Отрывок из книги «Библейские мотивы» Ляли Кандауровой

Всемирный потоп и убийство Авеля, пир Валтасара и поклонение волхвов, Крещение Господне и взятие Иерихона — многие из нас привыкли узнавать эти сюжеты в живописи. Но они есть и в музыке. Журналистка Ляля Кандаурова в своей книге вспоминает истории из Ветхого и Нового Заветов и находит библейские сюжеты в великих музыкальных произведениях. Публикуем главу, из которой вы узнаете, какие сюжеты были спрятаны в кантате «Вавилон» Игоря Стравинского.

.disclamer { display: block; background-color:#f3f9f9; font-family:sans-serif; font-size: smaller; text-align: left; padding: 10px; }

Библейские мотивы. Сюжеты Писания в классической музыке

Ляля Кандаурова

Издательство «Альпина Паблишер», 2023

Игорь Стравинский. Кантата «Вавилон» для оркестра, хора и чтеца

Потомки Ноя стали праотцами возродившегося после Потопа человечества: тогда — одной разветвленной семьи, где все приходились друг другу родственниками и, как отмечает Библия, говорили на одном языке. Жили эти новые люди тоже сравнительно кучно. В Ветхом Завете сказано, что, идя с востока, они нашли в земле Шинар равнину и поселились там. О какой точке на современной карте идет речь, сказать невозможно: по разным мнениям, земля Шинар находилась либо на юге Месопотамии, т.е. на территории современного Ирака, либо, наоборот, на севере, что помещает ее в северо-восточную часть Сирии. Обучившись строительству и решив «сделать себе имя», люди задумали заложить город и возвести колоссальное строение «до самого неба». Увидев это, «сошел Господь на землю — посмотреть на город и башню, что строили люди». Решив помешать плану строителей, он заставил их говорить на разных языках: теперь они не понимали друг друга, кооперация стала невозможной и строительство башни остановилось.

Эта книга в основном о зарубежной музыке. Однако именно Вавилонская башня как символ многоязычия, сверхпроект, результатом которого стало образование гигантского мультикультурного котла, дает повод для рассказа о самом «зарубежном» среди великих русских авторов, прожившем в эмиграции почти всю свою (очень длинную) жизнь. О человеке, который родился в Российской империи, по собственному признанию, думал по-русски до старости, а в беседе с журналом Time назвал себя «калифорнийским композитором»; полиглоте от музыки, который владел несколькими, вроде бы взаимоисключающими стилями-языками. Об авторе, которого не впишешь без оговорок ни в какую географию культуры, — Игоре Стравинском, создателе кантаты «Вавилон», написанной в 1944 г. в США.

Среди музыки, созданной Стравинским во второй половине жизни, чрезвычайно много сочинений на библейские сюжеты и духовные тексты; пожалуй, нельзя назвать другого русского автора его масштаба, так интенсивно работавшего с этой темой. В своей книге «Музыка в XX веке» музыковед Уильям Остин использует для зрелой эстетики композитора эпитет «проповедническая»; одна из поздних его работ называется «Проповедь, притча и молитва» (1961). Вместе с тем голос самого Стравинского, тон, слышный и в автобиографии, и в многотомных «Диалогах» с его секретарем Робертом Крафтом, а главное — в музыке, на каком бы из стилистических «наречий» она ни говорила, невообразимо далек от тех качеств, которые мы могли бы искать в хорошем проповеднике: эффектное красноречие, умение апеллировать к чувствам слушателя и пробуждать в нем эмпатию, увлекательность, образность слога. Еще менее сам Игорь Федорович соответствовал стереотипному представлению о религиозном человеке. Холодноватый эрудит, ироничный, немногословный и рациональный, бесстрастный и подчас довольно жесткий в суждениях, сочетавший западный дендизм с «русской» широтой души и умением радоваться жизни, Стравинский, казалось, не обнаруживал ни кротости, ни христианского долготерпения. Его музыку — по словам самого автора, «сухую, холодную и прозрачную, как шампанское экстра брют, которое […] не расслабляет, как другие виды этого напитка, но обжигает», — слушатель привык воспринимать как воплощение интеллектуальной культуры, блестящую шахматную партию в звуке, апофеоз рассудка.

