Патриотизм подвержен инфляции
Если все существующие идеологии разделить на три большие группы по силе их влияния на жизнь общества и политический строй, то в первой группе окажутся либерализм, социализм и фашизм. Это идеологии, которые определяют все сферы человеческого общества и дают ответы на любой вопрос – от статуса частной собственности и формы правосудия до характера местного самоуправления и предпочтительных стратегий социальной политики. Эти идеологии коренятся в фундаментальных философских работах и потому требуют основательных реформ там, где они провозглашены идеологиями государства.
История XX века показала, насколько тяжелым бывает путь государства, выбравшего ту или иную госидеологию первого порядка. Это очень тяжелый, часто катастрофический выбор, сопровождающийся войнами и массовыми человеческими жертвами. Именно поэтому куда привлекательнее выглядят идеологии как бы второго порядка. Это локальные идеологии, не претендующие на строительство лучшего мира для всего человечества в целом. Консерватизм, социал-демократия, либертарианство, религиозный или рыночный фундаментализм, монархизм, коммунитаризм – все это идеологии, отвечающие на вопрос о том, как обустроить жизнь здесь, в этих географических и исторических условиях. Они не рисуют образ утопии для всех людей Земли, но тоже требуют серьезных институциональных реформ.
Патриотизм же можно отнести к идеологиям третьего порядка. Очень сильно облегченным идеологиям, не требующим ни серьезных реформ, ни каких-то особенных издержек. В этой группе он соседствует с феминизмом, трансгуманизмом, либертарианством, экологизмом, антиглобализмом, анархизмом и идеологиями, несущими имена своих единственных авторов – джорджизмом, сталинизмом, рейганизмом. Такое положение делает патриотизм очень привлекательным и незатратным, но приходится расплачиваться бесконечной инфляцией патриотических идей и все новым поиском художественных средств его выражения, с чем творческая элита России справляется не всегда.
Инфляция патриотизма
Легко говорить о том, что патриотизм является идеологией России, во времена исторического подъема, экономических и внешнеполитических успехов. Так, после возвращения Крыма мы видели бурный расцвет патриотического творчества, патриотического действия и патриотической риторики. Социологические службы фиксировали и гордость за страну, и готовность к санкциям, и желание сплотиться. Но патриотизм обладает не кумулятивной природой, а инфляционной.
Идеологии первого порядка обладают свойством укрепляться по мере нарастания тех или иных успехов в экономике, культуре и политике. Социологи фиксируют, что общества англосаксонских стран с каждым десятилетием все больше убеждены в превосходстве демократии и либерализма. Даже когда на Западе де-факто введена цензура, систематически нарушаются права человека, осуществляется тотальная слежка, а «свободный рынок» так и не был построен, средний американец или британец все равно будут говорить о превосходстве демократии над недемократиями, открытого общества над закрытыми и личной свободы над общественными интересами. Происходит как бы кумулятивный эффект – каждый успех государства объясняется приверженностью общества определенной идеологии. С патриотизмом все немного по-другому. Он больше связан с политической конъюнктурой и зависим от актуальных успехов.
Мы часто видим всплески патриотизма во времена определенных экономических или внешнеполитических достижений и последующий затухающий след. Патриотизм как бы «рассеивается», не накапливаясь в качестве глубинных экзистенциальных убеждений среднего россиянина. Западный человек открыто говорит о своей приверженности тем или иным идеологиям даже когда не интересуется политикой, россиянин же является патриотом ситуативно, в определенные моменты истории.
Такая природа патриотизма требует и специфического обращения, которое мы освоили не до конца. Например, информационное пространство насыщают новости о тех или иных законопроектах, подающихся как полубезумные, и формирующих образ России как страны абсурда.
И наоборот, как Демократическая, так и Республиканская партии США имеют свои собственные сети PR-агентств, по сути являющихся информационными дилерами, творчески распространяющими главенствующие нарративы Белого дома и Конгресса. И не только его: именно эти сети распространяли продукцию украинских фабрик фейков. Там специалисты отлично понимают сезонный характер патриотизма и умеют с ним работать – в дополнение к идеологиям первого порядка, которыми вооружились американские партии и президентская администрация. Они постоянно продуцируют трактовки, повышающие общий уровень патриотизма, не давая ему скатиться в затухающий след. Поэтому там считается обыденностью, например, традиция по утрам поднимать американский флаг или петь в школе гимн перед занятиями. В отличие от нас, где в условиях «затухающего следа патриотизма» эти традиции воспринимаются как промывание мозгов и насилие.
Восстанавливать эту инфраструктуру патриотизма в нашей стране уже начали, но это все еще не системная работа. Теперь, за неимением глобалистских альтернатив, ее придется достроить и в ближайшие времена вывести на расчетные мощности.
