Композитор Владимир Матецкий 14 мая отметит 70-летие — "дату симпатичную" и вовсе его не пугающую, по признанию автора хитов для Софии Ротару, Полины Гагариной, "Веселых ребят" и других популярных артистов. Празднование будет скромным, потому что юбиляр не любит "вставать на табуретку".
О скромности как образе жизни, этике отношений с исполнителями и перспективах отечественной музыки маэстро рассказал в интервью ТАСС.
— Владимир Леонардович, как будете отмечать юбилей? Ждать ли концертов, фестивалей?
— Мне исполняется 70 лет — дата круглая, симпатичная, она меня радует, не пугает (cмеется). Каких-то особых мероприятий я не планирую по понятным причинам. Такие мероприятия, как съемки, будут, но немного. Я несколько лет веду по пятницам музыкальную программу на радиостанции "Маяк" и накануне дня рождения в эфире поговорю про свои песни. Думаю, что сегодня будет правильным отметить так.
— Скромным образом?
— Скажу честно: я не являюсь человеком, который любит "вставать на табуретку" и рассказывать о себе. Мне приятно, что живы мои песни, что я продолжаю сочинять, работать. Отнюдь не хочу критиковать своих коллег, которые активно занимаются собственным пиаром, — у каждого своя траектория движения. Но мне не хочется этим заниматься. А само, как известно, ничего не происходит.
— Есть такое мнение, что в последние лет 20 в русскоязычном музыкальном пространстве не появлялось песен, которые пела бы вся страна, которые могли бы объединить всех. Согласны с этим?
— Говоря о том, что нет таких песен, надо сказать, что нет и таких фильмов, нет таких книг, таких спектаклей. Нет и таких актеров, по отношению к которым была бы любовь, как, например, к Евгению Евстигнееву или Анатолию Папанову. Мир изменился.
А что это за слово такое — "попса"? Оно от английского popular — популярный, народный, общедоступный. Как тут не вспомнить про Бузову во МХАТе! Да и все остальное — ничуть не меньшая попса. Хочешь быть успешным — "попсовей". А успешными хотят быть все.
А что касается песен, то сегодня этот жанр находится "не на той полке", на какой был в 60–70-е годы. Я застал кое-что из того времени: хорошо помню, как ждали песен, с каким благоговением относились к ним, что они значили…
— Вы сейчас над чем-то работаете?
— Я все время что-то делаю, пишу песни, музыку к сериалам. А сейчас готовлюсь к записи большой работы, альбома.
— Расскажете подробнее?
— Пока не о чем говорить, да и боюсь сглазить. Кроме композиторства я веду музыкальную программу на "Маяке", в которой с удовольствием говорю со слушателями о самой разной музыке. Это для меня тоже занятие музыкой.
"Чистых" композиторов осталось немного: кто-то параллельно занимается организационной деятельностью, устраивает фестивали, кто-то вещает в интернете, ведет блоги, кто-то занимается концертной деятельностью. Интернет, конечно же, сильно все изменил. Я, например, и знать не знал, кто такая Блиновская (предприниматель, ведущая марафона личностного роста — прим. ТАСС), до интервью Собчак. Теперь не без удивления смотрю, какое же огромное количество "барышень" хотят, чтобы их "научили жизни". Вот чьи "песни" сегодня нужны людям — Блиновской! Но я все-таки стараюсь быть верным музыке, не изменять ей.
— Как вообще случилось, что вы стали заниматься музыкой? Если не ошибаюсь, вы окончили Московский институт стали и сплавов.
— И Институт стали в том числе. Дело в том, что я начал заниматься музыкой рано, еще ребенком. У меня была замечательная преподавательница — Софья Моисеевна Карпиловская, ученица Елены Фабиановны Гнесиной. С ней я прошел курс музыкальной школы и далее. Но в консерваторию не пошел, стал учиться в техническом вузе. Надо представить то время: в общем-то, многие мои коллеги-ровесники, будь то Андрей Макаревич, Стас Намин, Крис Кельми, Вячеслав Малежик, Александр Ситковецкий и далее по списку, не учились в консерватории. А еще я окончил художественную школу при Московском дворце пионеров на Ленинских горах — очень увлекался рисованием.
— Получается, вы все время разрывались между физиками и лириками?
— Абсолютно нет, разрыва не было, все прекрасно совмещалось. Техническое образование, вообще-то, мне очень помогло в жизни, дало особый, с прищуром, взгляд на вещи.
