше. — Где сегодня предпочитаете общаться со своими друзьями и знакомыми? — У меня довольно узкий круг друзей и знакомых. Конечно, мы на кухне уже не сидим до пяти утра, возраст уже. (Смеется.) Общаемся и в сети, и очно. Если собираемся, то это чаще всего ресторан. Встречаемся либо у кого-то дома, либо на нейтральной территории. — В феврале в онлайн-кинотеатре IVI вышло продолжение сериала «Заступники» режиссера Владимира Котта с вашим участием. В этом фильме рассказывается о правозащитниках эпохи «оттепели». Как вы считаете, тогдашняя система правосудия в Советском Союзе отличалась от сегодняшней? — Я думаю, пороки были одни и те же, просто они существовали под разными гербами. Люди также зависели от системы, как и от конкретных персонажей, даже в этом сериале есть разные судьи, разные прокуроры. Наличие честных людей в системе — это её плюс, исчезновение честных людей из системы — её порок. Во все времена: при царском режиме в Российской империи, при советском режиме, в нашем времени — что пороки, что достоинства — все они совершенно одинаковы. — В жизни когда-нибудь приходилось с ней сталкиваться лично вам или вашим близким? — Кроме штрафов дорожного движения у меня ничего нет. (Смеётся.) У моих близких тоже. Но мой дед сидел после войны девять лет, до 54-го года. После того как он попал в плен, бежал и воевал во французском сопротивлении. После войны он был арестован в июле 45-го, просидел в лагере до 53-го и на поселении до 54-го года по 58 статье. — Исполнительница главной роли Марина Ворожищева сказала, что, помимо адвокатской истории, ей очень хотелось сохранить особенности того времени: другую речь, другую осанку, другую походку, другое мышление. Вы согласны с ней? Как вы работали над образом своего персонажа? — Не могу сказать, что я прямо работал над образом — это не входит в мою внутреннюю методику. Я прихожу и пытаюсь что-то сделать. До исполнения роли я стараюсь её не планировать, потому что план всё равно начинает рушиться, поэтому стараюсь нащупывать в процессе. Что касается времени, конечно, я что-то читал. Есть очень хорошая книжка Александра Гениса, она называется «60-е. Мир советского человека». Там написано обо всех важных события× 60-х: об оттепели и её конце, о Кубе, о космосе. Ну и мой личный опыт, насмотренность и начитанность про эти годы помогали. Мы не можем всё равно существовать в точности как те люди. Мы и наше кино существуем в другом темпе. Если бы это было кино, снятое в 68-м или 65-м году, оно было бы гораздо длиннее, гораздо неторопливее. Мы всё равно вынуждены были ускоряться на экране. — Вообще интересно играть героев того времени — с одной стороны, давнего, с другой — вчерашнего? — Да, безусловно. Любое время, которое далеко от нас, но так, чтобы это была не мифология, а человеческая память, всегда очень интересно. Ты соприкасаешься с чем-то одновременно давним и недалёким. Когда играешь в Средневековье, это уже мифология — «Игра престолов» начинается. К тебе никто не придерётся, да и ты никому ничего не докажешь, что было не так. А здесь всё-таки хочется, чтобы была узнаваемость речи и подробностей бытовых. Мы старались передать это. — Есть ли ещё эпоха, место, в которых хотели бы сыграть? — Абсолютна любая интересна, которая не современна мне. Я с удовольствием играю современный материал, но всегда привлекательнее, когда тебя уносит в другое время. Другое дело, к слову, что у меня не осталось никакой ностальгии по 90-м, например, кроме того, что я учился в институте в это время. А всё, что было раньше, мне интересно — это сначала мои родители, потом бабушка с дедушкой. — В сериале показана девушка, которая попадает в самое сильное адвокатское бюро Советского Союза и благодаря своей упорной работе доказывает, что попала туда не случайно. А как вы сами относитесь к образу сильной женщины в патриархальном советском обществе и в обществе нынешнем? — Спокойно отношусь к этому, спокойно отношусь к феминизму и гендерному равенству. То, куда мы сейчас идём, — это совершенно нормальное течение времени, только и всего. Нельзя говорить, что раньше было лучше. Идёт просто течение сознания социума. Конечно, сейчас проще для женщины занять какое-то высокое место, тогда действительно было сложнее. — Что необходимо в новом проекте, чтобы вы получали удовольствие? — Самое главное — интересная история, сюжет. На уровне сценария его должно быть захватывающе читать, как интересную книгу, будешь ты там сниматься или нет. Второе — это компания людей, которые это делают, актёры, которые тебя окружают. Я люблю сниматься со знакомыми уже людьми, и с незнакомыми люблю, потому что это новые человеческие