Когда не трудно, а подло быть богом
В феврале 2022 года в России были приняты два решения: о начале военной операции на Украине и о съемках нового грандиозного сериала «Трудно быть богом». Совпадение? Да, конечно. Но оно весьма знаковое, учитывая, что повесть Стругацких – признанный хит российской антисистемы.
Радиоспектакль «Трудно быть богом» крутили на «Эхе Москвы», Д. Быков называл авторов повести «сверхлюдьми», а Ю. Латынина утверждала, что Стругацкие «также важны для русской культуры, как Шекспир – для английской». В начале марта В. Шендерович заявил: «То, что сейчас происходит в России, нам не с чем сравнить. Личного опыта такого драматизма нет даже у моего поколения. Из литературы – приход к власти черных из «Трудно быть богом»...»
Всё это заставляет нас внимательнее присмотреться к известному тексту. Нет ли в нем чего-то особенного, что заставляет учащенно биться сердце российского иноагента, убежденного противника денацификации?.. Сразу скажу, что сам я зачитывался Стругацкими с детства. Лет в 14 мы знали эту книгу почти наизусть, и фраза «Почему бы трем благородным донам…» звучала у нас в классе не реже чем «Я спасу тебя, Франция!» и «Вы сделали то, что должны были сделать, Д'Артаньян!».
Да, «Трудно быть богом» – яркий текст. И всё же с некоторых пор я стал замечать в себе смутные сомнения – не столько в его пластической силе, сколько в духовном праве претендовать на роль морально-нравственного камертона, ту роль, которую ему так давно и так настойчиво приписывают.
Для начала одна ассоциация. Четкое противопоставление прогрессоров и местных недалеких варваров поразительно напоминает колониальные произведения Киплинга. Помните роман «Ким»? В пестрой массовке аборигенов растворены ловкие агенты под прикрытием, которые опекают наивных интеллигентов из местных (кстати, сравните-ка старого буддийского ламу, о котором заботится Ким, с Будахом Ируканским, которого опекает Румата), и всё это на фоне нашествия «черных» (проникновения русских в Среднюю Азию и Афганистан).
Влияние Киплинга известно. Он породил огромную литературу подражания, в том числе в Германии – достаточно вспомнить «немецкого Киплинга» Ханса Гримма, романами которого зачитывались Геббельс и Гитлер. Разумеется, эти нити, идущие от Киплинга к Гитлеру, можно не замечать, а можно и отрицать. Однако все, читавшие труд Мануэля Саркисянца «Британские корни немецкого фашизма», помнят, что именно культура викторианской Англии породила немецкий нацизм.
Неси это гордое Бремя –Родных сыновей пошлиНа службу тебе подвластнымНародам на край земли –На каторгу ради угрюмыхМятущихся дикарей,Наполовину бесов,Наполовину людей.
Автор «Бремени белых», конечно же, не был фашистом в современном смысле этого слова, с этим согласен и профессор Саркисянц, но от этих слов не так уж и далеко до гитлеровского Drang nach Osten. Гитлер тоже утверждал, что «несущая цивилизацию и культуру нордическая раса», распространяясь на восток, противостоит недочеловекам Untermensch.
Но от Киплинга и Гитлера вернемся к братьям Стругацким. Вот как они описывают народ, населяющий Арканар:
«Двести тысяч мужчин и женщин. Двести тысяч кузнецов, оружейников, мясников, галантерейщиков, ювелиров, домашних хозяек, проституток, монахов, менял, солдат, бродяг, уцелевших книгочеев ворочались сейчас в душных, провонявших клопами постелях: спали, любились, пересчитывали в уме барыши, плакали, скрипели зубами от злости или от обиды… Двести тысяч человек! Было в них что-то общее для пришельца с Земли. Наверное, то, что все они почти без исключений были еще не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека».
Честно говоря, этот пассаж у меня всегда вызывал вопросы. Неужели из двухсот тысяч не нашлось никого, кто спал бы на чистой постели? Неужели не было среди них тех, кто не только «спал, любился, пересчитывал барыши, плакал и скрипел зубами от злости и от обиды», но, например, бодрствовал и молился, ухаживал за больными, плакал от жалости, негодовал от несправедливости, думал, как помочь другу, попавшему в беду, мечтал совершить подвиг? Двести тысяч человек! Это население современной Абхазии или, например, Самоа. Целая страна. Неужели же нет в ней весельчака мастерового с простой и открытой душой, или духоносного священника, или пожилой женщины со светлым лицом, или простого деревенского старика, к которому вся округа ходит за советом?
В любом народе мы обнаружим таких людей. Но Стругацкие верны себе, и всех жителей Арканара (за исключением горстки гонимых интеллигентов) изображают черной краской. Представители третьего сословия – жадные узколобые идиоты, фрейлины – проститутки, монахи – фанатики, благородные доны – дураки, пошляки и тупицы.
«Протоплазма, думал Румата. Просто жрущая и размножающаяся протоплазма».