Из России, которую мы потеряли, в Россию, которую мы заслужили
Без развитой инфраструктуры патриотизма восстанавливать его уровень приходится силами искусства, особенно кинематографа. На Западе благодаря отлаженной работе с общественностью, патриотического кино, по сути, нет, есть лишь редкие картины режиссеров с республиканскими взглядами вроде Клинта Иствуда. Здесь же у нас есть четыре вида патриотического кино.
Первая история – это военная история, построенная вокруг Великой Отечественной войны. Для многих Великая Отечественная – это священное событие. 9 мая – День Победы – второй после Нового года полноценный праздник с развитой мифологией, ритуализацией и символикой. Поэтому и кино о войне традиционно собирает свою аудиторию.
Конечно, о войне тоже надо уметь рассказать. Чего стоят картины Леонида Быкова или Ефима Дзигана! Сегодня мы утрачиваем эту школу: современное кино о войне изобилует махровыми штампами о злых чекистах, жестоких командирах, несправедливо осужденных солдатах штрафбата, заградотрядах, которые вместо того, чтобы не пускать гражданских в зону боевых действий, зачем-то расстреливают фронтовиков. Возможно, зритель, находящийся в стадии затухающего следа патриотизма, что-то другое смотреть и не стал бы.
Вторая история – это история про космос. Здесь тоже есть свои штампы: глупые чиновники, коррупция – но акценты можно перенести и на гонку вооружений, решение сложных технических задач, которые стояли перед человечеством. И недостатки у такого кино те же: это история о России, которую мы потеряли. Потому что сейчас все глобальные неразрешимые проблемы, что тогда стояли перед командой Королева, сегодня являются будничными банальностями технического отдела где-то в Роскосмосе. Космонавты, как говорится, уже не те.
Третий, очень свежий мотив в продвижении патриотизма, обозначился в десятые годы XXI века. Это спорт. И картины, которые запустили этот тренд, действительно оказались кассовыми – в первую очередь это «Легенда номер 17» (2013) и «Движение вверх» (2017). Причем здесь мы даже сказали что-то очень свежее – в ответ американцы в 2020 году сняли сериал «Ход королевы», где наркотики помогают девочке-сироте победить великую советскую шахматную школу. Своего зрителя сериал тоже нашел, хотя и не такого массового, как российские баскетболисты.
Ну и четвертый мотив – это история России. От славянского фэнтази «Князь Владимир» (2006) до похождений Эраста Фандорина. Картины с самым разным бюджетом, самого разного качества и с самыми разными оценками от зрителей и критиков.
Особенностью всех четырех видов является родовая проблема патриотизма как идеологии – на долгой дистанции практически все со временем начинают производить картины про «Россию, которую мы потеряли». Даже если и начинали оптимистично. Последующие картины не всегда хуже качеством, но гораздо мрачнее по патриотическому сообщению. Работает «затухающий след».
Все это требует поиска все новых и новых тем для раскрытия патриотизма, а тема для творческого сообщества все еще остается непопулярной. И это вторая важнейшая проблема – на этот раз организационная. Слишком много грубых методов продвижения патриотизма и слишком мало людей, способных работать изощренно тонко – не молотом, но скальпелем. По-настоящему патриотическим кино должны парадоксально оказываться те картины, которые не задумывались и не позиционировались как патриотические. «Особенности национальной охоты», «Брат-2» – примеры такого тонкого мастерства.
Создание Фонда кино для ускорения этих поисков было правильным шагом. Эффект его деятельности на развитие патриотического кинематографа значительно выше, чем от предшествующей системы. Но одного этого фонда мало. Необходимо наращивать частно-государственное партнерство, а в отношении кинематографа необходимо формировать образ инвестиционно привлекательной средой с государственной защитой рисков.
Патриотизм как идеология обладает своим собственным потенциалом, который активно и успешно освоили, например, в Великобритании. За ним не стоит какой-то глубокой политической теории, но его собственные возможности позволяют решить широкий спектр задач социальной, культурной, научной, спортивной, а не только военной мобилизации. Это не инструмент, который позволяет здесь и сейчас набрать 300 тыс. добровольцев, а целая операционная система, для которой нам, как обществу, еще предстоит написать приложения и программы, и куда нам надо перенести свои текущие дела. Для этого надо разобраться, как она работает, и исправить накопившиеся за полвека – еще с брежневских времен – довольно глупые и нелепые ошибки пользователя. После этого и первых последующих успехов мы обязательно услышим, что эта операционная система лучше Windows, она рабочая и позволяет решать различные стоящие перед нашей страной сложные задачи.
