Интервью с независимым российским хореографом Анной Новичкиной: работа на международном уровне, лучшие фигуристы-артисты

Анна Новичкина работает сама на себя в разных уголках мира. Как ей это удалось?

Анна Новичкина — нетипичный российский хореограф. В отличие от большинства наших специалистов, она работает сама на себя, благодаря чему границы её возможностей значительно более широкие. Анна сотрудничает не только с российскими фигуристами, но и с зарубежными, путешествуя по разным уголкам мира. И хоть в последнее время по понятным причинам делать это стало сложнее, иностранные клиенты у Анны всё равно остаются.

Новичкина в разное время работала с такими российскими фигуристками, как Ксения Синицына, Анна Фролова, Анастасия Тараканова, Ксения Цибинова. А в этом сезоне хореограф поставила программы Анастасии Зининой и Любови Рубцовой. Кстати, новые постановки более юной ученицы Алексея Василевского можно будет увидеть уже на этой неделе в рамках юниорских контрольных прокатов. О том, как прошла работа с Любой и Настей, Анна рассказала в интервью «Чемпионату».

Помимо этого, Новичкина подробно объяснила, как ей удалось стать независимым хореографом международного уровня, и выделила, какие люди и постановки на неё повлияли.

«Участие в шоу очень сильно повлияло на меня. У меня полностью переосмыслилось мировоззрение в плане перформанса»

— Анна, вы завершили спортивную карьеру в 18 лет. Расскажите, как вы искали себя после этого? — Я достаточно рано осознала, что хочу в своей жизни делать. Где-то в 14 лет поняла, что это будет любого рода тренерство, работа с детьми. Но как это всё перетекло именно в хореографию? Наверное, получилось случайно, потому что я не ставила перед собой цель стать хореографом. Мне просто нравилось учить детей, не только хореографии, но и прыжкам, вращениям — всему. Я и сейчас этим занимаюсь, работаю с элементами, со скольжением. В общем, стараюсь быть универсальным специалистом. То, что я стала хореографом — это момент случая. Со мной связался человек, попросил поставить программу. Я решила попробовать. Первая моя серьезная постановка была для Ани Фроловой, когда она ещё была маленькой.

— Как получилось, что постановка программ вас затянула? — Наверное, это произошло в силу того, что я успела покататься в разных шоу, поработать с разными специалистами, компаниями. Плюс, наверное, какое-то собственное видение, чувство музыки. То, что идёт от моего личного опыта как фигуристки. У меня начало получаться, люди стали обращаться, и пошло-поехало.

— Какой опыт вам дало участие в шоу? Фигурное катание раскрылось для вас с новой стороны? — Безусловно. Я бы даже сказала, что это был роковой момент. Первый раз удалось поучаствовать в шоу, когда мне было лет 15 — я ещё тогда соревновалась. Для меня это был достаточно серьёзный опыт в плане ответственности, и, конечно, было очень много страхов. Но получилось это дело перебороть и открыть для себя новое фигурное катание. Естественно, очень большое значение имеет то, в каких условиях ты выступаешь в плане аудитории: в шоу зритель даёт бóльшую отдачу — это раскрепощает и придаёт ещё больше сил и эмоций для выступления. И я желаю каждому фигуристу это прочувствовать в своей жизни.

Мне кажется, те долгожители, которые остаются в фигурном катании и выступают так долго, в большей степени остаются благодаря тем эмоциям, которые получают на льду. Они так заряжаезт, что у тебя открывается не только второе дыхание, но и третье, и четвёртое. Конечно, участие в шоу очень сильно повлияло на меня. У меня полностью переосмыслилось мировоззрение в плане перформанса.

— Вы рассказывали, что на вас сильно повлияли Илья Авербух и Елена Масленникова. Чему они вас научили, что вы от них взяли? — Даже сама атмосфера, когда ты находишься в кругу этих людей, влияет на тебя. Ты чувствуешь творческую личность на уровне подкожных ощущений. У Ильи Авербуха вообще невероятное какое-то видение. Ты в процессе работы что-то делаешь, не совсем понимаешь, что должно в итоге получиться, а он уже целиком видит картинку, как будто у него в голове есть отдельный монитор с окончательным результатом. И потом смотришь запись шоу, например, и удивляешься, как это выглядит со стороны.

