"Теперь композитором называют себя все, кто пишет любую низкопробную попсу, порой даже не зная ни одной ноты"
Луиза Батыр-Булгари — о том, как она стала татарским композитором. Часть 1-я
В рамках изучения музыки республики прошлого публикуем монолог из двух частей. Автор многих татарских песен, ставших классикой, композитор Луиза Батыр-Булгари рассказала о своем детстве в историческом особняке в центре Казани, пианино сестры Шарифа Камала, на котором играли Салих Сайдашев, Фарид Яруллин и Султан Габаши, работе в Татарском книжном издательстве и начальнике отдела кадров Гульшат Зайнашевой, повлиявшей на ее творческое становление.
"Каждое утро, просыпаясь, мы включали татарское радио, вещавшее на родном языке"
Считается, что татарская музыка родилась в деревне и душа ее находится там же, но лично я — городской житель, более того, русскоязычная. Родилась я в 1953 году на Урале в рабочем поселке Бобровка Арамильского (ныне Сысертского) района Свердловской области, куда по распределению после окончания техникума моя мама Миннигуль Исламгалеевна Батыркаева, химик по специальности, была направлена на химзавод. Прожила я там до четырех лет, однако до сих пор хорошо помню этот лесной рабочий поселок — свою малую родину, наш небольшой казенный финский домик. Помню, как я кормила домашних курочек, играла с детьми, и даже имя своей лучшей подруги Тани Колотовой. В Бобровке мы были единственной татарской семьей, поэтому моего отца — Миннигали Хайдаровича Батыркаева — там добродушно окрестили Мишкой-татарином.
В 1957 году мои родители вернулись в Казань. Все мое детство и юность прошли на улице Островского в доме номер 15 — во дворе двухэтажного парадного старинного особняка, где наша семья жила в небольшом внутридворовом флигеле, еще в 1949 году построенном моим отцом. На втором этаже особняка располагалась музей-квартира татарского писателя Шарифа Камала. Будучи ребенком, я туда часто захаживала. Там же на втором этаже жила сестра писателя Шарифа Камала — Хажар апа, у которой мои родители купили пианино "Красный Октябрь", желая учить меня музыке.
В то послевоенное время музыкальные инструменты были большим дефицитом. Это пианино, как рассказывала Хажар апа, было не простое, а с историей — на нем играли многие известные татарские музыканты и композиторы, в частности Салих Сайдашев, Фарид Яруллин, Султан Габаши и другие. Шариф Камал был очень разносторонним человеком, любителем музыки, у него часто собиралась творческая интеллигенция, в том числе известные музыканты и композиторы. Таким образом, вероятно, и дух талантливых гениев национальной музыки, и само великолепное звучание этого исторического пианино повлияли на пробуждение у меня тяги к музыкальному творчеству. Супруг сестры Шарифа Камала Шараф бабай подарил мне толстенный сборник песен для детей — Антологию советских детских песен 1920—50-х годов, что было для меня тогда большой ценностью. Ныне в данном доме-особняке расположен музей татарской литературы.
Рядом с ним по соседству находился еще один исторический дом с мемориальной доской о дате смерти народного поэта Габдуллы Тукая в этом здании — до революции здесь располагалась больница для бедных, называемая в народе "больницей купца Клячкина". О самом поэте я, будучи ребенком, узнала по этой мемориальной доске. Ныне в нем располагается Министерство здравоохранения Татарстана. Кроме того, напротив дома-музея Шарифа Камала располагается Казанский театр юного зрителя — бывшее здание купеческого собрания, а в пяти минутах от моего дома находится Русский драматический театр им. Качалова, спектакли которого я в детстве и юности постоянно посещала. До сих пор в моей памяти остались гастроли театра им. Ленкома, где я просмотрела все спектакли и мюзиклы. Помню концерт с участием греческого композитора Микиса Теодоракиса, написавшего знаменитый танец сиртаки. В студенческие годы я старалась не пропустить ни одного симфонического концерта оркестра под управлением замечательного дирижера Натана Рахлина. Таким образом, судьба подарила мне счастье жить в самом историческом центре — в сердце Казани, в гуще ее культурной жизни, что также не могло не повлиять на мою активную творческую жизнь.
Мне часто задавали вопрос: откуда я — городская русскоговорящая татарка, не жившая в деревне, так хорошо чувствую национальную музыку? Да, в 1960—70-е годы Казань была в основном русскоязычным городом, к примеру, в моем классе в школе №11, где я проучилась восемь классов до поступления в Казанское музыкальное училище, было всего три-пять человек татар, остальные — дети русской национальности. Но дома, благодаря моей бабушке Хасбижихан (кстати, родившейся 9 января 1905 года — в день кровавого воскресенья), не знавшей ни одного русского слова, родители разговаривали на татарском языке.
Также большое влияние на мое национальное самосознание оказало республиканское татарское радио — Радио Татарстана. Каждое утро, просыпаясь, мы включали татарское радио, вещавшее на родном языке и передававшее ежедневные утренние концерты в основном народной музыки. Благодаря этому я с детства впитала национальные мелодии, словно жила в сельской глубинке, и, конечно, родной язык подсознательно вошел в меня, хотя в быту из-за сложившегося социума я оставалась и до сих пор являюсь русскоязычной татаркой, при этом с кипящей тюркской кровью — дочерью своего народа.