Консерваторское образование — вещь замечательная, но писать песни там не научат. Я не знаю места, где учат писать песни. Песня — это особый вид творчества: кажется, что все так просто, а на самом деле — попробуй, ухвати! Это как с локтем, до которого никак не дотянуться… с поцелуем.
— Можете вспомнить первую сочиненную вами мелодию?
— Готов сыграть! (Смеется.) Есть несколько мелодий, которые я сочинил, будучи ребенком, помню их. Мой педагог всегда меня ругала за то, что я пытался нещадно переделывать классические произведения. Я разучивал какую-то пьесу и тут же пробовал ввинтить в нее нечто свое. Очевидно, хотелось реализации собственных творческих придумок, они сидели во мне уже тогда.
А первые профессионально записанные песни — это уже 70-е годы. Одна из них — "Фортуна" в исполнении группы "Аракс".
— Есть что-то, написанное "в стол"?
— У меня есть кое-какие песни, сочиненные еще в 60-е и оставшиеся нереализованными. Есть одна песня, которую я хочу сейчас записать, спеть самому. Не знаю, чего я жду — может, какого-то особенного настроения. Причем я сам написал и слова, и музыку. Она очень актуальная. Может быть, на днях соберусь и запишу. Самое время.
Еще есть несколько интересных идей, которые остались после совместного с Юрием Чернавским магнитоальбома "Банановые острова". В следующем году, кстати говоря, альбому исполнится 40 лет — тоже срок немалый.
— Не подумайте, что считаю непосредственно ваши деньги, но если говорить о профессии композитора — она прибыльная?
— Во-первых, надо разделить: есть композиторы, которые занимаются большой формой, классики, и есть композиторы-песенники. Давайте я расскажу о вторых. В советское время ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам — прим. ТАСС) было очень серьезной организацией. Авторы, у которых было несколько популярных песен, получали приличные деньги. А были и такие композиторы и поэты — это были единицы, — которые зарабатывали в месяц в 100 раз больше средней зарплаты рабочего. В правительстве была даже мысль ограничить эти заработки. Но это были единицы, кто получал такие гонорары. Авторы тогда были основными "капиталистами" на эстраде — артисты получали гораздо меньше, по ставкам. С приходом свободного рынка все резко изменилось: авторы были задвинуты за плинтус, а популярные артисты стали получать баснословные гонорары.
Что касается авторской ситуации сегодня, то многое изменилось по сравнению с 70–80-ми. Собрать деньги с интернета не так просто, хотя у песни могут быть миллионы просмотров.
— Вы работали с очень разными артистами — от Кати Лель до "Машины времени". Как это обычно происходит? Вы пишете под артиста или предлагаете уже готовую мелодию?
— Творческий процесс всегда разный, все зависит от взаимоотношений с исполнителем, от его характера. Иногда я показываю демо уже готовых песен, иногда идет совместная работа. Например, с "Машиной времени" мы собирались у меня на студии и писали песни вместе — благо с участниками группы я знаком с начала 70-х.
Интересный момент: часто бывает, что пишешь песню, имея в виду одного исполнителя, а в конечном итоге она попадает совсем к другому. Зная это, я порой сам умышленно показываю песни "не тому" артисту. Так что процесс бывает непредсказуемым.
Кстати говоря, дилетантским подходом является предложение артисту песен — копий старых хитов из его репертуара. Такое не проходит, ведь ему или ей нужно открывать новые горизонты.
— Можете рассказать о конкретных случаях с исполнителями, к которым попали песни, написанные не для них?
— Могу, но не хочу (cмеется).
— Артисты обидятся?
— Именно! Дело в том, что мои взаимоотношения с артистами порой длятся десятилетиями. И я горжусь, что у меня ни с кем не испорчены отношения. Поэтому я не могу комментировать такие моменты: вдруг человеку будет неприятно, что его популярная песня писалась на самом деле не для него? Это этический аспект. Пусть такое мое поведение говорит обо мне как о высокоморальном человеке (cмеется).
— Хочу спросить про Софию Ротару, главные песни которой написаны вами. Поддерживаете ли сейчас какой-то контакт с нею?