Елена Масленникова — тоже очень опытный специалист, который может грамотно донести информацию. Она мне очень сильно помогла в плане того, чтобы раскрыться в шоу, не бояться, не стесняться, кататься эмоционально, за что я ей очень благодарна.

— Вы независимый хореограф, это большая редкость для России, обычно у нас все работают в командах. Вы сразу решили, что хотите работать сами на себя? — Да, у нас люди больше работают своим узким коллективом. Получилось так, что я работала в одной команде, потом меня пригласили поехать поработать в Швеции, потом пришло ещё одно предложение. Тоже момент случая. Постепенно это перетекло в такую самостоятельную работу. Изначально у меня не было задумки работать именно таким образом, просто так получилось.

— Удобен ли такой формат работы, ведь, когда ты работаешь на себя, нет стабильности? — Конечно, есть свои плюсы, есть свои минусы. Из плюсов: ты независим, ты свободен, ты можешь работать в любой точке мира и у тебя нет никаких ограничений в этом плане. Но постоянные переезды и смены локаций тоже очень утомительны. Ещё из минусов: у тебя нет своих спортсменов, нет стабильных договорённостей. За короткий срок нужно сделать большой объëм работы — и максимально продуктивно.

Конечно, когда у тебя есть своя группа спортсменов, с которой ты работаешь на регулярной основе — результаты зачастую получаются гораздо эффективнее. Иногда нужны какие-то корректировки, и, конечно, взаимодействия с программой необходимы в течение сезона, а не только в момент постановки. Когда ты каждый день работаешь со спортсменом, этот процесс происходит ежедневно на регулярной основе. У тебя есть возможность корректировать некоторые моменты по чуть-чуть в течение рабочего процесса.

Процесс постановки — это одно дело, а соревнования с этой постановкой — это другое дело. Когда работаешь независимо, не всегда есть такая возможность по разным причинам. Но у меня есть группа спортсменов, с которыми у нас построена работа так, что я встречаюсь с ними систематически в течение сезона для поддержания качества программы. Потому что, так или иначе, когда после постановки программы фокус смещается на элементы, хореография уходит на второй план и со временем уже не выглядит должным образом. Поэтому мне важно как хореографу, чтобы, если я поставила программу, была возможность эту программу как-то подкорректировать, подправить какие-то вещи в течение сезона, а не так, что программу поставил и забыл, больше её не существует для тебя.

«Для меня неважно, из какой страны тот или иной спортсмен. Главное, чтобы было желание учиться новому и прогрессировать»

— Как вам удалось стать международным хореографом? Бывает, внутри одной страны сложно закрепиться, а вы работаете сразу в нескольких. — Главная сложность заключается в том, что нужно владеть иностранным языком. У меня, слава богу, есть знание английского, что позволяет работать с большим количеством спортсменов из разных стран. Однако у меня никогда не было стремления стать именно международным хореографом, это тоже момент случая, удачи. Помог опыт работы в шоу: я работала не только в России, но и за границей — там тоже нужно было использовать язык. У меня появились какие-то связи, контакты. Опыт работы в Швеции дал определённый толчок международной карьере.

— С какими странами вы сейчас сотрудничаете? — В силу определённых обстоятельств есть сложности с перемещением — это факт, и иностранных фигуристов стало меньше. На данный момент я много помогаю спортсменам в Турции, в Беларуси, из стран ближнего зарубежья… Но, честно говоря, для меня неважно, из какой страны тот или иной спортсмен. Главное, чтобы было желание учиться новому и прогрессировать. Сейчас я больше работаю с нашими спортсменами, благо у нас в стране очень много действительно сильных талантливых фигуристов, поэтому работы хватает.

— Отличается ли работа с иностранными фигуристами от работы с нашими? Разность менталитетов наверняка ощущается. — 100% менталитет отличается. В России работа всегда была более требовательная, вне зависимости от поколения. У тебя всегда в приоритете спорт, если ты осознанно решил, что будешь заниматься профессионально. Это требует дисциплины. В других странах в силу менталитета не все спортсмены готовы тренироваться с такой отдачей. Плюс, даже если желание и есть, далеко не всегда у этих спортсменов есть условия для такой работы. Поэтому, конечно, приходится где-то подстраиваться под всё выше перечисленное.

