Пельменный романс

Уже то, что режиссер Евгений Марчелли выделил прописными первые три буквы названия знаменитой пьесы Островского, просто кричит о его видении этой достаточно бытовой истории. Меж тем сам автор, похоже, считал по-другому и называл пьесу своим лучшим драматургическим произведением. И работал над ним в течение четырех лет — с 1874 по 1878 г.г. позапрошлого аж века. Отсыл постановщика к Достоевскому нужно же как-то объяснить. И для этого требуется осовременить этот "нафталин". Перетасовать, как колоду карт, сцены пьесы, переодеть героев в современное (причем минимальное) платье и назначить купцов и мещан средней руки бесами, бесятами и чертятами... Вполне в духе марксизма-ленинизма. И при этом оставить сочную коммуникацию героев. Все эти уважительные величания - "Мокий Парменыч", "Юлий Капитоныч", "Харита Игнатьевна", наконец, та самая "Лариса Дмитриевна" ... Забытая сегодня мелодика имени-отчества, любезность обращения героев вкупе с их вполне современной прагматичностью рождает и некую прелесть душевности, и особую комичность ситуации... Тем не менее, правила игры соблюдены. Этот внешний пиетет — пожалуй, единственное, что осталось от духа Островского в этом спектакле-провокации, обреченном на неизбежное сравнение со знаменитым фильмом Эльдара Рязанова. С ним, похоже, и ведут главный спор создатели спектакля. Вот Лариса Дмитриевна Огудалова. Двигатель сюжета. Жертва цинизма и неразделенной любви. А также — отсутствия приданого и небогатого выбора женихов, если она согласна даже на ничтожного Карандышева. А меж тем тот, по сравнению с нищими советскими, а затем российскими инженерами-менеджерами, выглядит чуть ли не магнатом — у него свой дом, где он устраивает приемы, оплачивает подарки и платья невесты... А той в голову не приходит поискать какой-то другой источник дохода, кроме богатого мужа. Похоже, мысль о труде, работе, пусть гувернанткой, няней или швеей героине даже в кошмаре не померещится. Меж тем в Х1Х веке воспитанные девушки уже вполне обеспечивали себя - вспомним хотя бы героинь Чернышевского. Но это к слову. Героини же Островского, блуждают, печалясь о своей судьбе среди самцов с большим и не очень карманом. И не подозревают, что в будущей счастливой социалистической России (а затем снова капиталистической) все девушки будут, по сути, бесприданницы, и никого это не будет смущать и терзать... Вот почему основной посыл пьесы сегодня кажется неким анахронизмом... Бдительный Марчелли видит в циничном купеческом окружении героини бесов больших и малых. Но и сама Лариса (Анастасия Белова) отнюдь не ангел. Это не трепетная ласточка Лариса Гузеева. Это русалка с горящим взглядом, без всякой социальной ответственности, явно обуреваемая эротическими фантазиями. Ее костюмы, точнее их отсутствие, волосы и ноги в свободном полете, алое платье, красный купальник, рыбацкие ботфорты... Лариса Дмитриевна, вы серьезно предлагаете Сергею Сергеевичу Паратову вести вас под венец на следующее утро? И удивляетесь его сдержанности? Кстати, о Паратове. Мхатовец Павел Чинарев заставляет нас всерьез размышлять о превратностях любви в плане "зла и козла".... В первом действии он рулит интригой в духе сипло-сексапильного Высоцкого, во втором — вкрадчивого Михалкова. Угар Ларисы от этого приблатненного субъекта, можно объянить только ее состоянием измененного сознания. Что подчеркивается стилистикой образа - безразмерные плащи-дождевики и шляпы-аэродромы. Вся такая внезапная, противоречивая.... Фото: Елена Лапина Как ни странно, она— под стать лысому жениху Юлию Капитонычу Карандышеву (Дмитрий Подадаев). По Островскому — влюбленному в Ларису. По Марчелли - нелепому недотепе в красном пиджаке, малиновых штанах, то и дело бьющемуся в падучей от переизбытка чувств. Его пластика и костюм, как и платье Хариты Игнатьевны (Елена Валюшкина), наполовину красное, наполовину желтое, намекает на условность действия. Какая еще "драма +16"? Это ж ярмарка (и тщеславия тоже)! Карнавал! Буффонада! Здесь все продается и покупается. Кстати, о Харите Игнатьевне. Конечно, после Алисы Фрейндлих любой актрисе делать здесь особенно нечего. Тем не менее, получился настоящий бенефис Елены Валюшкиной. Она продемонстрировала свой мощный диапазон как характерной комедийной актрисы. И хотя режиссер подарил ей всего два-три эпизода, но и тех хватило! Сцена с амбициозным Кнуровым (Виталий Кищенко) где он, лежа на полу, оплачивает подарки Ларисе и рисует перспективу дальнейших с ней отношений — это огонь! В который Кнуров-Кищенко еще подбросил дровишек своего радикулита — вставать пришлось нелегко...... Другие герои же - как тени. Облаченные в современную одежду, (художник по костюмам Фагия Сельская), они функционально играют свиту короля Паратова. Только экзотичный Робинзон (Евгений Ратьков) да пара половых Гаврило и Иван (Ваня Пищулин и Иван Расторгуев) выделяются своей нетривиальной пластикой. А квадраты — белые, серые, черные в качестве фона декораций подчеркивают универсальность, действия (сценография Игорь Капитанов). Даже намека на эпоху не заметите. Вневременные стол, стулья, хрустальные графины, вилки-тарелки — тоже находка …для лаконичной антрепризы... Так что не ждите ни теплохода, ни цыган, ни шмеля, который на душистый хмель... Эпоха новая, просто имена еще старые. "Но выстрел-то будет?" - воскликнет утомленный новаторством зритель. Будет! И какой! После сцены пения, когда гитара молчит, а Лариса Дмитриевна выдает вдруг сиплое, но очень космическое "АААААА!". Карандышев выстрелит — куда он денется? Но мимо Ларисы, запутавшейся в его макинтоше. Фото: Елена Лапина Так не доставайся ты никому? Не тут-то было! То ли живая, то ли подстреленная Лариса выпархивает в своем алом неглиже, воздевая руки в победном приветствии, садится за праздничный стол и с удовольствием кушает пельмени. Кстати, пельмени — единственное блюдо, которое подают и едят на этом празднике жизни. Плюс шампанское в чайнике для чая... В финале звучит смелая регги-версия "А цыган идет" группы "Bro Sound”, которая ставит точки над И в воспаленном мозгу зрителя. Жизнь продолжается, пельменей еще много, шампанское в чайнике принесут охлажденное... Провокатор Марчелли увидел в российской драме Х1Х века фарсовый анекдот века ХХ1-го. Постмодернистский степ на дороге к комедии дель-арте. Что ж... 200-летие великого российского драматурга можно отметить и так революционно, не оставив камня на камне, но до отвала покушав пельменей. Тем более если в руках опытного режиссера-хирурга превосходные инструменты-артисты. И бесы на подхвате — причем не только на волжских берегах, но и на академической сцене.