Разливается песнь ямщика. Фильм "Снегирь" как страница энциклопедии
Новый фильм "Снегирь" я смотрел в московском кинотеатре в премьерный день в присутствии еще двух зрителей. В пустом зале гулко грохотал десятибалльный шторм, на экране кипели споры безнадежно далеких друг от друга поколений, а два зрителя поочередно бегали за импортозамененной кока-колой. Семь соседних залов крутили другое кино, но и там не было видно взволнованной публики.
Кинотеатр перестал быть священной кафедрой для "соборного" переживания и соразмышления, где властвует автор, - его заменили домашние просмотры, целиком зависимые от потребителя, от его расположенности переживать и думать. Да и не до кино людям: во времена, когда все представления о гуманизме отлетели куда-то в космос, сцена героического спасения бедствующим "Снегирем" норвежских моряков кажется залетевшей из других, романтических эпох. Восприятие любого искусства определяет контекст, в который оно попадает.
В основе замысла - повесть оттепельных 60-х "Три минуты молчания" Георгия Владимова, но от нее осталась только канва, обложка, так что ссылаться на нее не будем. Есть фильм - создание режиссера Бориса Хлебникова и драматурга Наталии Мещаниновой. Это их время и их взгляд на него. Взгляд жесткий, хотя и сочувственный: это наша страна и наши люди.
Двое салаг из мореходки, Макс (Олег Савостюк) и Никита (Макар Хлебников), отправляются в рейс на сейнере "Снегирь". Первый хочет всерьез освоить ремесло, второй идет за компанию - это для него как бы тур экономкласса и способ заработать на Таиланд. Сейнер старый, ржавый, стонет всеми сочленениями; его команда разношерстная, лица натруженные, нравы молчаливые, запас слов обычный. Морские законы грубы, как и морские приколы.
Восемнадцатилетним салагам будет трудно - морская прогулка обернется испытанием всех человеческих качеств. Это не просто другое поколение - это другая идеология жизни. И главный конфликт - сшибка этих идеологий. Моряки привыкли к железным клеткам вместо кают, притерпелись к грязи и убожеству как к норме. Смысл их жизни - тянуть лебедкой невод, рубить головы рыбам, а потом в каморке вместо кубрика хлебать борщ под приевшийся видик. Можно втихаря прикончить бутылку, закусив шоколадкой с кокосом. Есть улов - будут бабки, нет улова - можно, прикрыв антенну ведром, "невидимыми" зайти в чужие обильные воды к норвежцам. В этой команде есть типажи - но нет индивидуальностей.
Есть характеры - нет личностей. Есть навыки, есть кураж, - но нет и признаков осмысленной, целенаправленной жизни. Норвежцы для них - как инопланетяне - что-то чужое и непонятное, их можно героически спасти в порыве азарта, но общего языка нет и быть не может. Да и тот героический азарт, если вчувствоваться, продиктован не разумом, а инстинктами.
На этом фоне поколение юное, неоперившееся, с его непонятными интересами кажется непростительно хрупким, в фильме за него страшновато. В простецкий мир нескончаемого, но не осознаваемого подвижничества оба парня не пришли, а зашли. Да, это люди другого, более благоустроенного века, они являют собой обидный контраст экипажу проржавевшего "Снегиря" с его проржавевшими представлениями о жизни, бросившей якорь в далеком прошлом. На них будет наскакивать со своими пещерными приколами корабельный клоун Юрик (Тимофей Трибунцев). Их будут учить искусству точить нож, как самой высшей из математик. Только у одного из моряков - Геннадия (Александр Робак) проснется что-то вроде отцовских чувств - и то потому, что можно выведать у ребят, какой-такой другой судьбы хотят их ровесницы, его дочки. А когда выяснится, что для Никиты труд - не весь смысл жизни, и на вопрос, кем он такой станет, парень ответит прямо и дерзко: "Собой!" - для него это аксиома, для них - что-то чуждое, не наше, вообще за пределами понимания.
Салагам еще многому нужно учиться, пока станут людьми. Кривить душой, например, предпочитать вранье правде. Жульничать помаленьку, тянуть чужое, пока не поймали: раньше сходило - и теперь сойдет. Водить следователя за нос, круговой порукой уходя от любой ответственности. Это закон такой жизни, и все начинания, которым мы свидетели, в фильме не кончаются ничем. Улов не принесет ни радости, ни прибыли. Кто виноват в бессмысленной гибели человека - останется неизвестным: следствие захлебнется в паутине командной лжи. Да и у племени младого, незнакомого дерзания ограничиваются туром в Таиланд, не претендуя на высокое, доброе и вечное. И я не знаю, был ли извлеченный из моря невод, набитый дохлой рыбой, свидетельством проблем с бюджетом фильма или хитроумно придуманной метафорой жизни, которая уже нежизнеспособна. Это один из редчайших случаев в кино, когда сюжет - не история, которую можно рассказать, у которой есть начало и конец, а нескончаемое состояние, которое можно только выразить. Исчезновение рассказчика, главного героя повести Владимова, здесь не прихоть сценаристов, а знак кардинальной смены эпох и обществ.
Все фильмы Бориса Хлебникова от "Свободного плавания" до "Сумасшедшей помощи", от "Долгой счастливой жизни" до "Аритмии", которая для меня остается пока вершиной его творчества, - складываются в то, что Белинский называл энциклопедией русской жизни. Каждый фильм открывает свою ее страницу, каждый раз - до сердечной боли знакомую. Как та самая хрестоматийная песнь ямщика, что уныло разливается в застывшем пространстве век за веком, не меняя ни слов, ни тоски.