От Монро до Маккензи Дэвис, или Почему в Голливуде перестали снимать красоток

Любители западного синематографа спешно покидают кинозалы, прокатные компании терпят миллионные убытки, а среднестатистические женщины, наконец, вздыхают свободно — им больше не надо тянуться и соответствовать стандартам красоты империи грез. Это шутка. Но в ней есть доля правды. Любой киноман способен констатировать факт: голливудские красотки становятся исчезающим видом, им на смену приходят совсем другие актрисы. Почему так происходит, какие социальные тенденции транслировала Мэрилин Монро, а какие — Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», разобрался Naked Science.

Не все это понимают, но такая, казалось бы, неутилитарная вещь, как женская красота (и ее стандарты), тесно связана с социальными тенденциями. А кино в силу своей «постановочной природы» — одно из самых мощных стимулов, не только отражающих, но и создающих общественные «бренды».

Психологи и социологи называют синематограф «слепком» своего времени: он в законсервированном виде сохраняет представления о нормах и идеалах той или иной эпохи, которые воплощены в художественных образах. Существует и обратная связь: кино воздействует на общество, конструируя и даже навязывая новые желательные образцы взаимоотношений полов.

Сказка для взрослых

Это и есть кино. То есть, по сути, то же самое, что мы читаем детям на ночь. Об этом писал еще знаменитый советский фольклорист с мировым именем Владимир Пропп. В далеком 1958 году вышла его книга «Морфология волшебной сказки», которая была не только переведена на английский язык, но и стала настоящей методичкой для Голливуда.

По ней сценарии повсеместно создают и сегодня. Ведь художественный фильм, как и сказка, имеет структуру, включающую завязку, развязку и путь героя, а также его помощников и антагонистов. Неудивительно, что многие фильмы становятся классикой, переходя в жанр «народных сказок», которые учат жить целые поколения. Последние принимают героев и их поступки за образец поведения. Кстати, именно по этой причине в телешоу так часто приглашают актеров и звезд эстрады.

Большинство людей неосознанно воспринимают их некими образцами для подражания, подобно родительским фигурам. Поэтому они способны формировать общественное мнение, а характер героев, которых они изображают на сцене, зачастую транслируется ими и в реальной публичной жизни (яркий пример — Мэрилин Монро, которая «играла» в жизни примерно ту же роль ветреной соблазнительницы, что и в кино) или, по крайней мере, ассоциируется с их настоящей личностью.

Больше драмы

Разберемся, как вообще менялись стандарты женской красоты в кино. Одним из первых секс-символов синематографа была Теда Бара — американская звезда немого кино 1910-х годов, с огромными глазами, подведенными черной тушью. Она носила прозвище The Vamp (Вампирша), что на сленге тех лет означало «коварная обольстительница мужчин». Впрочем, как ни крути, по нынешним меркам красавицей назвать ее сложно, хотя на вкус и цвет кинодивы, конечно, разные. Актрисы тех лет представляли собой драму в квадрате: чем истеричнее и эмоциональнее выглядела женщина, тем лучше. Отсюда — томные глаза, заламывание рук, трагичные вздохи.

Грета Гарбо, звезда 1920–1930-х, выглядит чуть привычнее современному взгляду, хотя по-прежнему весьма специфична. Но сути это не меняет: женщины в кино оставались лишь источником каких-то вечных и неуемных эмоций, мало согласующихся с логикой. В героинях по-прежнему демонстрировался не характер, а спина, плечи и торс. Правда, именно в 1930-х образ кинодив постепенно становится более раскрепощенным и независимым. На экране появляется «женщина-звезда», стремящаяся к достижению успеха на большой сцене — впрочем, только через призму любви к мужчине. Музой становится Марлен Дитрих. Несмотря на стремление к собственному успеху, объективация женского пола по-прежнему никуда не исчезает.

Красота неземная

Как дальше развивался бы образ женщины — неизвестно, хотя, исходя из наметившихся тенденций, он пришел бы к современным реалиям, вероятно, гораздо быстрее. Вмешалась Вторая мировая война. Теперь женщина — самоотверженная, любящая и чистая, готовая на все ради своего мужчины и воспринимаемая только через призму их взаимоотношений. Мы в самом деле видим на экранах нечто совершенно прекрасное и непорочное. Например, Ингрид Бергман в роли Ильзы Лунд из «Касабланки» 1942 года. Или Вивьен Ли, божественная красота которой покоряет сердца зрителей до сих пор.

