Алексей Франдетти: "Петя и Фолк. Фолк у нас выражен культурой работы с хором и тем, как русские хоры звучат".
Добрый день, Алексей! На какой стадии сейчас находится проект "Петя и Фолк. Тайны миров" и чем он интересен? Проект направлен на популяризацию фолк-музыки среди молодёжи. Мы придумали такое концертно-театральное представление на основе народной музыки с участие нескольких оркестров, большого хора "Радио Орфей" и их балетного коллектива. В основе сюжета лежит миф об Орфее и Эвридике, который мы переосмысляем. Только вместо Орфея у нас Пётр и фолк-музыка, которая является главным героем в нашей истории. Мы находимся на этапе, когда у нас уже придумана пьеса. Наш автор Ника Симонова написала 17 стихотворных текстов из 20 музыкальных номеров. Композитор Андрей Зубец сочинил, практически, всю музыку. У художника Анастасии Пугашкиной уже готовы эскизы. Мы готовимся к тому, чтобы начать репетиции осенью. У вас сложился какой-то особый угол зрения, аспект, через который вы выстраиваете режиссуру будущей постановки? Главный аспект – это хор, который исполняет все роли, не отдельные солисты, а именно хор в своей массе. Некоторые персонажи складываются из 20-ти солистов. Например, один персонаж озвучен тремя басами. Птица Сирин "поёт" большим количеством меццо-сопрано. Мне всё-таки хотелось, чтобы хор был представлен как хор, а не как отдельно взятые солисты. Хор – это коллективный персонаж, участник действия? Безусловно. Представьте себе, если положить 10 человек одного на другого и сложить из них, как из пазла, декорацию птицы или 10-главого дракона. Это все можно сделать непосредственно с людьми. Из них и с ними выстраиваются мизансцены, создаются герои и под них пишется музыка. Хор для меня является не только голосом или звучанием, а главным выразительным средством. Некий отсыл к древнегреческому театру, где хор несет функцию комментатора событий? Безусловно, ведь в основе сюжета так или иначе лежит история Орфея и Эвридики. В античном театре хор играет огромную роль, подчас более важную, чем главные герои. Хотя в нашей истории есть двое приглашённых солистов – это Александр Казьмин, который играет Петю, и Юля Дьякина, Вероника, возлюбленная Петра, за которой он спустится в другой мир. У хора будет русский колорит, многоголосье, может быть, русская полифония? Да, обязательно. Мы и говорим, что это Петя и Фолк. Фолк у нас выражен такой для меня важной и богатой культурой работы с хором и тем, как русские хоры звучат. Конечно, хор у нас будет звучать не впрямую аутентично, потому что музыка современная, но мы постоянно возвращаемся к наследию народной песни и народного звучания. Скажите, пожалуйста, вы читаете музыкальную партитуру? Композитор Андрей Зубец сразу отметил вашу чуткость к музыке. Партитуру я читаю с большим трудом, честно говоря, поэтому я реагирую на ту или иную музыкальную тему, которую присылает композитор. Пока музыка написана в клавире. Я надеюсь, что когда у меня на руках появится партитура, то я начну с ней работать. Поскольку я занимаюсь музыкальным театром, я не могу быть не чутким к музыке, иначе зачем этим заниматься. Я недавно общался со Спектором Григорием Владимировичем. Это живая легенда, известный режиссер, драматург, музыкальный и театральный критик, который честно признался, что читает партитуру с большим трудом. Понятно, что и знаменитый режиссер музыкального театра Борис Александрович Покровский все время говорил, что партитуру нужно уметь читать, но не у всех у нас это получается, к сожалению. Здесь важнее музыкальность, которой обладает режиссёр. Я видел множество немузыкальных спектаклей, режиссёры которых получили музыкальное образование. И наоборот. Тут, наверное, вопрос дарования. Видела ваши интересные постановки в жанрах