В реставрации главное – чувство меры
И искусство, и ремесло Монументы, которым мастер дал вторую жизнь, находятся в Курском, Поныровском, Октябрьском и других районах, а также в областном центре. Самый внушительный по высоте достигает пяти с лишним метров. – Это памятник в Касторенском районе, который отлит из папье-маше, – рассказывает Максим Леонидович. – Технология не совсем стандартная, поскольку в советское время памятники советским воинам делали либо из железобетона, либо из дорогостоящего литья высокого качества. – А как вы начали заниматься реставрацией? – В 2008 году в Курской области проходила масштабная реставрация. К годовщине Курской битвы облагораживались десятки монументов и прилегающая к ним инфраструктура. Наша группа как раз работала на 140-м километре под Понырями. Большинство памятников было установлено в 50-е годы. Тогда возводили в основном монументальные формы, использовались долговечные материалы: алюминий, нержавейка. Поэтому некоторые монументы до сих пор в хорошем состоянии. В основном это типовые вещи. И для создателей это было скорее ремесло, чем искусство. Но ремесло, запечатлевшее подвиг нашего народа. И в этом ценность и величие этих монументов. – А работа реставраторов монотонная или творческая? – Ни то, ни другое. Ремесло соединяется с творческим подходом. Каждый памятник особенный. В принципе, за тебя всё уже давно сделали, и твоя задача – максимально продлить жизнь монумента и приблизиться к оригиналу настолько, насколько это возможно. Согласитесь, было бы странно, если бы уровень лепки головы был одного определённого качества, а часть работы реставратора – на уровень выше или ниже. Тогда эта часть смотрелась бы «заплаткой», поэтому важно придерживаться образа в целом и иметь чувство меры. – Поэтому такую работу должен делать именно художник? – Почему? В России есть уголки, где нет художников, специализирующихся на реставрации, или нет средств. В общем, люди сами реставрируют, самодеятельно. Опять же, смотря что понимать под словом «художник». Ведь это может быть и живописец, и график, и скульптор. Я закончил курский худграф. Специального скульптурного образования у меня нет, но предмет «скульптура» у нас был. Его вёл прекрасный педагог и скульптор Валерий Георгиевич Филиппов. Он с душой относился к своей работе и заражал нас интересом к скульптуре настолько, что все, кто хотел, продолжали лепить во внеучебное время дома. Основы, технологии – всё это мы изучали на учебных материалах (пластилин, глина, гипс). – А с какими материалами сложнее всего работать? – Пожалуй, самая кропотливая работа – с папье-маше, а самая предсказуемая – железобетонные отливки. Недостающие элементы лепятся вручную, всё это делается непосредственно на объектах на улице. Иногда процесс восстановления начинается с каркаса, и тогда используется сварка, иногда обходится без неё. Если погода не шепчет, тогда монумент накрывается сверху каким-либо козырьком, крышей, чтобы можно было продолжать работать. Без поста, но с молитвой – А как проходят реставрационные работы в храмах? – В основном так: на заново отделанные, отшпаклёванные, оштукатуренные, покрашенные стены наносятся новые композиции, новые стилистические декоративные элементы. Конечно, никакая самодеятельность не приветствуется, важно следовать канонам. Каждый храм посвящён определённым библейским событиям, и о них рассказывают фрески на его стенах. До художника доносится задача, он может предложить свои варианты, а священники выбирают то, что лучше подходит. Не всегда удаётся воплотить задуманное сразу, вписать его в пространство храма. Гораздо реже пишем, обновляя готовое. В основном заново. – Чем ваш труд отличается от труда иконописцев? – Иконописцы пишут отдельные иконы на золочёном фоне, определённого размера, а роспись – вид монументального искусства, где немного другие задачи. Безусловно, есть каноны, традиции, как писать каждого святого, но художник на то и художник, что всегда вносит немного своего. Все архангелы Михаилы немного разные, и все архангелы Гавриилы немного разные. Разное ощущение цвета. Да и внутреннее состояние у всех разное. Кто-то подготовлен основательнее к такой работе, кто-то только к этому идёт, и это отражается на глубине образа. – Если художник оставляет автограф на своей работе, то работы реставратора анонимны. Не бывает ли обидно оставаться за кадром? – Зато это возможность раствориться в искусстве. Чем бескорыстнее вклад в него, тем он ценнее. Тем не менее, если художник делает хорошо своё дело, о нём всё равно уже узнают, его приглашают делать другие росписи. А если говорить о великих, то потомки знают росписи выдающихся художников: Доинисия, Рублёва, Ушакова, даже взять Васнецова или Врубеля – тех, кто занимался храмовым искусством. Некоторые, кстати, ставят подписи, чтобы был известен творческий путь. Я, конечно, нет, тем более что в основном я занимаюсь декоративными работами, орнаментами. В нашей бригаде художников никто не ставит подписей. Такую работу мы делаем не столько ради искусства, сколько ради оформления духовного пространства, куда приходят люди со своими сложностями и радостями, открывают душу, поэтому человек в храме работает немного иначе. – Требуется ли особая подготовка – молитва, пост? – Зачастую предстоит физически сложная работа на лесах, по 10–15 метров вверх-вниз, поэтому не пощусь перед росписью, а благословения и молитвы необходимы однозначно. Бывают моменты, когда сидишь в алтаре на лесах один ночью и делаешь свою работу – и вдруг появляется ощущение какой-то внутренней дрожи от невозможности познать до конца весь замысел этого мира. А иногда такая благодать: тишина, только птички поют, и ты в ночи шебуршишь кистью. Чем хороша работа в монастырях – вокруг много открытых людей, без всяких камней за пазухой. К тому же священники и монахи могут дать совет в разных ситуациях. – У вас есть картины, где фигуры изображены практически в человеческий рост. Это тоже можно отнести к монументальному искусству? – Нет, это станковая живопись, которая создаётся любыми материалами на станке (мольберт, холст, подрамник). Иногда используется картон. Сейчас много разных материалов, можно на чём угодно писать. Многие пишут на композитных материалах, достаточно прочных и долговечных. Кстати, монументальность – это не только и не столько формат работы, сколько её архитектоника, силовые линии, даже сама энергия, заложенная в той или иной работе. Кто-то любит покопаться, прописать детали тонкой кистью, а кому-то важнее общие отношения – такая картина лучше смотрится издалека и выглядит более монументально. – Получается совмещать храмовую работу с пленэрами? – Редко, но у меня есть картины, графические наброски, очень много рисунков. На них храмы, монахи колоритные, природа. Наша православная архитектура, считаю, одна из самых очеловеченных и тёплых по восприятию. А костёлы (у меня есть с ними несколько работ) несут немного другие ощущения – стремительности какой-то, где-то мрачности. Но бояться этого не надо, нужно стараться видеть мир во всей его широте. И для этого не обязательно куда-то ехать. В том же Курске ещё остались живописные дворики. У меня даже есть их небольшой список, чтобы целенаправленно поехать на пленэр или сфотографировать. С каждым годом их всё больше вытесняют многоэтажные кварталы, жители которых не знают друг друга. Но надо почаще напоминать себе и людям, что когда-то было по-другому, что люди должны общаться, быть более искренними, помнить традиции. Поэтому иногда хочется остановить время хотя бы на картинах. Беседовала Вероника ТУТЕНКО