— Я давно с ней не разговаривал. Мы говорили с ее сыном, какие-то новости я узнавал из СМИ. Времена непростые… Я надеюсь на то, что ситуация изменится и Соня снова будет выступать и здесь, и в Украине. Я надеюсь на лучшее. У нее в этом году юбилей — 75.
— Со стороны музыкальный мир выглядит очень неконсолидированным сегодня. Все эти нападки друг на друга: один прокомментировал, другой ему ответил. Сохраняется ли хоть какая-то профессиональная солидарность, стремление сохранить связи, которые потом будет непросто восстанавливать?
— Я, скорее, вижу другое. Особых нападок друг на друга в музыкальном мире не так много, хотя они, конечно же, случаются. Обычно нападки исходят от тех людей, у которых что-то не в порядке. В основном на музыкальный мир, будь то эстрада или рок, нападают представители других жанров.
— А еще чаще политики.
— Да, и политики нападают. Причем обратите внимание: нападая на музыкантов, все время упоминают деньги. Творчество редко кого волнует — все больше про то, кто сколько зарабатывает. А где идет подсчет чужих денег, там мотивационным моментом является простая человеческая зависть. Как гласит известная поговорка, сначала родилась зависть, а уже потом родился человек. Помню времена, когда по той же причине завидовали авторам-песенникам.
Когда хотят, чтобы было лучше, то говорят про другое. Так что критические высказывания надо воспринимать, помня о том, что зависть и эгоистичность натуры свойственны человеку, а творческому человеку тем более. Я про это кое-что знаю — ведь я несколько лет был президентом Авторского совета Российского авторского общества.
— Если отвлечься от повестки, в которой "коллективный Запад" пытается запретить русскую культуру в принципе, что мешало и мешает нашей популярной музыке добиться признания за рубежом?
— Если говорить упрощенно, то одним из препятствий является язык.
У нас тоже периодически случаются прорывы: и в электронной музыке, и дуэт "Тату" попал на верхние строчки западных хит-парадов. Но как массовое явление это не так просто организовать: это должно быть поддержано индустрией — а туда входит, например, звукозапись — вложенными деньгами, заинтересованностью государства. С одной стороны, должен быть творческий аспект, с другой — производственный. Кстати, обратите внимание, что не очень получается системно прорваться на международный рынок и у отечественного кино. Аналогично: мешает отсутствие производственной базы и звездной системы — у нас нет своих актеров мирового уровня популярности.
Есть положительное "но" для нашей музыки: если раньше в мире превалировал путь пения по-английски, то сейчас стали то там, то тут прорываться отдельные песни, коллективы, которые идут по второму пути, то есть поют на своем родном языке. Есть монгольская группа The Hu, которая играет на национальных инструментах и использует горловое пение на родном языке, и это находит своего слушателя. Или, например, была когда-то такая песня "7 Seconds" Юссу Н’Дура и Нене Черри. Юссу пел первый куплет на языке волоф, на котором говорят в Сенегале.
Сегодня примером могут быть корейские коллективы — BTS и другие, которые поют на миксе английского и корейского языков. И никого это не "ломает".
В 2015 году я был соавтором песни Полины Гагариной A Million Voices, когда она участвовала в "Евровидении". Вот тогда, как мне кажется, Полине правильно было петь по-английски, она как бы показывала этим принадлежность всему миру. Помню, здесь по этому поводу шли дискуссии, выступали "знатоки", которые говорили: "Надо петь по-русски! Взять хорошую песню, хорошего певца!" Я всегда на это отвечал: "Какого певца? Назовите фамилию! И кто песню напишет?" В ответ — пауза. Такие вещи просто так не появляются, это должно вырасти, иметь мощный бэкграунд. Тогда и появятся исполнители, которые смогут спеть по-русски с большим авторитетом. Сейчас, кстати говоря, ситуация с этим стала лучше.
— Была ли тогда, когда вы писали песню для "Евровидения", установка, как именно надо писать для зарубежного слушателя? Есть же условный термин "евровизионный хит".
— Дело в том, что "Евровидение", как любой ТВ-проект, существующий более 60 лет, очень хитро манипулирует форматом, то есть тем, что называется "евровизионный хит". Обратите внимание: конкурс все время "обнуляет ситуацию". Идут песни а-ля "Евровидение", все вроде бы начинают понимать формулу, а потом — бабах!
— И Hard Rock Hallelujah, с которой представители Финляндии выиграли в 2006 году.
