— Во время нашей прошлой беседы вы сказали, что героиня Маня Поливанова вас "ни о чем не спрашивает" и делает то, что считает нужным. Какие приключения она себе организовала в новой книге "Роковой подарок"? — Приключения нашли ее сами. Случайно получилось, что в присутствии Мани погиб человек. Следствие связывает с преступлением семью погибшего, а Маня точно знает, что это не так. И по своей привычке она ввязывается в дело, которое не имеет к ней никакого касательства. Любая детективная история интересна не тем, что где-то внутри романа находится некий труп, а тем, что это всегда слом. Слом сознания, привычек, отношения к жизни. У Мани точно так же все происходит. Она многое узнала и поняла, о многом подумала, что раньше не приходило ей в голову. Я прекрасно понимаю Маню, потому что мы c ней — подруги. Ее ожидает много приключений, любовных и нелюбовных историй. — Как к вам приходят идеи для новых сюжетов? — Это очень трудно объяснить. В моем случае придумать сюжет — это самое простое. Я могу не знать сюжета, а через пять минут он у меня в голове. Гораздо сложнее оживить его до тонкостей, облечь этот скелет в некое подобие человека. Потому что никто из нас не живет в виде скелета. У людей есть сердце, мозг, легкие, печень. Говорят, где-то в нас еще притаилась душа. И это все вселить в повествование сложно. Для меня это гораздо более трудный и ответственный процесс. А сюжет — это очень просто. — В новом романе Маня едет в деревню писать детектив о похищении иконы Серафима Саровского. А вам тоже больше нравится работать за городом? Чем отличается работа в доме и в квартире? — Я выросла за городом. Наше жизненное пространство было ограничено забором, улицей, озером, куда мы ходили гулять. К жизни в квартире ни я, ни мой муж не приспособились. При этом размер квартиры не имеет значения — все равно ты живешь в ограничении свободы. Сейчас я живу очень далеко от Москвы, приезжаю в столицу только по работе. Наши квартиры в городе или продаются, или стоят запертыми — потому что, естественно, в квартиры бабушек и прабабушек пустить жильцов мы не можем. — Абстрагируетесь ли вы в свободное время от сюжетов книг, над которыми работаете? — Нет, не абстрагируюсь. Истории, над которыми я работаю, всегда в голове. Прежде всего, с этим должны смириться близкие. Со временем регулярно пишущий человек свыкается с тем, что он существует в параллельных вселенных. У него есть реальная жизнь, в которой дети, бутерброды, собаки забрехали, воду в канистре не привезли — а очень хотелось бы, чтобы чаю попить. И есть бесконечная отсылка к тому, что происходит, происходило и будет происходить в тексте. Это на самом деле мучительное раздвоение. Любой автор вам скажет, что, если он погружен в материал, с ним лучше дела не иметь. Он или пошлет подальше, совершенно ничего не имея в виду, или пристанет к вам с рассказами о том, какой великолепный он написал пассаж. — Вы так же себя ведете? — Мне это очень свойственно, близкие мои привыкли. Они понимают, что, если я веду себя странно, значит, такой момент настал. Лучше в это время автора не отвлекать. Это знают даже в издательстве — не назначают интервью, не просят приехать с выступлениями в библиотеку. Я могу сказать своему сыну, который никак не может закончить курсовую работу: "Соберись, ее надо закончить". А он то с собакой пошел гулять, то поехал к другу Дане в Муром. Но к моему мироощущению эта фраза не имеет никакого отношения. Потому что если ему сказать: "Соберись", он сможет собраться. А я не смогу. Я не понимаю, где я должна собраться — здесь, где у меня собаки, дети и курица, или там, где Маня, ее расследование и заповедник. И в этом нет ничего романтического. Еще Анна Достоевская писала, что жить с писателем — это целый фокус. И это правда. — Читают ли мужчины ваши книги? — Я могу ориентироваться только на встречи с читателями — конечно, там бывает большинство женщин. Но нельзя сказать, что, допустим, приходят 100 женщин и один мужчина — скорее, соотношение 60 на 40. Никогда не забуду парня на встрече, которому было лет 16. Как правило, молодые люди берут автографы для мамы или бабушки. А он отстоял долгую очередь, бодро ко мне протолкался и попросил подписать книгу для себя: "Меня зовут Алексей". И говорит: "Вы знаете, я думал, вы совсем ерунду пишете. А вы не совсем пишете ерунду". Также помню таксиста. На Новослободской в Москве я попала под дождь, и мне нужно было доехать до метро. Там стояла вереница такси, забегать нужно было в первую — потому что у них какая-то внутренняя договоренность о том, кто берет