Родившись на даче в Ораниенбауме, на южном берегу Финского залива, в интеллигентной дворянской семье, Стравинский был крещен тотчас при появлении на свет, как делали со слабыми детьми. Три недели спустя мальчика крестили еще раз, полноценным обрядом, в Никольском морском соборе в Санкт-Петербурге. В семье Стравинских соблюдались посты и праздновались православные праздники; дети получали религиозное воспитание — позже Игорь Федорович вспоминал, как повторял «Отче наш» перед сном со своей няней Бертой. В то же время православие было в этом доме скорее традицией, чем верой: «Не думаю, чтобы мои родители были верующими. Во всяком случае, они не были исправными прихожанами и, судя по тому, что дома вопросы религии не обсуждались, вероятно, не испытывали глубоких религиозных чувств. Однако их позиция, по-видимому, была ближе к безразличию, нежели к оппозиции, так как самый небольшой намек на ко- щунство приводил их в ужас». Во время учебы в гимназии Стравинский, как он сам говорил, отошел от религии полностью, возвратившись к ней несколько десятилетий спустя, в начале 1920-х.

На это почти 30-летнее охлаждение в отношениях с христианством пришлись учееба у Римского-Корсакова, первые партитуры, начало сотрудничества с Дягилевым, взлет международной карьеры, создание знаменитых балетов раннего периода, отъезд в Европу и Первая мировая война, а также рождение его четверых детей, все из которых были крещены по православному обряду.

Сложно сказать, что изменилось для почти 45-летнего Стравинского в начале 20-х. «Я не могу сейчас оценить события, которые по прошествии тех тридцати лет заставили меня обнаружить необходимость религиозной веры. […] Я могу сказать, однако, что за несколько лет до моего фактического «обращения» во мне вос- питывалось настроение принятия благодаря чтению Евангелий и другой религиозной литературы», — говорил он об этом незадолго до смерти. «Обращение» Стравинского было глубоким, безоговорочным и чрезвычайно искренним. Танцовщик Серж Лифарь цитирует в своей книге пассаж из письма180, якобы написанного Стравинским в те годы Дягилеву, где тот отзывается о самом фе- номене балета как об «анафеме Христа». По словам Лифаря, в 1923-м Стравинский со всей серьезностью отрекся от ключевого «дягилевского» жанра, в котором к тому же были созданы главные его жемчужины: «Религиозные убеждения [Стравинского] […] не позволяли ему заниматься таким низким искусством, как театральный балетный спектакль». В 1924 г. Стравинский купил дом в Ницце, куда семья перебралась из Биаррица. Там он познакомился с православным священником, настоятелем русской церкви, протоиереем Николаем Подосеновым, который стал его духовником. В письме Дягилеву от 6 апреля 1926 г. Стравинский просит прощения за прегрешения перед первой исповедью и причастием, которые его ожидали: «Прошу тебя никому не говорить об этом письме — а если уничтожишь его — то лучше всего».

Описывая сохранившийся в архиве личный карманный молитвослов композитора с автографом на титульном листе «Игорь Стравинский/1926 г./Ница», исследовательница замечает: «Книга зачитана, замусолена (особенно утренние молитвы), надорвана, подклеена, содержит большое количество вписок. В конце вклеена написанная, скорее всего, рукой Екатерины Гавриловны на тетрадномлистке в клетку молитва, которую следует читать перед началом всякого дела». Роберт Крафт вспоминал, что Стравинский действительно молился ежедневно: до и после работы над музыкой, а также сталкиваясь в сочинении с трудностями. Самуил Душкин (ему посвящен скрипичный концерт Стравинского) подтверждал это: «Если работа продвигалась болезненно медленно, Стравинский говорил: «Надо верить. Когда я был моложе и в голову не приходило никаких идей, я впадал в отчаяние и думал, что все кончено. А теперь у меня есть вера, и я знаю, что идеи придут»» — это свидетельство относится к 1930-му. Так, очевидно, что Стравинский не просто был религиозным человеком, но осознанно следовал духовной практике христианства каждый день. «Он верил, что Бог сотворил мир; он верил буквально во все в Библии», — писал Роберт Крафт об этом саркастичном, прагматичном, проницательном человеке, прекрасно осознавая противоречивость этого портрета: тот же Крафт признавался, что религиозная грань личности его наставника оставалась для него неясной.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.