"Музыка развивается, её нельзя воспринимать как музейный экспонат". Интервью с доцентом Академии им. Маймонида РГУ им. Косыгина
Кто исполнил мечту бабушки, когда флейтисты уходят на пенсию и чем отличается музыкальная культура России и зарубежья - читайте в нашем материале. Корреспондент "Омск Здесь" пообщалась с солистом оркестра Большого театра, заведующим кафедрой духовых и ударных инструментов, доцентом института "Академия имени Маймонида" РГУ имени А. Н. Косыгина Станиславом Ярошевским и узнала, как флейта стала неотъемлемой частью его жизни. - Станислав, расскажите, как вы пришли в музыку. Почему выбрали флейту? - В музыку я пришёл мечтами моей бабушки, которая сама желала быть музыкантом. У неё не получилось, она очень хотела сделать музыканта из мамы. Дедушка был военным, мотались по городкам, какой-то там солдат пытался маму учить, но всё было без толку. Дальше бабушка взялась за моего дядю, он сразу открестился от этой затеи. Последней надеждой был я. Пришли как-то педагоги в детский сад талантливых деток смотреть, у меня усмотрели какой-то слух, бабушка расцвела, тут же отвела меня в Гнесинскую десятилетку, на какой-то там 125-й, последний добор. В общем, мы в последней вагон заскочили, и таким чудом, бабушкиными мечтами я оказался в музыке. Честно скажу, что у меня не было такого, что я с детства, с самого рождения мечтал быть музыкантом. В десятилетку отводят в пять лет, в этом возрасте какого-то сознательного выбора у не бывает. Мне сказали - я сделал. Если говорить о флейте, то это тоже череда случайностей, подоплёку которой я узнал спустя много лет. В семье музыкантов у нас не было. Дома, как и во многих советских семьях, стояло пианино, поэтому меня хотели отдать на этот инструмент. Я прошёл вступительные испытания: похлопал, потопал. Нам сказали: "Какое пианино! Посмотрите, у мальчика такие губы, такие руки - это надо 100 % на флейту". Ну родители уши развесили: "Значит надо на флейту, здесь же люди умные, они же знают, куда надо". Только спустя много лет я понял, что в тот год был недобор на флейту. Но опять же, считаю, что череда случайностей привела к самым верным решениям. И мне это во многом помогло и в педагогике в том числе, потому что в процессе обучения выяснилось, что всё-таки немного слукавили на вступительных экзаменах и губы у меня не совсем флейтовые, и кто-то начал говорить, что лучше с таким аппаратом на гобой. Поэтому сложности мне приходилось преодолевать, и от этого мне бывает легче что-то объяснить студентам, зная, с какими проблемами сталкивался сам. Не секрет, что выдающиеся исполнители, конечно, часто великие педагоги, но не всегда. Они многого добиваются с лёгкостью, им непонятно, как у ребёнка может не получиться. "Ну возьми, сыграй, я тебе сейчас сыграю! Слышишь как? Давай так же!" А объяснить не получается. - Если говорить про флейту, то какое положение она занимает в мире музыкальных инструментов? Существует ли такая проблема, что не хватает флейтистов, например, в стране? - Для меня было таким открытием, когда мне сказали, что здесь не так много флейтистов. А у меня слово флейта всегда ассоциируется с каким-то изобилием, потому что на любом конкурсе, если есть духовики: есть гобои, есть фаготы, есть достаточно много кларнетов и есть миллиард флейт. Вот миллиард у нас флейт и саксофонов! Причём на всех абсолютно ступенях: сейчас у нас в академии, где я работаю, будет проходить конкурс, мы сделали в этом году только флейту и кларнет. И в процентном соотношении: всего 60 участников - и где-то из них 45 флейтистов и 15 кларнетистов. Вот это наша реальность - тонем во флейтах. Но это же хорошо. - Чем отличается русская школа флейты от зарубежных? Можем ли мы взять пример с иностранных музыкантов? Или, наоборот, они с нас берут? - Любая национальная школа прежде всего зависит от культуры в целом. Это и искусство прошлого, и сама страна, и язык. Потому что есть определённые особенности русского языка, есть определённые особенности, которые задают размеры нашей страны: мы привыкли, что у нас простор, это отражается и в характере русской народной песни, они распевные, длина фразы бесконечная, и такая она немножко с грустинкой, потому что природа красивая, но всё-таки холодная, условно - суровая. Да, она родная, но может быть, не всегда приветливая, это и отражается на характере русской музыки. А если мы говорим про русскую