оперы"Бенвенуто Челлини" Берлиоза и мюзикла"Эвита". А был ли опыт работы с фольклором? В Большом театре идет опера Римского-Корсакова "Сказка о царе Салтане" в моей постановке. Это огромная хоровая опера с большими хоровыми сценами. По большому счету, композитор нашего проекта Андрей Зубец занимается тем же, чем в свое время занимался Римский-Корсаков – фантазией на тему народной музыки. Также у меня была работа с фольклорной культурой, когда мы делали большой юбилейный вечер с театром танца "Гжель" в Кремлёвском дворце. Это мне многое дало в понимании, как работают эти культурные направления. Так что да, это мой не первый заход на территорию народного творчества. Вы смело берётесь за работу с разными жанрами? Вам это любопытно? Ну, если бы это мне было не любопытно, не занимался бы этим. А так как я впервые делаю работу, в основе которой хор, и его так много, мне еще более интересно. Смело в это бросаюсь, чего бояться. "Петя и Фолк" - масштабный проект. Вам это близко, не пугает? Нет, учитывая, что одна из моих первых работ была работа на исторической сцене Большого театра, где масштаб был куда больше. Тут меня мало, что может испугать, наверно. С другой стороны, есть привычное нормальное волнение. Без волнения можно забронзоветь и на пенсию идти. Боюсь – нет, волнуюсь – да. В какой последовательности происходит процесс сочинения, что первично? В первую очередь всегда история. Она первична всегда и в музыкальном театре, а музыка уже выражает то, что придумано в истории. Об этом говорил и Исаак Осипович Дунаевский, и Стивен Сондхайм, автор многих бродвейских мюзиклов, потому что мы занимаемся музыкальным театром, а не театрализованной музыкой. А затем идет режиссёрская интерпретация музыки. Как вы в своей жизни, вообще, пришли к режиссуре? Я упал с декорации, повредил себе ногу и не смог больше заниматься актерской профессией. Но в моей жизни повстречался Кирилл Семёнович Серебренников, за что я ему очень благодарен. Это была его идея, что я могу заниматься режиссурой. Это дело меня затянуло. Сцена меня отпустила, и слава Богу. Создавать свой мир мне оказалось гораздо интереснее, чем быть частью этого мира. Как проходит создание контента у режиссёров музыкального театра, где так важна музыка? Как вы ощущаете ваш поток генерируещего сознания? Я вижу картинки, ими и работаю. Картинка срабатывает, и с ней возникает образ. Также как, например, композитор Андрей Зубец садится за рояль и предлагает массу вариантов одного фрагмента. Это кажется невероятно сложным для меня, какая-то высшая математика и химия, совсем трудно постижимое. А это его работа, также, как и моя работа – фантазировать и претворять фантазии в жизнь. Это, собственно, и есть то, чем я, как мне кажется, иногда успешно занимаюсь ( смеется ). Вам интересна драматическая постановка, где музыка не будет так важна? Я с удовольствием хожу в драматические театры, смотрю, но музыка, и это научно доказанный факт, воздействует гораздо сильнее, чем слово. Смог бы я поставить "Евгения Онегина" в драме? Нет, хотя очень люблю его и знаю наизусть. А в музыкальном театре? Да, что я и сделал в Театре на Таганке. Драматический театр в качестве постановщика меня не очень привлекает. Но я работаю там много, но только исключительно с музыкальными спектаклями. Как формировалась ваша музыкальность? Наверное, это было заложено природой, спасибо родителям. Также, за плечами музыкальная школа, играю на фортепиано. Бабушка приложила к этому немало усилий, много было походов в оперу, поэтому я люблю музыкальный театр и чувствую его. Уже с детства всё было понятно. По вашему мнению, что главное должен сделать режиссёр для того, чтобы зритель понял весь смысл музыкального произведения, постановки? Я должен сам получить удовольствие. Профессия