Актриса Лариса Голубкина: Никто не волновался, что со мной что-то случится

60 лет фильму «Гусарская баллада» отмечается этой осенью. «Вечерняя Москва» побеседовала с исполнительницей главной роли Ларисой Голубкиной.

Актриса Лариса Голубкина: Никто не волновался, что со мной что-то случится
© Вечерняя Москва

Роль Шурочки Азаровой в комедии Эльдара Рязанова «Гусарская баллада», снятой по пьесе Александра Гладкова «Давным-давно», зажгла на советском кинонебосклоне новую звезду — актрису Ларису Голубкину.

— Лариса Ивановна, не каждая актриса может похвастаться таким везением — получить приглашение на главную роль в кинодебюте…

— Знаете, у меня создается впечатление, что я участница Бородинского сражения (Смеется). Фильм снимали к 150-летию этого события, а сейчас со дня битвы 210 лет прошло. Как-то, году в 2012-м, в год ее столетия, в Фонде Солженицына на Таганке собрались потомки участников тех событий. Приезжала даже праправнучка Кутузова. И меня, помню, растревожило это невероятно.

— А что больше всего тревожило вас в процессе съемок?

— Мне был 21 год, и я была студенткой второго курса ГИТИСа, то есть актерского образования у меня еще не было. Хотя в старших классах школы я училась на дирижерском отделении хорового училища на Якиманке, да и голос у меня был от природы. Сейчас я думаю, что картина, наверное, и получилась потому, что я не была еще состоявшейся актрисой.

Очень молодая, наивная, смешная... Но при этом абсолютно приспособленная и для езды на лошади, и для владения саблей. А была бы я постарше — кто знает, возможно, воспринималась зрителем просто как привлекательная девушка, не более того... И кино получилось бы другим. Ведь на экране видно, когда актер чист и непорочен, играет с открытым сердцем.

— Как же вы, никому еще не известная, попали на пробы?

— Актрису на роль Шурочки искали долго. Пробовались и Людмила Гурченко, и Светлана Немоляева, и Алиса Фрейндлих, и Ольга Забара, много артисток... Но Шурочка как-то «не шла». Однажды помощник режиссера Галина Некляева спросила у одного из моих однокурсников, который подрабатывал на «Мосфильме» в массовке: «А нет ли у вас какой-нибудь девочки?» — «Как нет? У нас — Голубкина!» И тут же поехал за мной. Привез меня к Рязанову, а тот: «Быстро переодевайте ее в гусара и в кадр! Посмотрим пробы!»

Его предложение очень меня вдохновило. Я считала, что образ Шурочки очень подходит мне — и по характеру, и по настроению. И Эльдар Александрович меня с ходу утвердил. А потом начались занятия верховой езды на лошадях. И хотя мундир корнета сел на меня как влитой, мне пришлось еще и походку мужскую вырабатывать. Тем не менее я с радостью ездила на съемочную площадку.

Я пробовалась со всеми, кто претендовал на ту или иную роль. С Вячеславом Тихоновым, с Сергеем Юрским… И с Кутузовым, которого сыграл Игорь Ильинский, пробовалась.

— Не давили на вас своим авторитетом опытные актеры? Ведь играть вам пришлось в компании звезд?

— В фильме снимались Юрий Яковлев, Николай Крючков, Игорь Ильинский… Но все они были очень профессиональными людьми, и это главное. А вот их авторитет волновал меня меньше всего. Они были просто потрясающими актерами, и когда я репетировала с ними сцену или играла в кадре, они «выносили» меня, как на волнах.

И я совершенно не ощущала и не смущалась тем, что рядом со мной на площадке «дяденька Ильинский». Я робела перед его героем — полководцем Михаилом Илларионовичем Кутузовым, а вовсе не перед актером Игорем Владимировичем Ильинским.

— В ходе съемок более опытные актеры вам что–то подсказывали?

— Нет, никаких прямых подсказок от них я не получала. Подсказки заключались в том, как они произносили свой текст. А я хваталась за это, и получается, что мы сыграли практически с листа. У нас были даже такие сцены, где каждый говорил всего лишь по слову, включая массовку...

Кроме того, на площадке были одни мужчины, и среди них не было никакого соперничества.

— Они даже не соревновались между собой, ухаживая за вами?

— Мне казалось, что нет. Все было, скажем так, по сценарию. И, повторюсь, не было других женщин. Только я, да и то — переодетая в мужчину. Михаил Жванецкий как-то сказал: «Смотрю я на тебя на экране и думаю: какая хорошая девочка… А вроде — и мальчик».

— Что из съемочного процесса запомнилось вам более всего?

— Запомнилось все. Вы не поверите, но я до сих пор помню наизусть всю пьесу. И даже сегодня могу сыграть за всех. Такое впечатление, что у меня все сфотографировалось в памяти и осталось в ней навсегда. Я все сыграла бы с ходу, не запнувшись…

— А эмоции были быте же? Или со временем пришло какое–то переосмысление характера вашей Шурочки?

— Трудно сказать... Если в твоей жизни было что-то такое, что тебя злило, раздражало, портило твой характер, может, это наложило бы отпечаток и на роль. Но такого не было.

