Режиссер Дмитрий Киселев: в нашей повестке не хватало конкуренции западному кинематографу

Фантастический блокбастер "Мира" выходит в российский прокат 22 декабря. Сюжет картины разворачивается в недалеком будущем, в котором Владивосток попадает под разрушительный метеоритный дождь. В эпицентре апокалипсиса оказывается и главная героиня фильма — 15-летняя Лера Арабова. Спасти дочь и предотвратить последствия катастрофы может только ее отец — бортинженер орбитальной станции "Мир-А", который уже много лет присматривает за Лерой из космоса благодаря искусственному интеллекту, способному подключаться к любым электронным устройствам на Земле. В интервью накануне премьеры режиссер фильма Дмитрий Киселев рассказал ТАСС, почему Владивосток может побороться за право кинематографической столицы, почему зрители перестали доверять российскому кино и как заинтересовать продюсеров на такие большие проекты, как "Мира".

Режиссер Дмитрий Киселев: в нашей повестке не хватало конкуренции западному кинематографу
© ТАСС

— Дмитрий, честно признаюсь, давно меня так не вжимало в кресло при просмотре отечественных блокбастеров, поэтому первый мой вопрос — чем вам так не угодил Владивосток, что вы решили стереть его с лица земли?

— Ровно наоборот, мне очень нравится этот город. Идея снять в фильме Владивосток возникла на каком-то эмоциональном уровне. В одной из ранних версий сценария "Мира" рассказывала о том, как космонавта забыли в космосе, он летал на обломке орбитальной станции и никто не хотел его спасать. Тогда я предложил вместо столицы взять прообраз российского города, в который вложено много сил и средств, но про который вспоминают, к сожалению, только когда там проходит очередной саммит или случается катастрофа в виде какого-нибудь ледяного дождя. Так мы поехали во Владивосток, который мне очень понравился. Я просто влюбился в Дальний Восток и теперь с большой радостью прилетаю туда. Был уже и в приморских заповедниках, и на острове Петрова, и в городе Арсеньев. Еще меня поразили жители — очень отзывчивые и приятные люди, очень конкретные и неболтливые. И уровень сервиса там тоже на высоте. Это просто очень крутое место, которое хочется популяризировать. А то, что в кино мы Владивосток разрушили… как разрушили, так потом и восстановим.

— Вы мне уже и на вопрос о том, почему выбор остановился на такой отдаленной локации, ответили. Съемочный процесс полностью проходил во Владивостоке?

— Нет. Во Владивостоке целиком такое кино снять было невозможно, потому что требуется много технических вещей, которых там просто нет. А если все везти туда, строить декорации, получится крайне дорого и нерационально. Поэтому все, что касается натурных объектов, мы снимали во Владивостоке, но все павильонные съемки в основном проходили в Москве.

— "Мира" довольно дерзко врывается в традиционную новогоднюю битву детского и семейного кино. Не боитесь напугать своей катастрофой и без того тревожного зрителя в этом году?

— Мы сами изначально перепугались. У меня первый показ режиссерского монтажа прошел в кинотеатре "Октябрь" 24 февраля. Мы тогда собрались с продюсерами, посмотрели и тихо разошлись с мыслями: "Господи, а что же мы делаем? Кто сейчас будет это кино смотреть?" Но дальше я уже на монтаже немного скорректировал фильм, сделал его более жизнеутверждающим относительно того, как он задумывался изначально, и вложил в него несколько дополнительных смыслов. Важно сказать, что мы начали разработку "Миры" четыре года назад. Естественно, никто не мог предположить, как фильм будет восприниматься в 2022 году.

Но чем дальше я работал над фильмом, тем больше понимал, что именно это кино сейчас нужно зрителю. Мне кажется, люди, которые пойдут на "Миру", наоборот, увидят большую поддержку этим фильмом, он замотивирует верить в завтрашний день. Мы совершенно не смакуем происходящее на экране, не акцентируем внимание на том, как ужасно столкнуться с такой вещью, как метеоритный дождь. Мы уже с ним столкнулись. Но что делать в этот момент — бежать куда-то подальше, страдать или, наоборот, объединяться? "Мира" как раз о том, что в этих обстоятельствах непреодолимой силы нужно максимально сплотиться, в первую очередь на уровне своих близких. Только тогда есть шанс выжить и помочь друг другу.

— В фильме есть целое камео Ильи Лагутенко. Это же отсылка к "Владивостоку-2000"?

— Совершенно верно. Как только мы начали обсуждать саундтрек, я сказал, что у нас обязательно должен быть "Владивосток-2000". Но благодаря камео Ильи мы сделали еще одну достаточно хитрую вещь. Если вы заметили — надеюсь, зритель тоже обратит внимание, — в фильме нигде не говорится о том, в каком году это все происходит. Это вроде бы наше время, но вроде как и не наше.

— Ну, наличие космической станции "Мир-А" явно нам на это намекает, в нашем времени у нас все еще МКС.

