Россия, не стань Иудой…
Рушит не ради уничтожения, а ради создания абсолютно новой, уникальной формы, единственно возможной для передачи того содержания, которое заложено в поэзии Мельникова и которое так истово и выстрадано хочет донести до людей Эдуард Бояков. Творчество Мельникова, который совершенно не вписывался в стандарты идейного и литературного мейнстрима конца ХХ века, долго не находила адекватного отклика, оставаясь неприкосновенным островком бескомпромиссной духовности в потоке постмодернистских сточных вод. Пусть даже и очень талантливых. Странная ранняя смерть Мельникова накануне его пострига – факт, в котором угадывается какая-то загадочная и волнующая неслучайность.
Идейная мощь и художественная сила фильма «Русский крест» - тоже не случайность. Такой фильм должен был появиться на территории российского кинематографа, с одной стороны тщетно тренирующего себя в проверенных голливудских жанрах, с другой, продолжающего традиции советского кино с внятной этической повесткой. «Русский крест» - не уложить в схему известных киножанров. Он презентует собственный жанр, сформулировать который предстоит киноведам. Возможно, это поэтическая притча, или житие, а может быть, кинопоэма… Не знаю. Знаю точно одно: «Русский крест» врывается в современное культурное пространство, как духовная бомба, как бы шокирующе не звучал этот оксюморон.
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве!
Там будут старые деревья,
Там будут яблоки в траве,
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в прах,
И мать убитого солдата
С позорной пенсией в руках!
И два горшка на частоколе,
И пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли!..
И пусть поёт в тоске и боли
Непротрезвевший гармонист
О непонятной русской доле
Под тихий плач и ветра свист!
Эти стихи Николай Мельников написал в 1995 году – на пике «лихих» 90-х, когда население страны интенсивно и без сожаления переставало быть народом, превращалось в толпу и живо интересовалось малиновыми пиджаками, эротическими журналами и развенчанием коммунистических идеалов. Автору стихов в это время 29 лет. Но он ясно видит и предсказывает вектор ближайших 10-летий.
Некогда вождь пролетариата афористично заметил: «Для нас наиважнейшими из искусств являются кино и цирк». Сто лет спустя, практически, все искусство превращено в цирк… Но настал момент, когда цирк этот уже невыносим.
Сегодня мы вспоминаем кино, разбросанное по второй половине ХХ века, которое было способно «повернуть глаза зрачками в душу». Оно не обязательно было артхаусным – как раз наоборот, обращалось к зрителю на понятном человеческом языке. Разжечь сильную эмоцию в разы сложнее, чем запустить самую хитросплетенную мысль. Возможно, именно поэтому главным писателем во всем мире с позапрошлого века был и остается Достоевский, писатель, который всю жизнь нес свой крест. Русский крест.
Повторю: фильм Боякова «Русский крест» — это духовный взрыв.
Можно его не заметить? Легко. Если мертва душа. Но если она жива, то ее ждет настоящее потрясение.
Льётся время… Век двадцатый
Отплясался на стране,
И стоят всё те же хаты,
Поредевшие вдвойне.
В хатах тихо меркнут люди,
Обнищавшие втройне,
И не знают, что же будет
В их деревне, в их стране.
Снег хрустит под ногами странной девушки в детском ярко-красном платьице и белых расшнурованных кедах на босу ногу… Да нет, не девушки – это маленькая девочка съела волшебный пирожок и вдруг стала взрослой, не растеряв детской чистоты и искренности. Она произносит строфы поэмы Мельникова не как поэтический текст - просто разговаривает стихами. И что здесь такого удивительного? Говоришь прозой – никто не удивляется, почему же нельзя стихами, если так устроено твое сознание? И нет нужды, что сознание так устроено только у поэтов и ангелов…
На экране появляется мир «Русского креста» - убогая деревня «Петровский скит». Разваленный храм, гигантский пустынный мост, нищенский быт, но при этом невероятная, по-библейски объемная красота природы. Противоречие между жалким существованием загнанных в небытие людей и невостребованным местом силы – задано с первых кадров. В этом противоречии - источник невероятного поворота сюжета и судьбы персонажей. Главный герой Иван Росток в исполнении Михаила Пореченкова: однорукий, вечно пьяный, опустившийся русский Иван. И что за фамилия – Росток? Что за ничтожество? Просто дно. Допился до чертиков, буквально до зеленого змия, который ему примерещился, а в комплекте к змию еще всадник с копьем на огненном коне… Да… вот до чего допился русский мужик… Видение, говорите? Откровение? Не смешите – белая горячка, как и было сказано.
