к годовщине смерти лидера группы «Король и Шут» Михаила Горшенёва
«Панк-рок — это как будто бы про протест. Что Sex Pistols, что Exploited, что The Clash — у каждого было политическое высказывание, своё f**k you политикам и зажравшейся буржуазии. У Горшка и Князя такого не было, зато было высказывание эстетическое. Потому что самое ценное, что есть у художника, — это его почерк, а почерк — это то, что он делает не как все. «Не как положено».
Подойдите к зеркалу и произнесите эти слова вслух: десять лет назад не стало Михаила Горшенёва, он же Горшок, лидера группы «Король и Шут». Чувствуете, как вы сразу постарели? А ведь казалось, только недавно…
Вы могли их вообще не слушать, считать «быдлячей» музыкой, не понимать и не принимать их сказок-страшилок, но вы не можете их не знать. Продолжите: «Если мясо мужики…» или «Разбежавшись, прыгнуть со скалы…» — спорю на что угодно, у вас в голове сейчас не только высветились следующие строчки, но и застучали барабаны и заскрежетали гитары.
Я помню, как они начинали. Помню первые выступления в Питере и первое интервью в журнале Rock Fuzz, где журналист говорил, мол, русский рок — вещь интеллектуальная, но у вас-то всё проще, непосредственнее… И совсем молодой Горшок обиженно отвечал: «Ничего себе «проще»! А вы попробуйте в трёх куплетах и припеве рассказать целую историю!»
Панк-рок — это как будто бы про протест. Что Sex Pistols, что Exploited, что The Clash — у каждого было политическое высказывание, своё f**k you политикам и зажравшейся буржуазии. У Горшка и Князя такого не было, зато было высказывание эстетическое.
Потому что самое ценное, что есть у художника, — это его почерк, а почерк — это то, что он делает не как все. «Не как положено».
В нашем роке «положено» было так, как завещал ещё Гребенщиков: всё должно быть предельно туманно и непонятно. Песня — это такой калейдоскоп ярких и максимально абстрактных образов, из которых какой-нибудь да отзовётся в сердце слушателя, так что он вздохнёт и скажет: «Про меня». Не будем оценивать, плохо это или хорошо, просто зафиксируем: КиШ делали совсем не так. «В провинциальном городке / Был праздник, музыка звучала, / Но вот в ликующий толпе / Возник зловещий лик бродяги…» — всё предельно конкретно. Вот место действия, вот появляется герой, а дальше — слушайте историю… Античный принцип, ничего лишнего. Но если Саша Васильев из «Сплина» дал нашей музыке «лирического героя Саши Васильева», а Виктор Цой — «лирического героя Виктора Цоя», то песенки Горшка и Князя подарили нам, как это сейчас модно говорить, целую вселенную героев.
В годовщину смерти сравнительно молодого артиста принято сокрушаться: ушёл безвременно, жизнь оборвалась внезапно, а сколько бы ещё мог, сколько бы сделал… Но Горшок пришёл в нашу музыку, как пришёл один из его персонажей, «в чёрном цилиндре, в наряде старинном», оставил нам россыпь своих сказок, а потом завершил собой их галерею, стал финальным портретом в зале на стене старинного замка — с торчащими во все стороны волосами, в гриме, показывающий свою фирменную «зверскую физиономию».
По этим коридорам ходить нам и нашим детям, смотреть на эти портреты и думать, как же мы постарели. Он — не постареет уже никогда.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.