Эта человеческая протоплазма может вызывать лишь брезгливость. Благоухающий дон Румата противопоставлен дону Рэбе, который «вообще никогда не моется». Румата постоянно сокрушается о низком уровне гигиены арканарцев: они не носят трусов, не знают мыла и страшно воняют. Эта вонь немытого тела характерна и для придворной фрейлины Оканы, и для какого-нибудь безымянного серого штурмовика. Румата даже восклицает в сердцах: «Здесь нужно быть боровом, а не богом!»
Как тут не вспомнить колонизаторов Конрада из рассказа «Аванпост цивилизации».
«Пфу! Как они воняют!» – повторяет Карльер, один из двух белых служащих торговой станции.
«Чего не приходится выносить в этой собачьей стране!» – приговаривает другой, по фамилии Каортс.
Только у Конрада-Коженёвского, уроженца Российской империи, всё это написано с иронией по отношению к белым. Это Карльер и Каортс – самые настоящие дикари, совершенно не понимающие мира, в который явились незванными, а вот у Стругацких рассуждения Руматы напоминают святую убежденность фирмы Pears, пропагандировавшей чистоту как оправдание расистского империализма. Напомню, что на старинных рекламных плакатах этой фирмы был изображен белый господин, умывающий руки в белоснежной раковине, а в правом нижнем углу – чернокожий дикарь, на коленях принимающий от европейца кусок мыла, причем всё это было снабжено надписью «Бремя Белого Человека – мыло Pears».
Стоит заметить, что чернокожие дикари с плаката находятся даже в лучшем положении, чем арканарцы Стругацких, ведь последним даже на коленях не выпросить у Руматы какие-либо блага цивилизации. Вот и Арата Горбатый, местный лидер народно-освободительного движения, уходит от него ни с чем. Почему? Да потому что жители Арканара на данном историческом этапе безнадежны – они еще биологически не созрели для нормальной жизни. Приговор суров, ведь даже «полубесы» Киплинга могли надеяться на лучшее. А вот болванкам Стругацких рассчитывать не на что. Зато против них можно вводить санкции:
– Успокойся, пожалуйста, – сказал дон Кондор. – Ничего не случится. И хватит пока об этом. Что будем делать с Орденом? Я предлагаю блокаду Арканарской области. Ваше мнение, товарищи? И побыстрее, я тороплюсь.
Румата отвечает уклончиво – он, вроде бы, и не против, но «надо посоветоваться с Базой», «оглядеться», а вот через неделю «встретимся и решим».
Скажите, этот вот запрет на передачу технологий вкупе с санкциями вам ничего не напоминает?.. Кто-то может сказать: Румата не только действует, но и очень страдает. Ему знакомы муки внутреннего конфликта, он периодически одергивает себя, вспоминая, что он прогрессор и «замаскированный бог».
«Так хочется разрядить ненависть, накопившуюся за сутки, и, кажется, ничего не выйдет. Останемся гуманными, всех простим и будем спокойны, как боги. Пусть они режут и оскверняют, мы будем спокойны, как боги. Богам спешить некуда, у них впереди вечность…»
«Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог».
«Разве бог имеет право на какое-нибудь чувство, кроме жалости?»
У Антона-Руматы и вправду есть ответственность, но какая-то особая – не перед людьми, судьбы которых он так лихо решает, и уж конечно же не перед Творцом, а перед самим собой и перед некоторой кастой избранных. Он не должен уронить звание бога. Как тут не вспомнить еще одного героя Конрада, торговца слоновой костью Куртца из повести «Сердце тьмы», который развивал мысль, что «белые, достигшие известной степени развития», приходят «могущественными, словно боги», и потому «должны добиваться власти неограниченной и благотворной»? Куртц начинал в лучших традициях бремени белого человека и даже написал отчет для «Общества просвещения дикарей», но в конце концов нацарапал в конце своей статьи слова: exterminate all the brutes – «уничтожьте всех дикарей». Это ли не история Руматы Эсторского?..
Предвижу возражение: все эти претензии не работают, поскольку они обращены к персонажам, а не к авторам; герой в литературном произведении неидеален, не может быть идеален. Тот же Румата совершает ошибки, Стругацкие как раз и исследуют эти ошибки, они рассказывают нам о том, как трудно служить человечеству, перед нами притча о противоречивости души, о добре и зле, о стоицизме, о незнакомцах внутри нас, об ответственности...
Да, конечно, в литературе можно изображать внутренний конфликт, можно показывать и ошибки, можно даже показать, как Раскольников убивает топором старушку, вот только нельзя допустить, чтобы убийца выглядел привлекательным. Нельзя допустить, чтобы образ героя вышел ярче заявленной проблематики. В противном случае это уже не искусство (в основе которого, по Платону, лежит триединство добра, истины и красоты), а прославление зла, лжи и уродства. К антикультуре относятся не только орудия пыток и издевательств, созданные темными изуверами, но и некоторые книги, написанные людьми с университетским образованием.
А теперь внимание, вопрос: теряет ли свой благородный ореол и свое обаяние убийца Антон-Румата, положивший без разбора сотни невинных людей на улицах Арканара? Я думаю, если вы читали книгу, вы сумеете честно ответить на этот вопрос. Ну, конечно. Ведь это была не кровь – просто сок земляники.