музыку, соответственно, мы говорим о русской школе. Само понятие "школ", которое было так популярно в XX веке, во многом стирается, отчасти из-за того, что границы мира раскрылись, и интернет-ресурсы влияют на взаимопроникновение культур. Если раньше мы чётко говорили про немцев, французов, итальянцев, которые могли в разных аспектах отличаться, а сейчас, например, мною любимый итальянский флейтист Давиде Формизано преподаёт в Германии, в той же Германии преподаёт выдающийся французский гобоист Франсуа Лелё - уже смешение культур, а учатся у них студенты со всего мира: от Японии до Канады. Что касается русской школы, долгое время у нас было противостояние Москвы и Ленинграда. Сейчас же мы смотрим, в том же Санкт-Петербурге преподают замечательные молодые педагоги: Мария Федотова, Денис Лупачёв. Денис сам учился за границей, Маша много лет работала в Москве в Большом симфоническом оркестре имени Чайковского и тоже училась заграницей. То есть полным ходом идёт взаимопроникновение культур, и нельзя сказать, как раньше, что та же питерская школа "строгая". Я уже не говорю про Москву. - С вашим коллегой, педагогом по классу баяна Семёном Шмельковым говорили о том, что существует проблема разрыва поколений между преподавателями в учреждениях музыкального образования. У флейтистов такая проблема существует? - Что такое молодой педагог, а что такое возрастной? Или - возрастной музыкант и молодой музыкант? Если мы говорим про артиста балета, то 40 лет - это пенсионер, если мы говорим про дирижёра, которому 40 лет, - да это мальчик вообще, буквально начинающий в своей профессии. Поэтому я не могу сказать, что мы задыхаемся под давлением "стариков", ситуация разная. Наши выдающиеся профессора, у кого возрастная цифра сильно перекатила за 50, они на таком диком опыте, я ими восхищаюсь, они столько всего знают. В нашей профессии ведь опыт - дело наживное, невозможно сразу прийти опытным. И те ошибки, которые ты совершаешь (а ты их в любом случае совершаешь в начале своего пути как исполнительского, так и педагогического), старшим поколением решены уже давным-давно. Такие педагоги для меня - путеводная звезда, к которой нужно стремиться. Мне очень жалко, что моего профессора Альберта Леонидовича Гофмана, у которого я учился не одно десятилетие, не стало несколько лет назад. Он для меня как второй отец. Я считаю, что флейтовая культура с его уходом сильно потеряла, но я рад, что у нас продолжают преподавать Владимир Леонидович Кудря, Александр Михайлович Голышев, Олег Валентинович Худяков - это флагманы нашего флейтового искусства. - Экспериментируете ли вы с репертуаром? Позволяет ли инструмент играть, например, современные произведения? - Конечно! Я не буду сейчас касаться народников, у них вообще отдельная планета, но среди, условно говоря, оркестрового факультета и пианистов флейта и духовики вообще впереди планеты всей. Пианисты говорят: "Современная музыка - это Хиндемит, Пуленк. Нужно очень осторожным быть с современной музыкой". Такое мне слышать странно, даже смешно. Пуленка в 1963 году не стало, то есть у меня мама с папой только родились, а его уже не было. Как можно говорить, что это современная музыка? Это вообще не современная музыка. А музыку ХXI века пианисты вообще не играют, да и скрипачи тоже не особо. В то время как духовики, наоборот. Очень многие современные приёмы мы используем, и есть разные композиторы: жёсткие авангардисты, типа Исана Юна, Брайана Фёрнихоу, где жуткие современные приёмы, и без специальной подготовки эту музыку воспринимать непросто. Важно, чтобы исполнитель, играя такую музыку, готовил слушателей. Но есть произведения типа Яна Кларка, Майка Маура, которые смешивают какие-то джазовые элементы, где все эти приёмы встречаются, и они удобоваримы, это, условно говоря, такая "попса". Поэтому музыка продолжает развиваться, её нельзя воспринимать как музейный экспонат, что у нас есть Чайковский, Брамс - и вот мы будем играть только их, потому что они великие. Да, они великие, но есть и другая музыка. И студенты у меня любят современную музыку, её нужно знать, этим нужно владеть. - Сегодня на мастер-классе одному из студентов вы сказали обратить внимание на постановку тела. Как на музыку влияет поза, в которой ты стоишь, исполняя произведение? - Мы изначально находимся в очень неудобном положении. Мы стоим в том положении, в котором человек в естественной среде не существует. Вы когда-нибудь в таком положении стояли в жизни? Невозможно представить такую ситуацию, даже в автобусе держишься ну одной рукой, ну даже если двумя, то всё равно не так. То есть флейтистам в неестественном положении нужно добиться естественности в исполнении. Если мы будем включать дополнительные зажимы типа напряжённых ног, пережатой шеи, напряжённых рук, зажатого дыхания (у нас множество вариантов различных зажимов), то мы усложняем себе жизнь. - Приводят ли к каким-то проблемам со здоровьем долгие репетиции в такой позе? - Знаете, что духовики получают льготную пенсию? 