А знаете, что, связанное с прототипом моей героини, меня больше всего поразило? Прошло много лет после съемок, когда я посетила дом в Елабуге, где жила та самая кавалерист-девица Надежда Дурова. Там я увидела ее костюмы. По-моему, ужасные. Где они их взяли? Может, купили какой-то театральный реквизит? Есть там и портреты Дуровой — девушки не особо привлекательной, совсем не красавицы.

— С ролью Шурочки Азаровой к вам пришла настоящая известность…

— Я очень рада, что эта роль была в моей актерской судьбе, она помогла мне заявить о себе. Но самое удивительное то, что я особо-то в кино и не рвалась. У нашего послевоенного поколения вообще такого стремления не было, все шли в строители. Вот и я сниматься не очень хотела.

Я даже песни из трудовых фильмов не любила. Если бы я пошла по линии пения, то согласилась бы лучше делать это в опере. А так как я служила в драматическом театре, то перешла на романсы. А они в Советском Союзе считались чем-то упадническим. Их запрещали. Но жанр-то — замечательный!

— Тем не менее ваша карьера в кино сложилась успешно.

— По крайней мере, профессия поддерживала меня всегда и делает это по сей день. Даже когда в далекие, не очень сытые годы, приходилось доставать продукты. И колбаски я могла купить, и сыр «Виолу», какой же он был вкусный! Иногда даже мясную вырезку покупала. Причем не в магазине, а в парикмахерской. Туда директор одного из магазинов приносила своим знакомым мастерам продукты. Бывало так, что и причешешься, и домой придешь с продуктами.

Но узнавали меня, конечно, уже как Голубкину, а не как Шурочку Азарову. Я же не ездила в магазин на лошади, в гусарском костюме…

— А что же с пением?

— Петь я никогда не переставала. Как начала это делать в трехлетнем возрасте, так и пою до сегодняшнего дня. Моя природа и вся органика подстроены под пение. И под поэзию. Потому что, когда я читаю поэзию, мне кажется, что это мои стихи. Глубоко их чувствую, по-своему. И, наверное, это опять же природа.

— Вокальные способности достались от родителей?

— Нет, ни мама, ни папа у меня не пели. Хотя папа был очень музыкальный. Он был великолепный степист, умел и на музыкальных инструментах играть. Но танцы он профессией не считал, был уверен, что это несерьезное занятие, просто хобби. И был убежден, что за плечами надо иметь профессию. Потому и противился моему выбору. Так получилось, что в 1953 году мы уехали в Германию: папа был военным и некоторое время служил в этой стране.

Там его перевели в город, в котором не было русской школы, поэтому меня одну отправили в Москву. Можете себе представить? Привезли и оставили жить. И никто не волновался, что со мной что-то случится, что я испорчусь. Я училась в дирижерско-хоровом училище. А в 9–10-м классах честно ходила на подготовительные курсы на биофак в МГУ. Но это чтобы заморочить голову папе. Хотя биология мне нравилась.

С 15–16 лет я научилась сама себя обслуживать: готовить, стирать. Ну а деньги папа присылал из Германии. А родители приезжали меня навещать. Так что все было очень органично. Нет родителей — горе. Есть — счастье. Но в голове у меня не было места каким-то глупостям. Все шло так, как и должно было идти. Раньше у родителей не было причин опасаться за детей и оставлять их одних. И никто из них не считался брошенным.

— Как складывается ваша карьера сегодня?

— Я занята в двух спектаклях — «Заплатки» и «Волки и овцы» — в Театре Российской армии. Там же и пою. Постоянно приглашают и на телевидение. Но я соглашаюсь не на все съемки.

— Пользуясь возможностью, хочу вам признаться: многие мальчишки, и я в их числе, в свое время хотели жениться на вашей царице из «Сказки о царе Салтане»…

— А вы знаете, что ее имя было Милитриса? Мне оно так нравилось! Когда я снималась в картине, мне было 24 года. Но я играла умудренную опытом маму, которая переживает за сына, вместе с которым ее засунули в бочку. Но для нас дети — всегда маленькие. Фильм хороший — с очень хорошими костюмами, декорациями, ну и великолепные стихи, конечно. Снимали его летом в Херсонесе, под Севастополем.

Режиссеру виднее

История создания фильма «Гусарская баллада» началась после того, как молодой режиссер Эльдар Рязанов увидел на сцене Театра Советской армии пьесу драматурга Александра Гладкова «Давным-давно». Написана она была еще в довоенном 1940 году. Ис тех пор с успехом шла в театрах страны. Рязанов адаптировал ее под свой сценарий.

Идея создания картины была одобрена чиновниками от Госкино. Тем более для съемок нашелся хороший информационный повод — 150-летнийюбилейБородинской битвы. Однако жанр будущего фильма — музыкальная комедия — вызвал вопросы. Чиновники углядели в этом некоторую насмешку над героями войны 1812 года.

Молодой режиссер приложил не мало усилий, убеждая всех, что картина не умаляет подвигов военных. Кроме того, деятели от Госкино были категорически против утверждения на роль полководца Кутузова Игоря Ильинского. Дескать, прославленный комик не может играть такие роли. Рязанову и тут удалось отстоять свой выбор.

КСТАТИ

В фильме «Гусарская баллада» звучат песни на стихи Александра Гладкова и музыку Тихона Хренникова. Написаны они были композитором в 1942 году для постановки «Давным-давно» Театра Советской армии. Все они вошли в картину «Гусарская баллада».