— Это модная сейчас теория мультивселенных. Действие фильма происходит как раз в некой возможной реальности. Для того чтобы этот момент подчеркнуть, но не педалировать, мы с Ильей придумали, что в новой реальности он будет не сверхпопулярным певцом, а простым уличным музыкантом, играющим на маленькой укулеле. У его барабанщика даже барабанов нет, он просто стучит по бутылкам. И людей вокруг них тоже особо нет, а Илья тем временем играет свой самый знаменитый хит! Поэтому эта небольшая пасхалка говорит о том, что действие фильма происходит в некой параллельной вселенной.

— Несмотря на сопровождающие фильм экшен и катастрофу, он в целом о довольно земных темах: тут и отношения родителей и детей, сводных брата и сестры, человека и искусственного интеллекта. "Мира" говорит о преодолении страхов, искуплении и одиночестве. Вы для себя какую-то главную линию выделяете?

— Для меня этот фильм о принятии. Беда или радость — все, что в жизни с тобой происходит, важно уметь принимать и двигаться дальше. Поэтому в "Мире" параллельно с основным сюжетом большой линией идет тема инклюзивности. У нас и главная героиня с физическим, если так можно сказать, дефектом, и у одного из героев нет руки — молодой парень, казалось бы, в его возрасте это должно быть непреодолимой трагедией. Но фильм о том, что из всех этих ситуаций есть выход. Вопрос лишь в настрое, подходе и вере в жизнь. В этом случае важный этап — принятие. Принятие всего того, что с тобой случилось.

— Вероятно, фильм будут сравнивать с известными зарубежными блокбастерами. Уже видела мнения, что "Мира" — наш ответ "Интерстеллару". У вас вроде бы без планет, где один час равен семи годам на Земле, но как вы относитесь к таким сравнениям?

— Если честно, я не называю "Миру" научной фантастикой. Это, конечно, фантастический фильм, но не сай-фай в его привычном виде и понимании. "Мира" — это больше человеческая драма. Обстоятельства, которые возникают в космосе и на Земле, — это некий фон для тех человеческих отношений, о которых в фильме идет речь. Что касается сравнений. Да, можно найти параллели с "Интерстелларом", потому что в обоих фильмах показаны взаимоотношения отца и ребенка, и фильмы-катастрофы типа "Послезавтра" и "Разлом Сан-Андреас" тоже можно разглядеть при желании. Но это больше про визуальные связи. У меня не было ни задачи, ни желания конкурировать или переплюнуть западные аналоги, я делал кино так, как его вижу и как умею. Очень надеюсь, что зритель в нашем фильме увидит российскую самобытность, почувствует, что это наше кино.

— А у вас у самого эталонный фильм в жанре космического блокбастера есть?

— Это может показаться банальным ответом, но, наверное, Кубрик с "Космической одиссеей". Если положить на весы все, то этот фильм все-таки перевесит остальные.

— В "Мире" ведущие партии у трех молодых артистов, одному из которых на момент съемок было всего восемь лет. Насколько сложно было работать с такими юными актерами на съемках экшена?

— Очень сложно. Взрослые кинематографисты работают на износ, понятия усталости у них нет. Когда дети на съемочной площадке включаются в работу, они думают так же. Очень многие об этом забывают, но все же дети устают, хотя и стесняются об этом сказать. В какой-то момент я понял, что этот факт надо всегда держать в голове и помнить, что ребенок на площадке работает четыре-пять часов максимум. Съемочный процесс таких коротких смен не предполагает, поэтому у нас были особенности в организации процесса. Я сейчас говорю, конечно, про нашего самого юного героя. Что касается Вероники и Жени (Вероника Устимова и Евгений Егоров, исполнители главных ролей — прим. ТАСС), они хоть и молодые актеры, но уже большие молодцы и профессионалы. Они очень давно и в театре, и в кино, работают так, что дадут фору любому взрослому.

— Вероника Устимова в кино пока что еще не примелькавшееся лицо — почему выбор в качестве исполнительницы главной роли остановился на ней?

— Она точно попала в тот образ Леры, который был у меня в голове. Вероника пришла первой на пробы, сыграла сцену, после которой я сказал, что у нас есть главная героиня. Но кастинг на роль Леры длился еще почти полгода. Продюсеры сомневались, никто не верил, что так может быть, что первый человек сразу же попал в роль. Все хотели убедиться, поэтому убеждались, отсматривая еще 200 человек.

— В картине использовано много компьютерной графики, виден масштаб декораций — все выглядит дорого. Общемировой кризис в кинематографе начался с пандемии — ту же "Дюну" Дени Вильнева переносили на более благополучное время для кассовых сборов. В нашем случае этот кризис обострился с уходом голливудских студий. Насколько сейчас страшно режиссерам отпускать фильм в широкий прокат?