"С первых дней моей работы в издательстве меня взяла в оборот Гульшат Зайнашева"
По окончании Казанской консерватории мне в 1980-х, начале 1990-х годов посчастливилось работать музыкальным редактором в Татарском книжном издательстве, где я оказалась в кругу татарской интеллигенции — известных литераторов, критиков, поэтов, писателей и художников, сильно повлиявших на мою творческую направленность, поскольку на тот момент я еще не была так ярко ориентирована на национальную музыку, меня больше увлекала европейская музыка и мелодическая европейская стилистика. Однако, работая в издательстве, я не только попала в чистую национальную языковую среду, где все говорили только на татарском языке, но и в атмосферу татарской национальной культуры. После музыкального училища и консерватории, где основной упор делался на европейские музыкальные традиции, для меня это был совсем другой мир. Более того, в то время особенно среди студентов-композиторов поощрялась модная авангардная музыка, которую сейчас я смело могу причислить к разрушительной тенденции в музыкальном искусстве, навязанной нам в то время с Запада. Что касается песенного творчества, то данный жанр в то время в музыкальных вузах вообще не приветствовался и серьезным искусством не считался. Композиторов-песенников практически не принимали в Союзы композиторов.
С первых дней моей работы в издательстве меня взяла в оборот известная в то время поэтесса-песенница Гульшат Зайнашева, работавшая начальником отдела кадров. Много известных поэтов и писателей оказались тогда моими коллегами, работавшими в издательстве в качестве литературных редакторов.
Но самые первые мои национальные песни были написаны на слова Гульшат Зайнашевой — "Бөтен нәрсә сине хәтерләтә" ("Все напоминает о тебе") и "Бәхет юллары" ("Дороги счастья"). Они сразу стали популярными и часто звучали на республиканском радио. С этими песнями я вошла в мир татарской профессиональной эстрады. Далее было постепенное знакомство с известными татарскими поэтами, с которыми продолжилось тесное творческое сотрудничество.
Однако новые музыкальные веяния Запада все равно не смогли обойти меня стороной. Молодость брала свое. Бум западной песенной поп-музыки через все преграды дошел и до нас, советской аудитории, повлияв таким образом и на советскую эстраду. В 1960—80-е годы мы, молодые, с упоением слушали и джаз, и рок, и поп-музыку. Лучшее из той эпохи на века осталось классикой. Мне, как музыканту, было интересно не только слушать, но и анализировать западную музыку, в частности музыку групп Pink Floyd, Smokie, Bee Gees, ABBA, Рея Чарлза, Элтона Джона. Сьюзи Кватро, Майкла Джексона, Стива Вандера, Демиса Руссоса, Рода Стюарда и других.
Таким образом, мимо моего слуха не прошли песенные шедевры западных поп- и рок-звезд того времени, звучавшие, правда, не в эфире радио и телевидения, а с пластинок и магнитофонных лент. В свою очередь в тот же советский период народ имел возможность слушать по татарскому радио и телеэфиру лучшие образцы национальных песен. Тогда, к нашему счастью, эфир не был коммерческим, народ слушал и национальную классику, и современные эстрадные песни профессионального уровня. Песни транслировались по принципу популярности и идейности, чего не скажешь о нынешнем времени, о так называемой "татарской эстраде", звучащей ныне по радио и в телеэфире по одному лишь принципу — принципу оплаты ротации песни, то есть оплаты времени звучания песни, неважно, какого она качества.
"В советские времена песенников не считали за серьезных композиторов и старались не принимать в музыкальные вузы"
Уровень звучащей в эфире музыки ныне упал настолько, что привел к деградации самого понятия слова "композитор". Теперь этим словом называют себя все, кто пишет любую низкопробную попсу, порой даже не зная ни одной ноты. А то, что касается самого названия "татарская эстрада", то этой самой эстрады нет и в помине. Это не эстрада, а непонятный винегрет из примитивных мелодий, гармоний и аранжировок при полном отсутствии понятия стиля, жанра, профессионального уровня песни и духовной стороны.
Но самое печальное то, что вся эта примитивная бездуховная попса вызывает, особенно у молодежи, отторжение от национальных корней. Я не представляю, как ежедневно слушая подобные творения, смогут вырасти будущие молодые композиторы, на каких образцах им учиться писать песни, если постоянно слушать этот музыкальный мусор?
Я уже высказывалась, что в советские времена песенников не считали за серьезных композиторов и старались не принимать в музыкальные вузы, не говоря уже о вступлении в Союз композиторов. Тогда не поощрялось написание песен, особенно эстрадных. Чтобы вступить в Союз композиторов, надо было обязательно написать крупное симфоническое произведение. Также было и у нас в Татарстане. Сколько талантливых самородков-мелодистов упустила кафедра композиции Казанской консерватории, что я считаю большой ошибкой руководства консерватории и Союза композиторов нашей республики. Отсюда и вся причинно-следственная цепочка. Большинство талантливых самородков остались за бортом профессиональной учебы, в статусе самодеятельных, непрофессиональных авторов, отчего напрямую качественно пострадала профессиональная сторона их песенного творчества. Поэтому порой от очень талантливых самодеятельных авторов прошедшей эпохи сохранилось так мало песен, вошедших в золотой фонд национальной песенной классики.
С другой стороны, именно по этой причине наша национальная песенная эстрада долго профессионально и ярко не развилась, лишившись не только талантов, но и естественного профессионального развития в духе времени. Да и сейчас у нас, к сожалению, не готовят профессиональных композиторов-песенников, эстрадных исполнителей, хотя это совершенно отдельная специфическая область песенного искусства, которая на Западе давно широко развивается.
У нас все внимание обращено только на академические жанры — камерную и симфоническую музыку — и на подготовку академических и народных певцов. Область эстрадной музыки до сих пор считается несерьезным жанром, хотя обучение жанру эстрадной музыки напрямую связано с непростым освоением искусства классического джаза, этно-джаза, джаз-рока и других направлений эстрадной музыки, которые ныне являются не меньшим, если не высшим пилотажем в музыкальном искусстве, чем академическая или народная музыка.