пассажира. В первой машине сидит дядька средних лет в кожаной куртке и читает мой роман, я даже помню, какой — "Хроника гнусных времен". Я стучу ему в стекло, а он от меня отмахивается, не поднимая глаз. А я вижу книжку и понимаю, что, если он поднимет глаза, он отвезет меня куда угодно. Но он их так и не поднял. — А молодежь читает? — По долгу службы я летала в Красноярск и Владивосток — мы снимали фильм по заказу федерального казначейства для телеканала "Россия 1". Для меня было очень приятным и волнующим открытием, что почему-то меня знают даже студенты, которые работают официантами в кафе с мидиями. Ребятам по 17-20 лет, но они меня узнали и попросили сфотографироваться. Я спросила, откуда они меня знают, а ребята несколько с претензией ответили: "Ну мы же читали". — Как вам Владивосток? — Раньше я никогда не была во Владивостоке. Очень меня впечатлили остров Русский, огромный Дальневосточный федеральный университет. Я у ректора спрашиваю: "Откуда же вы берете столько студентов?" А он отвечает: "Да они сами как-то приезжают". И настолько это все интересно, важно. Сейчас меня приглашают с визитами в Калининград и Самару. Дай бог успеть везде, потому что для меня нет ничего лучше поездок по России. — Расскажите об опыте озвучивания своих аудиокниг — насколько мне известно, вы сами озвучили "Судьбу по книге перемен" и несколько других. Что самое сложное и важное в этом процессе? — Самое важное — слушаться режиссера. Мне это очень трудно — как любому автору тяжело переписывать свой текст в сценарий, переводить все в диалоги. Поэтому сценарии по книгам пишут сценаристы, а не автор. Я не профессиональная актриса, не умею абстрагироваться от персонажей. Мне очень тяжелы эротические, драматические, боевые сцены. Мне повезло, что со мной аудиокниги записывает блестящий режиссер Максим Осипов, который на этом специализируется. Я стараюсь делать, как он говорит, хоть и не всегда получается. Но я записала книжки три, и он похвалил: "Ты растешь". — Следите ли вы за изменениями в российской книжной индустрии? — Не вникаю в это. Я - как председатель премии "Русский детектив" - лишь совершенно точно могу сказать, что детективы у нас пишут превосходно. И я призываю всех читать. Один Антон Чиж чего стоит. — В этом году в премии "Русский Детектив" появилась новая номинация — "Лучший комикс/графический роман в жанре детектив". Как вы относитесь к таким произведения, насколько они популярны? — Мне трудно сказать, потому что сама я их читать не могу. Я пыталась впендюрить их младшему сыну, которому 20 лет, но он тоже не смог их читать. Причем эти книги с комиксами страшно дорогие, по 2 тысячи рублей. Старшему 30 лет, и он, естественно, их тоже читать не может. Хотя они очень читающие ребята. Старший сын был в отпуске, и у нас все разговоры по телефону сводились к обсуждению прочитанных им воспоминаний знаменитого американского физика Ричарда Фейнмана. — В современном ритме люди привыкли получать информацию обрывками — многие просто не могут замедлиться и углубиться в книгу. Можете ли вы посоветовать, как настроиться на чтение? — Никак. Надо признаться себе, что это невозможно. Этот навык нужно оставить тем, кто вершит судьбами мира. Я все время говорю своим детям: "Вы можете читать или не читать, живите, как хотите. Но вы всегда должны держать в голове, что на самом низовом уровне, если вы не читаете, руководить вами будет человек, который прочел пять книг. На более высоком уровне руководить вами будет человек, который прочитал сто книг. А над всеми вами будет стоять человек, который прочел тысячу". Поэтому если у вас нет этого навыка, сделать ничего нельзя — поздно. — Успели ли вы закончить сериал, который с Тимуром Бекмамбетовым начинали готовить для Netflix в прошлом году? Какова теперь его судьба? — Ничего мы не закончили — и даже не начали. Подготовка покамест заморожена. Это была идея Тимура, а я просто сценарист. Не знаю, когда и для какой платформы будет сниматься сериал, как все развернется в ту или иную сторону. Пока сценарий не пишется. — Контролируете ли вы производство сериалов по вашим книгам? — Конечно нет! Что вы, это невозможно и не нужно. Я доверяю продюсерам и режиссерам. Что они дальше делают с сюжетом — это вообще не мой вопрос. Потому что книжка и кино — это совершенно разные вещи. Я только, как это сказать, "успевай-поворачивайся". Продюсер говорит: "Нам нужно в этом году два романа". Отвечаю: "Я не успею, смогу только один", а он: "Нет, надо два". Иногда результат меня совершенно восхищает — например, фильм "С небес на землю" с Кристиной