С точки зрения любых современных стандартов красоты Ли краше самой Мэрилин Монро (которая не столько прекрасна с точки зрения «классики», сколько сексуальна) и, вероятно, вообще может считаться самой красивой актрисой всех времен и народов. Ее идеальность почти божественна, что как бы намекает на суть женского кинообраза в те годы. Ведь общественное сознание, подобно детскому мышлению, воспринимает внешнее как внутреннее: если женщина прекрасна снаружи, значит, и ее внутренний мир столь же хорош.

Впрочем, Вивьен Ли часто доставались роли весьма эмоциональных и даже психически неустойчивых женщин (если не считать роковую и совершенно очаровательную стерву Скарлетт О’Хара из фильма «Унесенные ветром», который был снят еще до войны и вышел на экраны в 1939 году).

Ветреные соблазнительницы

А потом была сексуальная революция: женщины обрели некоторую свободу в отношениях с мужчинами — как в жизни, так и на экране. Сексуальность стала объектом потребления, хотя объективация кинодив, кажется, только усилилась. И культовой фигурой в этом смысле, конечно, стала Мэрилин Монро, которая играла в фильмах ветреных недалеких дурочек, не стесняющихся эксплуатировать свою красоту во имя денежных интересов.

Более мягким «вариантом» в этом смысле была Одри Хепберн, главная героиня которой в «Завтраке у Тиффани» 1961 года, конечно, тоже стремилась к браку по расчету, но влюбляла в себя не только внешними данными, но еще неугасающим оптимизмом и чудаковатостью. При этом в ее образе уже сквозят какая-то доля искренности, раскрытие внутреннего мира и даже первые намеки на отказ от стереотипной роли «содержанки».

Красота Хепберн интеллигентна и более закрыта. Закрыта в буквальном смысле слова: длинными платьями, шляпой, платком и темными очками. И то был переходный период перед тем, как женщина должна была вторгнуться в патриархальный мир совсем уж в полной мере — этому способствовало нарастание феминистических тенденций. Но вторжение началось не постепенно, а сразу с крайних форм.

Борьба с мужчиной

Одним из культовых фильмов начала 1990-х стал «Основной инстинкт» с хладнокровной и истово сексуальной широкоплечей блондинкой с красивыми, но не такими милыми, как у кинодив прошлого, чертами лица — Шэрон Стоун.

Ее героиня Кэтрин Трамелл — настоящая психопатка, в которой напрочь отсутствует эмпатия, она жестока и равнодушна. Впрочем, истероидности в ней хватает, поэтому она невероятно сексуальна, что в обыденном понимании можно было бы выразить так: «стерва с амбициями» (кстати, таковыми можно назвать, пожалуй, большинство героинь актрисы). В образе опасной блондинки маятник качнулся в другую сторону: от Ингрид Бергман с ее застенчивой чистотой и даже Мэрилин Монро с ее почти невинными поползновениями на мужской кошелек — до полной сексуальной раскрепощенности и абсолютной жестокости. Кстати, с примесью некрофилии, что, пожалуй, можно назвать своеобразной «местью» за былое патриархальное насилие.

И ведь недаром Кэтрин Трамелл изображена бисексуалкой: она как бы еще «не определилась» со своей ориентацией. В ее характере все обострено до предела — «женская» сексуальность и «мужская» жестокость. Героиня — некий биоматериал, только что появившийся на свет социальный младенец, явивший собой протест против стереотипов о женщине прошлых лет. Она не только не менее интеллектуальна, чем мужчина, но куда умнее его, не только хладнокровнее, но более жестока и бессердечна.

Она абсолютно независима и делает только то, что хочет. Она не замужем и даже не собирается, не может терпеть детей, при этом живет в роскошном доме и занимается любимым делом — она писательница. И при всем вовсе не дурнушка — наоборот, хороша собой и влюбляет в себя всех мужчин. То есть объективация женщины в фильме остается, но приобретает очень агрессивные формы по отношению к самому же мужскому полу — вспомните фразу из фильма: «Все, кто связывается к Кэтрин, погибает». Прежде всего это ее мужчины.

В начале 2000-х тенденция соперничества с сильным полом осталась прежней, однако мир кинематографа слегка очнулся и решил, что женщина-маньяк — это уже слишком. На сцену выходит расхитительница гробниц — прекрасная, хитрая и с хорошей физподготовкой. Анджелина Джоли в образе Лары Крофт — воплощение все той же борьбы с патриархальными устоями. У нее широкие плечи, высокие и квадратные скулы, более прямой нос, чем у той же Монро, но при этом она не лишена чисто женственных черт — огромных глаз, большой груди, длинных волос и, конечно, «фирменных» пухлых губ.