— Именно. "Вдруг" побеждает непонятная novelty song, то есть песня-прикол, которая построена совсем не на музыке. При этом параллельно существуют по-настоящему профессиональные вокальные песни, как та же песня Полины Гагариной — она, кстати говоря, вокалистка экстра-класса. А побеждает прикол.
Но дилетантизм — опасная вещь, он ведет в тупик. Это как в музее: "И что это за мазня? Да и я так нарисую!" Так рисуй!
— Рецепты для конкурса нам теперь не скоро понадобятся.
— Я думаю, что и это все вернется, никуда не денется. Я отнюдь не являюсь фанатом "Евровидения", не упиваюсь его эстетикой. И не смотрю на него снизу вверх. Для меня это просто шанс, который дается исполнителю. Есть такой конкурс — надо ехать, принимать участие, вот и все. Не поедем в этом году — не велика беда!
Пара слов вдобавок: вообще-то, эстрада относится к одной из трех тем, в которых разбираются абсолютно все. И все — на высшем уровне. Темы эти: эстрада, футбол и медицина. С утра до вечера уже как минимум 52 года слышу, как надо писать песни.
Кстати, по поводу песен и истории с локтем. Когда-то в мою бытность на радиостанции "Серебряный дождь" я был председателем жюри песенного конкурса "КРОК-Рок". Мы получили тысячи песен. Как думаете, каков был процент песен, которые что-то из себя представляли?
— Думаю, максимум пара песен.
— Чуть побольше — песен 10–15. Тот конкурс был достаточно давно, а сегодня ситуация другая: все дилетантское творчество вывалено в Сеть. Любой человек может взять гитару, клавиши, запрограммировать элементарный ритм и спеть что угодно.
В этом весь смысл сегодняшней жизни: ничему не учиться, ничего не уметь, раз — и срубить бабла.
— Может, надо лицензировать артистов, как это уже предлагают?
— Мы все это проходили, и не очень успешно… Помню, как примерно в такую же погоду я стоял в садике перед фирмой "Мелодия", когда худсовет отслушивал песни. Так вот, этот уважаемый худсовет забраковал тухмановский "День Победы" как недостойную песню. Адик (Давид Тухманов — прим. ТАСС) — человек невероятно талантливый — получил сильнейший удар ниже пояса от музыкальных чиновников.
С худсоветами трудно будет найти оптимальное решение. А полностью все отпустить — вылезает огромное количество "пены", порой ядовитой. Но худсоветы все-таки опасней. Представьте себе: какие-то непонятные люди будут решать, что пускать, а что нет. Очень сомнительно это выглядит. Кстати говоря, я помню имя человека, который в 80-е вычеркивал мои песни из худсоветовских списков. Помните фразу: "Мы поименно назовем"? Я не хочу этого делать.
— Сейчас так или иначе происходит деглобализация многих сфер нашей жизни: от ухода с прилавков популярных иностранных брендов до отказа зарубежных музыкантов гастролировать в России. Как вы считаете, такая плюс-минус замкнутая культурная жизнь может пойти нам на пользу?
— Я думаю, что мир уже так устроен, что закрыться полностью не удастся, даже при желании. Но закрываться не надо — надо уметь брать отовсюду самое лучшее. Но и поддерживать свое, родное тоже обязательно нужно. Как сделать, чтобы был баланс, — непростой вопрос, который под силу только мудрым государственным мужам. Закрывание, завинчивание — это к хорошему не приводит. Культура требует свежего воздуха.
— Прочитала, что в конце 1980-х вы были координатором встречи американских и советских композиторов под лозунгом Music Speaks Louder Than Words ("Музыка говорит громче слов") с советской стороны. Может, миру нужен новый подобный саммит?
— Да, это был интересный проект, 1988 год. Ясно, что это не может произойти сегодня. Сегодня очень острая ситуация, противостояние. Ситуация абсолютно полярна той, которая была тогда. Но когда-то это колесо провернется…
Разумеется, творческие люди должны общаться. И это обязательно будет, просто нужно дождаться "нового витка". Но я не оракул, чтобы предсказать, когда это произойдет. А совместное творчество, общение всегда открывает новые горизонты. То, что сейчас происходит, — попытки исключить русскую культуру из мирового контекста — делается не от большого ума. Уверен, что русская культура, русская музыка, русское искусство вернутся. Когда — это уже другой вопрос.
Беседовала Анастасия Силкина