«Страшно, а мы даже и не в мундирах». В полотенцах
«Ревизор» – это всегда интересно, как и любой спектакль «Студии театрального искусства» Сергея Женовача. Если же действие переносится в настоящую баню, и называется экзотическим словом «Лабардан-с», у любителей театра не должно быть сомнений, нужно бежать на премьеру и получать море (в крайнем случае – бассейн) удовольствия.
В «СТИ» всегда работают над тем, чтобы быстро погрузить зрителя в атмосферу спектакля, нередко это происходит прямо в фойе. В «Лабардан-с» даже зритель, ничего об этой постановке не знающий, по дождевикам у зрителей и призыву администратора «первому ряду не беспокоиться» понимает, что сейчас что-то будет.
И действительно, банные вздохи и вскрики становятся все громче, занавес падает, и зрители видят настоящие римские термы (или выполненные в точном соответствии стильные бани в 19 веке или наше время). Немая сцена, полная полуобнаженных актеров и актрис, кстати, происходит именно в этот стартовый момент. А уж потом, для полноты эффекта, из зала выходят и две огромные крысы – те самые, что снились городничему, не предвещая тем самым ничего хорошего. Крысы уносят занавес и представление начинается.
Итак, городничий (Дмитрий Липинский), грозный как римский император, сообщает пренеприятное известие застывшим в бассейне-купели коллегам-сообщникам-подельникам. И сразу становится понятно, как идеально на созданное Александром Боровским и Дамиром Исмагиловым банное пространство ложится классическое произведение, какое количество гэгов, новых забавных оттенков и эстетически безупречных отсылок к шедеврам живописи-архитектуры-кино позволяет оно создать – от «Пьеты» Микеланджело до фильмов Феллини и Пазолини. Классический текст, классическое единство времени, места и действия в сочетании с музыкой Верди и Россини, в сочетании с молодыми, как всегда резвящимися по-полной, актерами «СТИ» создает опять же классический контрапункт.
«Страшно просто. А отчего, и сам не знаешь. А мы даже и не в мундирах», – эту фразу гоголевские провинциальные чиновники произносят совсем не в мундирах, а в банных полотенцах.
В общем, мастерство, с которым все это сделано, по-настоящему впечатляет. Как и решительность актеров, уходящих в работу и упомянутую купель с головой. Бултыхались в ней все, включая Осипа (Сергея Качанова), а городничий в финале нырнул туда прямо через скатерть с блюдами и бокалами. Кроме всего прочего, бассейн будто помогали делать персонажи другого спектакля «СТИ» – «Мастера и «Маргариты», таким безразмерным казался он подчас. А иногда актеры в нем спокойно бродили по пояс.
Из актерского ансамбля, как обычно, не выпадал никто. Как и текст Гоголя, полностью сохранены и прописанные им для актеров, будто в современном синопсисе сценария, характеры. Вячеслав Евлантьев в роли «неуклюжего проныры» Земляники, «простодушный до наивности» почтмейстер (Александр Суворов), «прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумный» Ляпкин-Тяпкин (Александр Антипенко), смотритель училищ (Александр Медведев), жена городничего (Варвара Насонова) и дочь (Виктория Воробьева) ну и, конечно, Добчинский (Эдуард Миллер/ Лев Коткин), немножко выше и сурьезнее Бобчинского (Сергей Аброскин), но Бобчинский развязнее и живее Добчинского. Бобчинский и Добчинский – это всегда ударная клоунада, а актеры «СТИ» в этом направлении очень сильны. Кстати, говорящий только по-немецки лекарь Гибнер (Нодар Сирадзе), напоминавший Мистера Бина, также вставил тут свои пять пфеннигов.
Так как, дело происходит в бане, то у постсоветского зрителя не может не возникнуть ассоциация с другим человеком, совершившим поворот не туда – Евгением Лукашиным. Хлестаков (Никита Исаченков) манерой игры будто бы это подтверждает, ведь большую часть пьесы он пьяный или в состоянии утреннего воскрешения. Особенно сильно сходство, когда Хлестаков берет у чиновников-взяточников деньги взаймы («я вам завтра же вышлю»).
Работа Сергея Женовача с текстом, как всегда, проделана на уровне японского мастера оригами, несколько часов делающего какие-то непонятные движения руками с комком бумаги, а потом демонстрирующего великолепного дракона. Можно привести в пример и фокусника, сплетающего зверушек из воздушного шарика. При этом, у Гоголя не изменено ни слога – было бы неуважением к Николаю Васильевичу считать, что он чего-то не написал про 21-й век. Но то, что тянет это проверить, говорит о несомненном успехе постановки.
Конечно, купель-бассейн, в которой полощутся герои, напоминает о многом (даже и о фильме «Кин-дза-дза!»), но в сочетании с названием «Лабардан-с» – рыбой, которой угощали Хлестакова, а на самом деле способом перевозки атлантической трески в бочках в гоголевские времена – финал, в котором вместо немой сцены городничий снова залезает в воду к коллегам, представляется абсолютно логичным, входит на свое место, как последняя деталька того самого оригами-дракона. Потому что паукам место в банке, сельдям – в бочке, а героям «Ревизора» – в таком вот глубоко-мелком бассейне.