Егор Яковлев: Мы живем в эпоху острую и переломную, отсюда и интерес к истории

Беседа с историком и основателем проекта "Цифровая история".

Егор Яковлев: Мы живем в эпоху острую и переломную, отсюда и интерес к истории
© Российская Газета

- Как началась "Цифровая история"? Что послужило отправной точкой?

- В 2015 году известный блогер Дмитрий Пучков пригласил меня на свой ютуб-канал прочесть серию лекций о нацистской идеологии и оккупационной политике. Я давно занимался этой темой, пытаясь ответить на главный для меня вопрос: существовал ли у лидеров Третьего Рейха замысел массового уничтожения советского населения, выходящий за рамки тотального истребления евреев и цыган?

Категория замысла очень важна, поскольку его наличие является одним из условий, позволяющих квалифицировать общеизвестные нацистские преступления, такие как сожжение деревень или уничтожение военнопленных, как геноцид в юридическом смысле. К тому времени я уже видел контуры такого нацистского плана и рассказал об этом в цикле лекций. Внезапно выяснилось, что это интересно сотням тысяч людей, которые прониклись ко мне доверием.

Если аудитория верит тебе в одном, то и в остальном готова доверять. Мне стало приходить множество вопросов по другим периодам и темам: про Ивана Грозного, Петра Первого, Наполеона, охоту на ведьм... Но я никогда не стремился играть роль "специалиста по всему", поэтому создал исторический канал "Цифровая история", где помимо собственных выступлений готовлю интервью со своими коллегами и друзьями - замечательными специалистами по разной исторической тематике.

- Помните, как проходил первый фестиваль?

- Это было в октябре 2018 года в Санкт-Петербурге. Будучи уже достаточно популярным ютуб-каналом, мы впервые встретились со своими подписчиками. Пришло около 400 человек, - меня это, конечно, порадовало, ведь люди купили билеты не на концерт или в кино, а на фестиваль научно-популярного толка! С самого начала это было масштабное мероприятие на целый день - с лекциями по истории XX века, о революции, гражданской войне, Великой Отечественной, а также с песнями, танцами, шоу реконструкторов, играми и книжной ярмаркой. Этот синтез серьёзного и развлекательного оказался формулой успеха.

Фестиваль продолжил миссию канала - с разрушением штампов современной поверхностной публицистики, противостоянием мифологизации и конспирологическим теориям. С тех пор аудитория расширяется, а билеты разлетаются за полтора месяца до начала события. Вообще, "ЦИ" - системный проект: кроме фестиваля и канала в соцсетях, это познавательный туризм, издательство и книжный интернет-магазин.

- Получается, в нашем обществе есть запрос на такие умные содержательные беседы?

- Конечно, ведь мы живем в эпоху острую и переломную. Отсюда интерес к истории: как мы к этому пришли? Кто мы? И что дальше? Особенно важно, что на фестивале есть элемент личного общения: после доклада абсолютно любой человек из зала может задать вопрос спикеру. Где еще в обычной жизни можно пообщаться с такими специалистами, как Александр Филюшкин, Алексей Исаев, Борис Кипнис, Елена Браун, с блестящим историком искусства Александром Кибовским или прекрасным знатоком флота Кириллом Назаренко?

- А какие открытия вы сделали для себя, работая в "Цифровой истории"?

- Например, то, что Пушкин ошибался утверждая, будто мы ленивы и не любопытны. Оказалось, что наши соотечественники очень любопытны. Если вы зайдете в общедоступный чат "ЦИ" во время онлайн-трансляции фестиваля в социальных сетях, то увидите, какая там кипит жизнь и как вопросы истории обсуждают тысячи людей со всей России. Да и не только - по данным аналитики, около 20% нашей аудитории живет за границей и в странах СНГ, особенно активны зрители из Германии и США.

- Что до сих пор не удалось реализовать?

- Пока не успели поставить исторический мюзикл, - своеобразную машину времени, которая будет переносить зрителя в разные эпохи. Фрагмент, посвящённый казни королевы Марии Стюарт, мы показали сейчас на фестивале, но это только начало.

- Что вы считаете своим главным достижением, кроме "Цифровой истории"?

- Мой opus magnum - книга "Война на уничтожение". Почти десятилетие я занимаюсь расследованием нацистских преступлений на оккупированных территориях Советского Союза. Я реконструирую план, который формировала верхушка Третьего рейха перед вторжением в СССР по сокращению нашего населения. Считаю очень важным, что мне удалось привлечь внимание научной общественности к так называемому "плану голода", с помощью которого руководство Третьего рейха стремилось уже в ходе кампании "Барбаросса" уничтожить от 20 до 30 миллионов советских граждан. Этот факт неплохо известен в иностранной историографии, но в России его долго игнорировали. Я был первым человеком в нашей стране, который написал об этом научную статью.

В основе исследований лежат документы немецких, американских и российских архивов, например недавно рассекреченные следственные дела влиятельных и осведомлённых нацистов, в том числе членов СС. Ближайшая моя публикация будет посвящена Карлу Клаубергу, врачу-садисту из Освенцима, который вёл исследования по поиску средств массовой стерилизации. Он попал в советский плен и долго пытался представить себя скромным врачом-гинекологом, который понятия не имел о происходящем в лагере смерти и якобы добросовестно лечил женщин-заключённых. На самом деле он ставил на них жесточайшие эксперименты. Дело Клауберга читается как детектив с элементами хоррора.

- Как вы используете в своей работе журнал "Родина"?

- Приведу свежий пример. Этой весной выйдет моя книга, посвящённая громким событиям русской истории, произошедшим на территории нынешней Калининградской области до ее присоединения к СССР. Там есть сюжет, посвященный нашему прославленному полководцу 1812 года Михаилу Богдановичу Барклаю де Толли, который, как известно, скончался неподалёку от нынешнего Черняховска, бывшего Инстербурга, в 1818 году. На месте его смерти и сегодня стоит старый прусский памятник, созданный по приказу короля Фридриха Вильгельма III.

Мне было важно понять, какую репутацию Барклай имел в официальном советском нарративе в момент присоединения севера Восточной Пруссии к СССР, когда памятник оказался на советской территории. Иногда можно прочесть, что послевоенная сталинская историография принципиально отказывала Барклаю в дарованиях и трактовала его как бездарность, подстраиваясь под слова Сталина о том, что Кутузов был двумя головами выше Михаила Богдановича. В этом контексте огромный интерес для меня представила архивная публикация журнала "Родина" с рецензиями мастодонтов советской историографии 1812 года, Любомира Бескровного и Павла Жилина, на книгу их коллеги Николая Гарнича.

Гарнич действительно описывал Барклая в уничижительных тонах. Однако Бескровный внезапно встал на защиту военного министра и командующего первой армией: "Автор называет Барклая посредственным полководцем. Это, конечно, неверно, ибо Барклай был одним из выдающихся генералов своего времени. Другое дело, что Кутузов был выше его двумя головами. Принижая Барклая, мы этим принижаем и гениальность Кутузова". Бескровный напоминает, что в 1945 году советское правительство постановило поставить Барклаю, как "соратнику Кутузова", памятник на Бородинском поле, что чуть позже и произошло. Таким образом, в конце 1940-начале 1950-х годов в СССР была вполне возможна умеренно положительная оценка Барклая. Так замечательная публикация журнала "Родина" помогла разобраться в частной, но интересной исследовательской проблеме.