Бабушкиной и Пашей Трубинером. Я в восторге от того, как это снято. Иногда в каких-то случаях результат меня ужасает. Но ко мне это не имеет никакого отношения. — На Украине запретили ввоз и распространение всех книг из России. Как вы можете прокомментировать это решение? Много ли у вас читателей с Украины? — Да, их тьма. Я знаю, что их очень много. Не знаю, пишут ли мне, потому что я существую вне интернета и внутрь туда никогда не полезу. Я никак не могу прокомментировать это решение. — Вы рассказывали, что не ведете соцсети, потому что вам достаточно живого общения. Но у вас есть официальная группа "Вконтакте". Кто и с какой целью занимается ее ведением? — Мое издательство. Видимо, с целью какого-то продвижения книг. Я там не бываю и не знаю, о чем там идет речь. Надеюсь, что люди, которые занимаются ведением страницы, делают это профессионально. — Как вы проводите свободное от литературной деятельности время? — В деревне я сижу. Как у любого увлеченного человека, мое хобби — это работа. В жизни моей семьи ничего не поменялось за последние месяцы. Мы очень мало, редко, нерегулярно и без охоты путешествовали по миру. И молодая часть семьи тоже — дети никогда никуда не рвались. Наверное, потому что и моя сестра, и я, и мама считали, что дети должны прежде увидеть великую русскую реку Волга, а потом уже захудалую французскую речку Луар. - Ездили ли вы куда-то отдыхать в этом году? - В этом году я совершенно прекрасно, роскошно и необыкновенно целых десять дней провела с мужем в Пушкиногорье. Мы жили в "Имении Алтунъ", ездили в Тригорское, Михайловское, Петровское, ходили на катере. Раньше мои мама и папа возили меня в Пушкиногорье как на работу. Они всегда считали, что любой культурный человек не может называть себя культурным, если он не был у Пушкина. С тех времен там многое изменилось — раньше негде было жить, негде было есть. А сейчас там есть все на свете. — Вы же еще увлекаетесь кулинарией! — Да, я очень люблю готовить и постоянно всех кормлю. И все время от меня все уезжают с бесконечными тюками с едой и просят: "Перестань нас кормить, мы и так толстые". Даже когда я одна в деревне, все равно не ем бутерброд с колбасой, а готовлю себе превосходное армянское блюдо хохоп, состоящее из курицы, лука и граната. Это так вкусно, красиво, прекрасно - и так пахнет! Ничего лучшего быть не может. Вообще я готовлю очень много. Летом люблю делать всякие капустные котлеты, кабачки с чесноком, яйцом и помидором, зимой люблю солянку. Постоянно пеку дрожжевые пироги с капустой, яблоком или лимоном. — Вы вступили в отношения с супругом, когда вам было 18 лет — и в одном из интервью говорили, что не испытывали друг к другу возвышенных чувств. А что вообще такое — любовь, о которой поют в песнях и пишут в романах? Почему влюбленности в виде всплеска эмоций и бабочек в животе посвящают столько произведений? — Про бабочек в животе вообще надо забыть — это какое-то убогое сравнение, пришедшее к нам из англоязычной литературы. Бабочки в животе — это понос. Что касается любви — это такое огромное, всеобъемлющее и, если хотите, грозное чувство. Потому что убить ее крайне сложно, она очень жизнеспособна. Конечно, можно приложить огромные усилия и убить любовь, но это ужасное преступление. О влюбленности мне говорить трудно, потому что я никогда не была влюблена в своего мужа, а он никогда не был влюблен в меня. Мы просто очень друг другу подходили и это понимали. Я в свои 18 лет, он в свои 25. Когда я ему стала излагать, что влюблена в другого человека, он сказал мне, не моргнув глазом: "Зато у нас будет очень хорошая семья". Так оно и вышло. История нашей совместной жизни насчитывает 33 года — это много, мы прожили друг без друга гораздо меньше. Он никогда мне не нравился. Он был очень заумный — радость факультета, гордость деканата и (без шуток) лучший студент в истории МФТИ. У него вечно были короткие брюки - на его высокий рост подходящих было не купить, из рукавов вечно торчали длинные красные руки, потому что не носил перчаток. Он не умел быть интересным в компании, играть на гитаре, быть обворожительным — как и я. Я сидела где-то в уголке — очень высокая, в очках, с косоглазием. Вокруг была тьма барышень — тонких, легких, воздушных, умных, которые наверняка нравились ему больше. Для меня модель семейного мира — это не порхающие в облаках ангелки и не целующиеся на ветке голубки, а собачья упряжка. Когда вожак изнемог и устал, его кладут на нарту, и упряжку ведет другая собака. Настоящая семья — это жизнеспособная боевая единица, которая может преодолеть все.