впечатления. Ну и профессионалы, которые обслуживают техническую часть, важны: и операторы, и все цеха — если они профессиональные, это здорово. Главное — получать удовольствие, чтобы скучно не было. Я могу не ставить перед собой каких-то гипервысоких творческих задач, но удовольствие очень важно получать, и это во многом зависит от людей, которые тебя окружают. Также люблю ездить на съёмки в места, где ещё не был. — Что смотрите на досуге? И смотрите ли детективные драмы, в частности? — Если дохожу до просмотра, чаще всего американские и европейские сериалы, мне интересно, как они это делают. Пока они это делают лучше нас. Последний сериал, который мне запомнился, — «Мейр из Исттауна» с Кейт Уинслет, как раз детективная драма. — Как любите отдыхать? — Я очень люблю ездить куда-то в тёплые страны, в незнакомые страны. Дома тоже отдыхаю, но дом очень развращает — часто ты просто лежишь. А когда ты куда-то в другое место попадаешь, это стимулирует тебя смотреть и видеть, гулять… Лучший отдых для меня — путешествия. — Какие самые необычные места вы посещали? — Я в этом очень консервативен. Люблю южную Европу: Грецию, Италию, Испанию, условно говоря. Я очень много езжу сейчас по стране со спектаклями. Часто довольно все города стираются в один большой город — не в обиду никакому городу будет сказано. У нас ещё специфика страны такая — все большие города строились примерно в одно время, мало где что-то сохранено. Конечно, когда попадаешь на Камчатку, например, успеваешь хотя бы краем глаза что-то зацепить, это здорово. Я благодарен своей работе за возможность увидеть страну. — Вы гедонист по жизни? — Насколько жизнь позволяет. Были моменты в жизни, когда ты не можешь быть гедонистом, когда у тебя нет к этому никаких инструментов. Ты себя начинаешь одёргивать в какой-то момент. Есть такое понятие «гедонистическая беговая дорожка» — ты получаешь что-то и тебе нужно больше, и ещё больше, и ещё больше… В такие моменты надо себя одёргивать. — Какое ваше отношение к популярным нынче стриминг-платформам? — Хорошо очень отношусь. Там есть очень интересная продукция, сделанная гораздо более скрупулёзно, чем на телевидении. С неё спрос больше. Если сериалы идут только на телевидении, они заполняют сетку. Качество падает, потому что конкуренции нет. А для платформ чем интереснее проект, тем лучше. И на IVI, где вышли «Заступники», и на других стриминговых платформах есть очень качественные сериалы, зарубежные и наши. Другое дело, что когда произошло так, что на платформах разрешено больше, чем на ТВ, все кинулись в секс и мат. Иногда это совершенно неуместно. Стало много неоправданных вещей. Я к ним совершенно спокойно отношусь, просто это иногда никак не продвигает сюжет, не раскрывает персонажей — просто дань этой свободе без особого сценарно-сюжетного смысла. Развиваемся, делаем ошибки. Но, в целом, я очень положительно отношусь к тому, что больше продукции выходит в интернете. — Что думаете о цензуре и самоцензуре? Какая она? — Я веду соцсети, там у меня есть самоцензура — я не хочу выглядеть примитивным или глупым. Мне хочется быть интересным, по-настоящему, а не шокируя людей. Не быть пустым — cамоцензура для меня. В целом же, безусловно, должны быть ограничения, и они должны работать, все эти возрастные маркировки. К такой цензуре я отношусь положительно, где-то есть край. Мы должны быть в каком-то общественном сговоре. А к цензуре общественно-политической я плохо отношусь. По конституции, которую мы должны соблюдать, свобода слова — это свобода слова. — Есть какие-нибудь мечты в профессии? Например, обязательно сыграть ту или иную роль? Если да, то какую? — Моя мечта — это работать, и работать интересно, желательно. Мне 50 лет, за мою жизнь история уже переписывалась раз пять. Для актёра это каждый раз «на колу мочало, начинай сначала». Куда-то идёшь, потом всё обрушивается, начинаешь карабкаться… Моя главная мечта — это мир. А в профессии — о какой-то роли я не мечтаю, роли сами приходят. В любой продукции можно найти интерес, даже если это не «Гамлет». Моя мечта — чтобы мне всегда было интересно и не было скучно. — Каким себя видите, допустим, лет через десять? — Сложный вопрос, видите, как всё меняется? Я хочу через десять лет работать, но не бороться за существование. Я не дотягиваю до поэта, но хочу видеть покой и волю. Волю — в смысле свободы, а покой — просто не нервничать о том, что будет завтра. Беру невысоко, не как Пушкин. Ну и здоровье через десять лет — самое главное, под цифрой один. Считается, что актёр должен сыграть сначала Ромео, потом, условно, дядю Ваню, а потом Короля Лир. Такой градации у меня нет.