— А с кем работается легче, с кем — сложнее? — Не знаю, мне кажется, вне зависимости от того, из какой страны спортсмен или какого он уровня, есть свои сложности. Иногда очень сложно работать с совсем юными спортсменами, у которых ещё нет достаточно опыта и навыков. Иногда сложнее работать с уже опытными спортсменами, у которых есть своё видение всего. И так, и так может быть сложно, поэтому я бы не делила по странам. Конечно, наверное, спортсмены из России побольше умеют к определённому возрасту, чем спортсмены из других стран, но чаще всего всё зависит от личных качеств, как человек вообще настроен на работу.

— Можете анонсировать, кому вы поставили программы на новый сезон? — Насте Зининой и Любе Рубцовой. Насте я поставила короткую программу, а Любе — произвольную.

— Как проходила ваша работа с Настей и Любой? — Это был творческий процесс, очень много моментов поиска: что здесь будет смотреться хорошо, что не очень. Конечно, думаешь о том, что будет лучше конкретно для этого спортсмена. Есть определённые сложности. Но с Любой мы не в первый раз программу ставим, поэтому я примерно представляла, что с ней можем сделать. Я понимала, что если она этой идеей загорится, то с ней можно много интересного сделать.

У Насти Зининой уже есть личный стиль катания, чувство музыки. С ней хотелось подчеркнуть её сильные стороны, скрыть недостатки — у всех они есть. Каких-то сложностей в работе с девочками не было.

«Лучше попробовать что-то новое и быть непохожим на других. Не 155-й Кармен, а кем-то уникальным»

— Как вы ищете идеи для программ? — Иногда это даётся очень легко, по щелчку, а иногда ты прям сидишь, голову ломаешь и не знаешь, что делать. Иногда сама у себя спрашиваю, как я это делаю (смеётся).

— Где вы ищете вдохновение? — Всё идет в обиход: любая вещь может на какую-то идею натолкнуть, выстраивается цепочка, одно за другое цепляется, и ты приходишь к той идее, которую хочешь. Музыку чаще всего я ищу, отталкиваясь от образа. Но бывает и наоборот: нашёл хорошую музыку, к ней нашел ещё одну, и уже в процессе работы у тебя образ зарождается.

— В фигурном катании встречается много заезженных тем: например, «Кармен», «Лебединое озеро». Как вы думаете, почему хореографы любят брать одно и то же? — Это определённая стабильность: ты знаешь, что эта музыка хорошо звучит на льду, её легко передать в плане образа, потому что люди услышат музыку и сразу поймут, о чëм идёт речь. В конце концов, это не какая-то музыка из соседнего подъезда, это очень красивая популярная музыка, которую люди любят. Конечно, зацикленность музыки присутствует, но я стараюсь этого избегать. Есть очень много разной красивой интересной музыки. Лучше попробовать что-то новое и быть непохожим на других. Не 155-й Кармен, а кем-то уникальным.

— Как вы оцениваете сейчас уровень хореографии в фигурном катании? Достаточно ли ей уделяется внимания или прыжки сейчас перевешивают? — Фигурное катание — это в первую очередь спорт. Прыжки — это всë-таки основная часть программы, которая даёт наибольшие баллы, поэтому нельзя на это не обращать внимания. Но, с другой стороны, это фигурное катание, а не прыжки на льду, поэтому, конечно, какой-то творческий процесс должен присутствовать.

Должна быть золотая середина. Не у всех спортсменов получается к этой золотой середине прийти. Ты можешь замечательно прыгать, исполнять очень сложные прыжки, но если нет какой-то внутренней изюминки, если ты не пропускаешь образ через себя, то, конечно, программа не смотрится даже с этими сложными элементами. Есть вау-эффект от того, что человек сделал сложный элемент и все его запомнили из-за этого, но как фигуриста, как артиста его не запомнят. Мне кажется, это тоже очень важная составляющая — такой спорт у нас. Ты должен быть и спортсменом, и артистом одновременно.

