«Что мы за народ, если забудем свое ремесло?»

В часе езды к югу от столицы Дагестана на холмистом предгорье расположено село Каякент, давшее название традиционному кумыкскому безворсовому ковру-паласу. Если присмотреться, то каякентский палас и правда напоминает родное село. Его полоски — улочки, геометрические фигуры — дома, годекан и мечеть. Вот родительский дом, рядом — бабушкин, а этот крупный узор похож на школу. А может, это вовсе и не карта. Может, мастерицы яркими нитями вывели имена, судьбы и надежды на будущее.

«Что мы за народ, если забудем свое ремесло?»
© «Это Кавказ»

Основа

Каякентская библиотека ютится в крыле бывшего Дома культуры (в конце 90-х большую часть здания «пустили под спорт»). Именно здесь энтузиасты открыли кружок, где учат школьниц ткать традиционные каякентские ковры-паласы. В фойе установили станок — массивную деревянную раму 2,2×2 метра. Совсем недавно с него сняли готовый палас и уже приступили к натягиванию основы для следующего. Для нее всегда берут некрашеные нити из овечьей шерсти.

Мастерицы Барият Алавова и Хаибат Абдулгапарова говорят, что это самая кропотливая и ответственная часть работы: стоит немного ошибиться — и палас пойдет вкривь и вкось. Так что натягивание проходит в несколько этапов и длится пару недель. А потом женщины начнут вплетать в основу цветные нити.

Сами каякентцы называют свой ковер хана-палас, то есть ханский. Размеры бывают разные. Паласы двусторонние, без изнанки, — орнамент в виде мелких геометрических узоров одинаково красив на обеих сторонах.

Барият Алавова берет в руки желтую нить, взгляд едва поспевает за движением ее рук.

— Цветная нить переплетается с нитью основы, при этом ее остаток не выпускается на изнанку, его обрезают и «забрасывают» в ткань, — объясняет она и возвращает в коробку с инструментами рогатый киртиле, с помощью которого отделяла белые нити основы.

— Такие инструменты делали из рогов животных, но этот из слоновой кости, — говорит она. — У нас много таких вещей, ведь здесь проходил Шелковый путь.

Когда не станет последних мастериц

— Мы долго искали этот станок. Нам повезло: его сохранила семья в память о матери, которой давно нет с нами, — говорит Умукусум Агаева, руководитель управления культуры и искусства Каякентского района, инициатор возрождения почти забытого ремесла. — Мне очень хотелось возродить ковроделие. Боялась, что эти паласы уйдут вместе с людьми, которые могут их ткать. Когда не станет последних мастериц, мы безвозвратно потеряем ремесло.

Вскоре к ней присоединилась Зулайха Османова, которая прежде руководила местной артелью ковровщиц. Женщины, как правило, числились в артели или же в ковровом цеху соседнего Избербаша, а работали на дому. Получали пряжу и сдавали готовые изделия.

— Производством паласов занимались до 80-х годов, в домах стояли станки, — вспоминает Умукусум. — А потом появились молдавские, турецкие, китайские ковры — и все, спрос упал. Наши люди перестали ткать. В селе еще сохранились паласы — в основном у старых бабушек и у таких патриотов, как я. Было время, когда в Каякенте люди их попросту выбрасывали или обменивали на фабричные. Помню, приезжали к нам… не знаю, как назвать этих людей, за бесценок скупали паласы ручной работы или же предлагали за них дешевые ковры. И люди обменивали, не знали цену, не понимали, что их попросту дурят.

А в прежние времена, вспоминает Умукусум, без таких паласов даже замуж было не выйти. В приданое давали не меньше трех. Состоятельные семьи — больше.