— Режиссерам не страшно, а вот продюсерам, наверное, страшно. Моей задачей было реализовать все то, что я хотел и обещал. И мы все вместе это сделали. Сейчас это, конечно, подобно чуду. Сегодня такой фильм уже невозможно снять с бюджетом, который был у "Миры". Наша съемочная группа, наши продюсеры, директора, художники сделали совершенно невозможное. Честно скажу, нам очень везло. Мы часто ходили по краю и на нас будто с неба падали подарки. Например, вы можете представить, что такое зафрахтовать огромное 120-метровое судно? Это просто неподъемный бюджет. Ни один продюсер даже не сможет посчитать, во сколько обойдется аренда такого корабля на неделю, чтобы по нему еще и съемочная группа бегала, что-то взрывая. Это невероятных денег стоит.

Мы тогда приехали в одно место и поняли, что на нашем чахлом суденышке, которое мы могли себе позволить, совершенно невозможно снимать. И вдруг в этом же месте на ремонт встает огромный межконтинентальный танкер. С него сливают все топливо, обесточивают и оставляют на стоянку на две недели. Я тогда попросил продюсеров узнать, могут ли нас пустить туда поснимать, и неожиданно мы получили согласие капитана. Этот танкер — не иначе как подарок свыше, кинематографическая удача, которой у нас было много. В Голливуде это кино стоило бы во много раз дороже. Любой фильм такого уровня начинается от $50 млн, а по-хорошему может стоить и 100, и 150 млн. А мы сделали "Миру" в 70 раз дешевле.

— "Мира" получила еще и поддержку Фонда кино. Всегда хотелось спросить режиссера напрямую, какие пропорции контроля и свободы в проектах, получивших государственную поддержку?

— На этом проекте произошла еще одна удивительная вещь. Здесь собрался такой продюсерский состав, сформировались такие взаимоотношения, что я практически не испытывал контроля или давления. За это им огромная благодарность, потому что это даже немного необычно по нашим временам. Как правило, всегда направляют, что-то говорят, а здесь была абсолютная свобода творчества. Но, естественно, и у меня был самоконтроль.

— А какие в целом возможности вы сейчас видите как режиссер, зарекомендовавший себя в блокбастерах? Какое будущее у таких крупных проектов в России в непростое время для отрасли?

— Честно скажу, сложно. Причем не сложно снимать, специалисты, технологии и материалы у нас есть. Сложно решиться. Сейчас наступит такое время, когда продюсерам будет тяжело решиться выделить даже такого уровня бюджет на подобный проект. Вся отрасль находится в просадке, и понятно, с чем это связано. Кинотеатральному прокату нужно новое дыхание. Надо снова расшевелить отрасль, как мы в свое время с Тимуром [Бекмамбетовым] расшевелили ее "Дозорами", чтобы люди снова пошли в кинотеатры, чтобы появилось доверие. Тогда продюсеры снова заинтересуются в больших фильмах, будут верить в них и давать деньги.

— Часто говорят, что в России хорошо снимают авторское кино, а вот блокбастеры, фантастику снимать боятся. Какие, по вашему мнению, жанры могут вернуть зрителя в кинотеатры?

— Надо просто делать качественный продукт, не обманывать зрителя и давать ему то, что обещаешь. Был такой период, когда мы научились классно делать трейлеры и постеры, а само кино не дотягивало до этого уровня. И люди перестали доверять российскому кино, начали постепенно от него отдаляться, потому что происходил обман зрителя. Поэтому надо просто делать на совесть, делать честно.

— Вы уже упомянули, что работали вместе с Тимуром Бекмамбетовым в "Дозорах", выпустили фильм про первого российского супергероя — "Черная молния". Затем было "Время первых", теперь "Мира" — вы видите себя только в остросюжетном кино или хочется попробовать максимально новое жанровое направление?

— Я сейчас не просто начал работать, уже написан сценарий для одной социальной драмы. Это очень локальная история, но тоже про Дальний Восток. Она очень жизнеутверждающая, но про маленького и простого человека из глубинки, у которого не было никаких шансов. Пока всех деталей не могу рассказать, но есть большое желание снять простое человеческое кино. Концепция написана по моей идее, сценарий пишет Яна Чиж.

— Недавно Минкультуры России определило 17 приоритетных тем господдержки кинопроизводства в 2023 году. Для режиссеров это подспорье или, напротив, некий сдерживающий фактор свободы творчества?

— Я понимаю, какая сейчас, скажем так, линия партии и почему этот список именно такой. Это все очень логично, объяснимо и понятно. Но и внутри этого списка присутствуют такие пункты, которые позволяют режиссерам снимать то, что они хотят, а не только то, что нужно делать на повестку. Можно о тех же самых вещах говорить своим языком, создавать свой зрительский и эмоциональный продукт, создавать наш российский кинематограф. Вот это, наверное, то, чего мне долгое время не хватало, чтобы у нас в повестке было создание конкуренции западному кинематографу. Очень хочется вернуться к ситуации, когда наше кино обрело свой язык и свою самобытность, когда мы снова будем гордиться нашими фильмами, а весь мир — снова ими интересоваться.