— Как соблюсти баланс между техникой и хореографией, грамотно вписать сложные прыжки в программу? — Когда у тебя очень сложный контент в программе, приходится какими-то вещами жертвовать. Четверной прыжок — это не прогуляться по парку, это очень серьёзная нагрузка. Как бы это легко ни выглядело, это реально энергозатратно. Какие-то вещи идут в жертву: зачастую это связки между элементами, заходы и так далее. Но у нас есть примеры спортсменов, которые умудряются вписать в сложные программы с четверными прыжками очень интересные связки.

Тут, на самом деле, в большей степени коллективная работа: и тренер, и спортсмен, и хореограф должны найти золотую середину и потом всё довести до такого состояния, чтобы спортсмен смог это показать на соревнованиях. Опять же, поставить программу — это одно, а выступить на соревнованиях — совершенно другое. Это огромное количество прокатов на тренировках, доработка до такого состояния, что ты уже на рефлексах всё делаешь и со сложными связками, и со сложными элементами. Надо и психологически, и физически быть к этому готовым. Это не разовая работа, это делается на протяжении всего сезона. Это требует очень большой дисциплины.

— Есть ли что-то, что сковывает вас в вашей работе, ограничивает ваше творчество? — Иногда бывают идеи, которые невозможно реализовать. В шоу есть возможность использовать различный реквизит — тогда получается более интересная программа. Но это изюминка шоу.

Иногда мне не хватает времени: хочется сделать больше, больше и больше. Думаешь: «Блин, и это, и это, и это хочется сделать». А у тебя всего 3 минуты 40 секунд в произвольной программе, что ты туда можешь впихнуть? Тут только если убирать, а тебе ещё хочется добавить.

«Одни из наиболее ярких программ сейчас получаются у Кевина Аймоза. Человек целенаправленно старается делать программу исключительной»

— Какую программу вам было сложнее всего ставить? — Затрудняюсь ответить. Тяжелее всего работать со спортсменами, которые ограничены в навыках катания, либо есть какие-то сковывающие моменты в плане расположения элементов. Такие трудности точно были.

Ну и плюс ко всему я человек, а не машина, я не могу штамповать идею одну за другой. Иногда, когда у тебя идёт плотный график постановки программ, в какой-то момент ты зависаешь, думаешь: «Блин, а что теперь?» И пытаешься что-то из себя выдавить. В такие моменты лучше отдохнуть или переключиться на что-то другое, и тогда процесс заново начинает двигаться вперед.

— Какими своими программами вы больше всего гордитесь? — Сложно сказать. Было много интересных программ, ярких, запоминающихся. Не все программы люди могли видеть в том качестве, в котором хотелось бы их показать в силу разных обстоятельств. Бывало такое, что очень классную программу поставили, там была замечательная идея, а спортсмен на больших стартах не выступал либо выступал, но не очень удачно, что тоже, естественно, смазывает впечатление.

Идей классных было много, мне сложно выделить что-то одно. Когда ставлю программу, я никогда не думаю: «Так, ну ты спортсмен получше, значит, тебе сделаю лучше, а ты послабее, значит, буду меньше стараться». Нет, мастер спорта международного класса или второй спортивный разряд — я буду прикладывать одинаковые усилия и попытаюсь для конкретного спортсмена найти оптимальный образ, чтобы он смог передать идею. Это и есть причина, почему меня приглашают работать.

Могу сказать, что точно яркая произвольная программа была у Ксюши Синицыной «Принцесса Дакини». Очень рисковая была идея изначально, но в итоге мы на этот риск пошли, и получилось достаточно удачно.

— Можете выделить какие-нибудь знаковые программы, которые произвели на вас огромное впечатление? — У Хавьера Фернандеса и Дайсуке Такахаси были очень интересные программы, которые на меня повлияли. Это спортсмены очень высокого уровня, они не боятся рисковать и показывать программу — там, в принципе, возьми любую, и она будет мегаклассная. У Хавьера мне очень нравилась испанская программа «Malagueña».