Она вновь воплощает женственность и мужественность одновременно. Она красива, независима, умна и способная дать отпор не только мужчине, но даже роботу (что можно трактовать как борьбу когда-то слабой, но отныне сильной женщины с «бездушным» мужским началом, которому она, судя по фильму, «меняет программу»). Примерно ту же суть несет в себе другая героиня — Элис — из «Обители зла», которую играет Мила Йовович.

Как видим, все актрисы еще остаются роковыми красотками, обтянутыми латексом. Несмотря на громкий протест, они по-прежнему предмет вожделения мужского населения планеты, а значит, объективации.

Красота земная

Феминистический тренд победил, но не совсем. Чтобы это случилось окончательно, нужно лишить женщину красоты. В противном случае ее внутренний мир будет мало кому интересен. Именно такую картину мы наблюдаем сегодня. Нельзя, конечно, сказать, что современные героини голливудских фильмов несимпатичны: они весьма милы, но едва ли больше, чем ваша соседка по подъезду. Они «обычные», в них больше нет сногсшибательности, до которой так сложно дотянуться среднестатистической женщине. И это — торжество феминизма, который, как известно, борется за равенство полов.

Взять хотя бы Дженнифер Лоуренс в «Голодных играх». Ее героиня Китнисс Эвердин даже одета весьма скромно — можно сказать, нейтрально — по сравнению с той же Ларой Крофт. Кстати, в последней части саги, вышедшей в 2018 году, мы видим вовсе не роскошную Джоли, а актрису с куда более скромными внешними данными — Алисию Викандер, одетую в брюки и майку унисекс. То же самое можно сказать о Дакоте Джонс или миловидной, но «земной» Эль Фэннинг.

В последней части Терминатора («Темные судьбы») появляется Маккензи Дэвис — канадская актриса, внешность которой можно спутать с мужской (кстати, боевик назвали одним из самых провальных фильмов 2019 года). Отныне главная героиня — не только смелая, но и самоотверженная, готовая рисковать жизнью во имя общего блага. Совсем как пилот Труди Чакон из «Аватара» в исполнении Мишель Родригес.

Красивая женщина = неодушевленный предмет

Но почему нельзя раскрыть характер женщины, оставляя ее при этом сексуализированным объектом? Ведь, казалось бы, ничего плохого в том, чтобы лицезреть красавицу, нет (если не считать, конечно, довольно серьезную проблему женских комплексов, анорексии и булимии, особенно среди девочек-подростков). Потому что это противоречит эротизации как таковой. Об этом говорят и ученые — например, из Университета Дьюка, Колледжа Уиттьера и Западного университета (США) в работе, опубликованной в журнале Sexualization, Media, & Society в 2016 году.

«Когда человек сексуально объективируется, его личность в глазах зрителей теряется», — пишут авторы, ссылаясь на более ранние исследования, посвященные этому вопросу, — работу ученых из университетов Линкольна и Южной Флориды (США), опубликованную в Journal of Experimental Social Psychology в 2009 году. Кроме того, оба пола воспринимают эротизированных женщин как менее моральных и компетентных. Их боль и страдание заботят меньше, поскольку такие дамы в понимании людей не очень заслуживают сочувствия.

Так, известная психолог из Принстонского университета (США) Сюзан Фиск в том же 2009 году опубликовала работу, в которой показала: когда мужчина видит сексуально объективированную женщину, его мозг воспринимает ее как неодушевленный предмет — вещь, которая существует лишь для того, чтобы ее использовали. Он не видит в ней личность, обладающую собственными переживаниями и разумом.

Итог: красоток в латексе убирают с экранов. И, наверное, это положительный тренд, если рассматривать его с точки зрения объективации женского образа. Однако на смену обнаженным бедрам и белоснежным улыбкам должно прийти что-то другое. Ход «заменим красоток на обычных женщин» хорош, но для успеха этого маловато. Если не считать успеха фильма «Голодные игры» (в том числе среди мужской аудитории), который можно назвать новым трендом к киноиндустрии.

Вероятно, чтобы раскрыть характер персонажей (когда зрителю любого пола будет интересна личность человека, а не его обтянутый зад), нужны новые подходы, талантливые режиссеры и сценаристы женского пола, которые смогли бы показать телезрителю взгляд на жизнь и ее трудности не только с «мужской», но и с «женской» стороны.