25 лет поработали, и всё - пенсионеры. Так забавно, в театре у меня много есть коллег, которым 45, 46, 47, я их воспринимаю, как абсолютных ровесников, а они мне рассказывают, что идут получать пенсию. Конечно, "вредное производство", здоровье духовика заканчивается гораздо раньше. Дирижёр может работать совершенно спокойно до 90 лет - это, по-моему, самая полезная профессия. Ты занимаешься физической разминкой под приятную музыку. Понятно, что я немного иронизирую, дирижёр - это сложнейшая профессия, но именно для здоровья это полезно. Духовики, к сожалению, гораздо раньше заканчивают свою исполнительскую деятельность. То есть представить себе полноценно играющего 70-летнего духовика почти невозможно. Если кто-то в 70 лет продолжает ещё играть, и это достойный уровень - это совершенно исключительные единицы. Скрипачи в 70 лет играют, пианисты в общем тоже. Я говорил, что у нас в академии конкурс, мне попался список, смотрю: там среди участников-пианистов - женщина, которой 78 лет. Я даже не поленился открыл видеозапись, там в первом туре отправляли видео, я послушал - здорово играет. А духовик в 78 лет никогда не выйдет на конкурс и не сыграет. - Флейтисты люди суеверные? - Конечно. Если ноты упали, нужно сесть обязательно, а то лажа будет. Это прям 100 % (смеётся). Много, конечно, всяких суеверий, мы их порой сами придумываем. Но прямо чисто флейтовых у меня такого нет. - А кого больше у вас в учениках: мальчиков или девочек? - Флейта во многом считается женским инструментом. Девочек на начальном этапе много. У меня в разных классах по-разному. Очень отличается мужское и женское начало на флейте. У девочек плюс в их феноменальной исполнительности. То, как девочки выполняют задания, ни один мальчик никогда не исполнит, я сам так никогда не исполню, как это делают они. У мальчиков есть свои, другие плюсы. Ну что мы будем сравнивать мальчиков и девочек?! - Ребята-флейтисты в регионах отличаются от столичных исполнителей? - У каждого региона есть свои моменты, общие недоработки, успехи. У нас часто бытовало мнение такое, что есть волшебный Запад, где все феноменальные, а мы здесь - в отсталой России. Я много ездил по мастер-классам, когда учился, брал уроки у выдающихся европейских флейтистов. Я был поражён, что на этих мастер-классах, где были другие ученики из Италии, Германии, Кореи, Франции и других стран мира, ребята тоже ошибались. Они тоже играют плохо, иногда они играют сильно хуже меня. Я-то думал, я приеду и буду самым позорником. Нет такого, что в Европе все гениально играют. Там тоже играют по-разному. У нас часто бытует представление, что если ты играешь на инструменте, то ты должен быть победителем и никем больше. Это ещё с советских времён, когда отправляли на конкурс после жёстких отборов, и надо было приехать только с первой премией. Если ты приехал со второй премией или, не дай бог, без премии, то вплоть до санкций, популярное сейчас слово, тогда это по-другому называлось. В Европе больше конкурсы воспринимаются как фан, и отсюда и отношение здоровое: я играю, что-то получается, а что-то нет. Но это где-то их недостаточно мотивирует. У нас, например, сильно развит институт детского образования, то есть дети в музыкальных школах в среднем играют у нас лучше, чем в Европе. - Для вас флейта это что? - Флейта - это сердце моей жизни. Мне рассказывали коллеги из Большого театра о моих старших товарищах, с которыми я уже не имел возможности познакомиться. Вот он играл 40 лет на флейте в театре, ушёл на пенсию, положил её на полку и сказал: "Слава богу, я больше к ней не прикоснусь". Я не могу себе такого представить, это часть меня. Это как если бы вы спросили: "Что для вас дыхание?" А я бы ответил: "Если я не буду дышать, я умру". Фото: Илья Петров