— Обязательно дарили палас на рождение ребенка, на совершеннолетие, на сватовство. Первые шаги ребенок делал по нему, играл на нем, пока рос. И собирая человека в последний путь, завернув тело в саван, его оборачивали в палас и так несли на кладбище. А еще ковер был выгодным вложением. Понадобились срочно деньги — вытащил ковер и продал. Покупатель сразу находился. У меня самой было пять паласов. Один отдала дочери, два невесткам, остальные постелила в дом. Те, что после замужества покупала, уже будут внучкам.

По словам Умукусум, мастерицы были не в каждом доме, но на каждой улице хотя бы две женщины умели ткать.

— Моя бабушка не сидела за станком, она образованная женщина была, работала в сфере культуры, а мама — телеграфисткой. Хотя они не ткали, я с детства интересовалась этой работой. Ходила к своей тете Умайбат, она была хорошей мастерицей. Или к соседке, у нее дома стоял станок, после школы я приходила к ней помогать.

Что такое патриотизм

Каякентцы всегда занимались сельским хозяйством — выращивали на продажу лук, чеснок, виноград. Сейчас ставят парники, продают помидоры и огурцы по всей России. В сезон семьями выезжают «на бахчу», в основном в Кизлярский район. Многие занимаются грузоперевозками — почти в каждом дворе есть грузовые машины.

— У людей сейчас другие потребности, другие возможности. Старинных национальных вещей в обиходе почти не осталось, и люди стараются бережнее к ним относиться, — говорит Умукусум. — Так что у почти забытых традиционных ремесел появился шанс на возрождение. Можно сказать, что первые шаги сделаны. И не для того, чтобы мы продавали эти ковры, а потому, что это и есть патриотизм. Что мы за народ, если забудем свой язык, обычаи, традиции и свои ремесла? Хотя не все это понимают. Говорят: зачем ткать, есть же хорошие ковры персидские, иранские. Вот сейчас мы организовали кружок, к нам ходят девочки от 12 до 16 лет. Им даже не верится, что это ремесло — наше, каякентское. Не у всех дома эти паласы есть, не все их видели. Хотя в моем поколении нет женщины, которая не имела бы такого паласа, не соприкасалась с этим ремеслом.

Орнамент, доставшийся от предков, на протяжении долгих лет оставался неизменным, а вот цветовые решения мастерицы подбирают на свой вкус.

— Было время, когда наши мастерицы пробовали перенять чужой орнамент, а старые бабушки сказали: нельзя — это будет уже не наш палас.

Ковер под Пушкина

Девочки обступили мастериц, тихо переговариваются. Рядом с ними коробка с разноцветными клубками. Обсуждают расцветку будущего ковра. Решили не использовать кричащие, яркие цвета. Старые паласы отличаются строгостью тонов, спокойным, сдержанным колоритом.

— Барият — мастер, а я просто помогаю, — смущенно говорит Хаибат Абдулгапарова. Голос у нее тихий, певучий, словно убаюкивает малыша. — Последний ковер я соткала где-то в 89-м году, с тех пор не садилась за станок. Но руки помнят работу. В детстве садилась рядом с мамой: «Я тоже хочу» — «Иди, не мешай». Но потом стали ткать вместе. Приходила со школы и до вечера с нею. Учу стихотворение — учебник рядом, работаю и повторяю. До сих пор помню наизусть «Узника» Пушкина, «Бородино» Лермонтова. После школы поступила в педучилище, все каникулы проводила за станком. Пошла работать учителем — и снова на выходных и каникулах с мамой за ковром. Тогда, в советское время, зарплата была 70−75 рублей. А ковер стоил 350 рублей. Мы за 300 тоже отдавали. Если стоимость ниток убрать, мы выручали 150 рублей на двоих. Мама делила поровну, считай еще одна зарплата. Покупателей было много, ковры тогда были редкостью.

А вот дочь Хаибат ткать не научилась, станка в доме не стало задолго до ее рождения.