Только вот - нет. Не горячка. Не пьяный бред. А именно видение. Прозрение и возрождение, на которые имеет право человек на любой ступени своего падения.
Иван обретает смысл жизни и веру. И даже настоящее имя, которое он утратил – Иван Ростов. Его ведет старец Федосей (Юрий Кузнецов вносит в эту небольшую по количеству экранного времени, но огромную по смыслу роль, весь бэкграунд сыгранных им характеров):
Крест взвали себе на плечи,
Он тяжел, но ты иди,
Чем бы ни был путь отмечен,
Что б ни ждало впереди!
Русский крест взваливает на себя Иван. Ну, а каков путь с крестом, понимает всякий сущий в контексте европейской культуры – не зависимо от того, верует ли он в Христа или воспринимает евангельские тексты как мифологию.
Признаться, фильм «Русский крест» относится к тем редким произведениям искусства, которые не провоцируют на разговор о технологиях – как смонтировано, как снято… Прекрасно снято, на самом деле. Операторская работа – высочайшего уровня. То, КАК сделано это кино находится в полном единении с тем, про ЧТО оно сделано. И вот это самое ЧТО – поглощает и заставляет воспринимать формальную сторону как саму собой разумеющуюся данность.
Принятие стихотворной подачи текста приходит не сразу, но в какой-то момент случается чудо: ты погружаешься именно в этот мир, именно в эти правила, именно в эту кинопоэтическую вселенную – и безоговорочно присваиваешь ее. Кажется, реши ты в этот момент что-то сообщить соседу, сам заговоришь стихами. Движение чувства, которое постепенно рождается внутри, растет, обретает силу, не позволяющую сдерживать это чувство, синхронизировано с музыкой – удивительной, равно, как текст и как картинка, ломающей стандартные представления о современном саундтреке. Авторская музыка Тихона Хренникова, молодого композитора с честью носящего имя своего прославленного деда, сочетающая фольклор и арт-рок, приемы академического письма и минимализма, звучит на протяжении всего фильма. В нее вплетаются канты, русские духовные стихи, вроде бы наивные, но совершенно сокрушающие своей беспощадностью к грешной душе, у которой нет шанса на встречу с Христом.
Слёз Россия не считает –
Все века в слезах живёт…
Но уже заметно тает
Несгибаемый народ.
Реалистичные, порой жесткие кадры жизни страны в эпоху «перемен», которых так «жаждали наши сердца» и которые разрушили судьбы нескольких поколений простых людей, нуждавшихся в совсем иных переменах, сочетаются с эпизодами, наполненными символическими образами. Шествие людей разных эпох, заполняющих пустой гигантский мост – здесь опричник и солдат Великой Отечественной, медсестра Первой мировой и средневековый воин, гимназистка и сегодняшний студент, священник и колхозник… Это уже не толпа – это народ, который нужно снова собрать воедино. Потому что, если «распалась связь времен», как выразился Пастернак, переводя Шекспира, то начинается безумие.
Превратить народ в толпу – легко и быстро. Обратный переход – миссия, для которой нужен Мессия. Иван Ростов не претендует на эту роль. Она сама его находит.
Любое житие трагично. Но не земной жизнью исчерпывается путь несущего крест. И потому финал фильма – это обретение света. Это надежда. Это радость. И вера. И любовь. А еще – осознание метафоричности образа главного героя. И вспоминается еще одно стихотворение Николая Мельникова, абсолютно пророческое:
Весь мир, обезумев и душу убив,
Глядит на тебя, как на чудо.
Так значит, когда-то Христа возлюбив,
Так значит, когда-то Христа возлюбив,
Россия, не стань Иудой!
Екатерина Кретова.
Фото: Кадр из фильма