довольна эгоистичная. Если я не получу его, то и зритель его не получит. Главная задача – насладиться тем, что я делаю. Затем уже рассказать саму историю. Нужен ли здесь нарратив? Это зависит от аудитории, с каким театром сотрудничаешь, насколько ты можешь придумать эту историю "над" сюжетом, как это блистательно делает режиссер Дмитрий Черняков, или нет. Либо достаточно просто рассказать понятную историю, чтобы она действительно дошла до зрителя, как это происходит в операх Вагнера. Если здесь еще добавить что-то параллельно поверх истории, то, конечно, можно окончательно запутать зрителя. В любом случае зритель за свои немалые, по меркам музыкального театра, деньги имеет право понимать, что происходит. В вашем "Бенвенуто Челлини" создалась многослойность смысловых векторов. Может ли режиссура находиться в разрезе с историей? Да, безусловно. Важно, чтобы это не спорило с музыкой. "Бенвенуто Челлини" в этом контексте – слоеный пирог. Бывает, что параллельные придуманные "над" процессы по сути есть одно и тоже с происходящим в оригинале, они "рифмуются". Иногда бывает ровно наоборот. В театре нет ничего запрещённого. Запрещено только одно – отсутствие таланта. Ваше отношение к юмору в режиссуре? Я очень люблю работать с юмором. Мне кажется, это сложнее, чем с драмой или трагедией. Какой-то зритель бывает оскорблён подтекстами, а кто-то восхищается. Юмор у меня есть практически во всех спектаклях. Мне важно, чтобы зритель улыбался и смеялся. Как вы относитесь к соблюдению исторического контекста, костюмов в постановках? У меня Татьяна Ларина стоит на капоте автобуса и во время сцены письма аккомпанирует себе на электрогитаре. Я хорошо отношусь к костюмным постановкам и очень их люблю. Вопрос в другом. Очень-очень сложно донести смысл сегодняшний – а театр, он сегодняшний, ежеминутный, это не музей – находясь в историческом антураже. Те, у кого это получается, действительно, мегамастера. Иногда, это получается и у меня ( смеётся ). Мой "Казанова" в Екатеринбурге весь в кринолинах, в красивых костюмах Виктории Севрюковой. Хорошо, если театр может себе позволить выделить дополнительное время для репетиций, потому что в таких костюмах надо репетировать как сидеть, как ходить, да еще и петь. Такой костюм может отвлекать актера от сути роли, к нему нужно привыкать не в последний момент. Вообще, исторические контексты могут быть любыми, главное в спектакле – это отношения между персонажами. Кто был вашими наставниками музыкальной режиссуры? У кого вы учились? Книги – мои главные профессора, дальше насмотренность. Есть режиссёры, которые мне были интересны на Западе. У меня не было возможности практиковать и присутствовать вживую на репетициях Бориса Покровского, но я многое посмотрел и прочитал. В данном случае я считаю, что режиссура – это самообразование на 99 процентов. Очень многие книги по режиссуре на английском языке. К большому сожалению моему и моих студентов, только спустя большой промежуток времени я пришёл к книгам знаменитого режиссера Георгия Ансимова "Режиссер в музыкальном театре", Григория Ярона "О любимом жанре" и другие. Теперь, когда за моей спиной три десятка постановок, я только-только прихожу к теории. Это, конечно, дико интересно. Эти авторы – практики музыкального театра. Ансимов был долгое время главным режиссером Театра "Оперетты", ставил в Большом театре. Благодаря Ярону, в принципе, во многом возникла советская оперетта, затем российская. Он был абсолютно одержим этим жанром. Они, уйдя из жизни, оставили теорию в очень хорошо написанных книгах. Из теоретиков могу выделить, пожалуй, Янковского. Я же всегда был и есть практик. Но я люблю учиться и открывать для себя что-то новое, жадно вчитываюсь, вслушиваюсь и понимаю, что это маленький шаг вперед.