Был ещё очень классный спортсмен из Швеции, он достаточно давно катался — Кристофер Бенгтссон. Он катался при старой системе судейства, требования были другие, потом система поменялась — он и туда вписался. Но на тот момент казалось, что человек намного впереди времени идет. Относительно задумок в программе, хореографии, исполнения он выделялся довольно сильно среди остальных спортсменов. Если ещё откатываться назад, Курт Браунинг — 100%. Он уникум, гений своего дела.

— Я заметила, что вы больше называете спортсменов из прошлого. Всë-таки есть такое, что раньше программы были ярче? — Смотря насколько откатываться назад по времени, потому что, когда, например, Курт Браунинг катался, длительность произвольной программы была 4,5 минуты. Было больше времени, чтобы передать задумку, идею программы. Конечно, в те времена можно было сделать какую-то более интересную программу в плане образа, и этому придавалось большое значение. Не все это делали, но было много людей, у которых были программы с чётким образом, тот же самый Филипп Канделоро — у него программы были как мини-спектакли.

В какой-то степени тогда программы были интереснее. Но и правила тоже были другие, не надо было какие-то сложные вращения делать: там буквально одну-две позиции обозначил — у тебя всё вращение занимает пять секунд. Конечно, у тебя остаётся время, чтобы сделать больше хореографии в промежутках между элементами. Сейчас это сложнее, хотя и сейчас тоже есть очень интересные программы.

Наверное, есть какой-то психологический момент: ты вспоминаешь те программы, которые произвели на тебя наибольшее впечатление в юном возрасте, ты хотел делать так же. Сейчас у меня, конечно, поменялось видение ситуации, так как я смотрю на программы с точки зрения хореографа, а не юного спортсмена. Поэтому современные программы сложнее назвать.

— Если бы вам предложили поставить программы трём абсолютно любым фигуристам, из любого времени, кого бы вы выбрали? — Сложно сказать. У меня никогда не было какого-то кумира. Были спортсмены, которые нравились мне какой-то своей определённой особенностью. Например, Стефан Ламбьель великолепно вращался, Евгений Плющенко очень здорово прыгал и максимально стабильно выступал. Не было какого-то одного человека, в котором мне бы нравилось всё, который был бы для меня эталоном. Затрудняюсь ответить, наверное, именно по этой причине.

В любом случае могу сказать так, что очень интересный опыт — работать со спортсменами, которые уже много чего умеют, которых не надо учить. С ними процесс постановки получается исключительно творческим, и ты можешь пойти с этим человеком в любом направлении. Под эту категорию очень много спортсменов может попасть (улыбается).

— Кто из фигуристов, по вашему мнению, сейчас наиболее силён именно в хореографии? — Одни из наиболее ярких программ сейчас получаются у Кевина Аймоза. Человек целенаправленно старается делать программу исключительной. У Джейсона Брауна тоже всегда интересные программы. Эти люди непосредственно уделяют внимание именно хореографии и в эту хореографию пытаются вписать элементы, а не от обратного идут.

— А как вы считаете, в идеале как должно быть: хореография вписывается в элементы или наоборот? — Я бы сказала, что в хореографию должны вписываться элементы, но, наверное, это немножечко нереалистично. По крайней мере, не для всех спортсменов. Многим нужно сильно фокусироваться перед элементом, для того чтобы всё получилось. Но есть такая категория спортсменов, которые зацикливаются на каких-то вещах, и из-за этого у них бывают срывы. В таких случая я говорю: «Твоё тело само знает, как этот элемент делать, не надо пытаться всё проконтролировать головой в моменте. Постарайся и сфокусируйся на том, что между элементами, и тогда тебе будет психологически проще исполнить программу чисто». Всё достаточно индивидуально.

— Есть ли у вас какая-то глобальная цель в работе хореографом? — Какую-то глобальную цель я не ставлю — мне нравится процесс. То, что я делаю — это моя отдушина, это доставляет мне большое удовольствие, плюс это и заработок — вообще идеально (смеëтся).

Из глобального: я стараюсь ставить программы, чтобы это было особенным процессом для конкретного спортсмена, чтобы моя работа дала какой-то толчок, прогресс, хоть что-то поменяла в спортсмене в лучшую сторону.