В память о бабушке

На стенах библиотеки висят два стенда. На одном — сельчане-фронтовики, герои Великой Отечественной. На другом — мастерицы, ударницы труда. Родители Хаибат тоже смотрят с портретов. А в верхнем ряду очень контрастный снимок Кайханум Сельдеровой — понятно, что увеличили совсем крохотную фотокарточку. Она считалась одной из лучших мастериц своего времени.

Ее внук, Иса Исаев, школьный учитель рисования, в память о ней собирает образцы орнаментов. Совсем недавно издал третью книгу о ремесле родного края.

— Я насчитал 25 элементов коврового узора, каждый из них имеет свое название, иногда и несколько. Чаще всего на каякентских коврах-паласах встречается «пирамида», ее же называют «холм», «талисман», «амулет». Есть «ступеньки», «ножницы», «лестница», «ласточка».

Марена, орех, барбарис

Шерсть для ниток ковровщицы покупали у горцев, иногда обменивали на зерно или на другой товар. Старались брать шерсть весенней стрижки: она прочнее и длиннее осенней. Ее мыли, готовили из нее пряжу, затем приступали к покраске.

Для окраски ковровой пряжи использовали корень дикой марены, кожуру лука, скорлупу ореха, кору барбариса и дуба, а также разные травы. В каждой местности у мастериц были свои способы добычи красителей и достижения нужного оттенка.

— Бабушка до последних лет пряла и красила нити сама. Это сложный процесс, который отнимал много времени и сил. Когда появились химические красители, многие в селе перешли на них или на готовые фабричные нити. Но в селе и сегодня есть взрослые мастерицы, которые умеют красить пряжу, это знание не утеряно. Я хочу изучить этот вопрос, мне самому интересно, — делится планами Иса.

Помимо хана-паласов, которые служили украшением дома, в Каякенте делали и простые, однотонные паласы. Их ткали отдельными полотнищами, которые затем сшивали и использовали как подстилку при обмолоте, просеивании и сушке зерна.

Кроме того, местные мастерицы ткали шерстяные мешки (дорба, къап) и переметные сумки (хуржун), мастерили пояса для кувшинов и более широкие ленты, с помощью которых перевязывали сено, чтобы переносить с места на место.

— В нашем доме тоже были большие мешки къап, в них складывали фрукты. А еще помню, в детстве не у всех были школьные портфели. Кто-то ходил с сумкой, сшитой из плотной ткани, а для нас родные мастерили «ковровые портфели», — вспоминает Иса.

Родина кочевников

Занятия закончились, кружковцы расходятся по домам. Преподаватели и работники библиотеки собрались все вместе, рассказывают о своем селе.

Когда-то оно называлось Гамри, как и местная речка Гамриозень. Позднее переняло название местности, на котором располагалось: кая — возвышенность, кент — село. Говорят, раньше село стояло повыше, но на прежнем месте расплодились змеи, и жители перебрались в низину.

Есть и другая версия: что Каякент происходит от названия тюркско-огузского племени кайи. Согласно легенде, некогда здесь было стойбище этого кочевого племени. Среди местных бытует мнение, что мастерство ковроделия досталось им от предков-кочевников. В пользу этой версии неожиданно высказались и турецкие кинематографисты.

— Вы смотрели сериал «Эртугрул» про основателей Османской империи? — спрашивают каякентцы. — В нем шатры правителей украшены паласами, похожими на наши. Есть сцены, где женщины ткут и делают нити.

Каякент стремительно разрастается. Прежде он состоял из старой и новой части, теперь появилось несколько новых микрорайонов. Каякентцы крепко привязаны к своей земле, в селе проживают почти 18 тысяч жителей.

— В республике есть целые районы, где не насчитать столько. Наши люди не стремятся уехать. Молодежь после окончания вузов возвращается домой, обзаводится семьями. Здесь два детсада, и не хватает мест. Построили новый детский сад, скоро его запустят. Да, многие уезжают на заработки, но всегда возвращаются. Каякентцы не оседают на чужбине.