Друг Юрия Шатунова рассказал о последних годах солиста «Ласкового мая»

Сегодня певцу Юрию Шатунову исполнилось бы 50 лет. «Ласковый май» стал знаковым явлением на эстраде, а песня «Белые розы» — одной из визитных карточек той эпохи. RT побеседовал с Андреем Картавцевым — другом Юрия Шатунова и автором многих его поздних композиций.

Юрий Шатунов родился 6 сентября 1973 года. Первое его выступление состоялось в 1986-м в актовом зале оренбургской школы-интерната №2, где он воспитывался. Талант Шатунова открыл руководитель кружка художественной самодеятельности Сергей Кузнецов. Он написал для Юрия первые песни, ставшие потом популярными на всю страну хитами. Там же, в интернате, они создали группу и назвали её «Ласковый май».

Андрей Картавцев — певец, композитор и автор песен. В 2009 году он начал сотрудничать с Юрием Шатуновым и написал для него несколько песен. С композицией «А лето цвета» они стали лауреатами фестиваля «Песня года — 2013». Андрей Картавцев рассказал RT, как сотрудничество перешло в дружбу, как он пережил известие о смерти певца и что пообещал ему в день прощания.

— Как появился ваш творческий тандем?

— Мы познакомились в 2008 году. Я увидел статью, что Юрий Шатунов объявил конкурс и ищет авторов. Отправил песню и даже не надеялся на успех. Мне позвонил его директор и сказал, что Юра хотел бы поработать со мной. В 2009-м мы встретились лично на его концерте в Омске. И буквально через 5—10 минут общения у нас обоих появилось ощущение, словно мы в одном дворе выросли, в одну школу ходили, из одного котелка ели.

— Как складывалась ваша музыкальная карьера до встречи с Юрием Шатуновым?

— Свой первый романс я написал в семь лет, выступал с ним в школе. Всем понравилось, говорили, что я вундеркинд. Потом я учился в техническом вузе. Пришёл там в музыкальную группу. Хотел быть клавишником, но спел пару песен, и меня взяли солистом. Потом начал петь в разных группах. В то же время, когда появился «Ласковый май», я создал группу «Нежный возраст». Они гастролировали по югу, а мы колесили по Сибири. Друг о друге слышали, но делали вид, что не знаем. В 1987 или 1988 году, когда «Ласковый май» приезжал к нам в Омск, я сказал, что когда-нибудь мы будем работать и я буду писать для Шатунова. Так в итоге и произошло.

Когда я спустя много лет поделился этим эпизодом с Юрой, он сказал, что все случайности неслучайны, значит, так должно было быть. Он вообще верил в судьбу. Однажды сказал: «Отец Небесный уже каждому отмотал свой клубок жизни. И он там разматывается, пока не наступит отмеренное время».

— А что стало с «Нежным возрастом»?

— Всё было хорошо. Группа набирала обороты, появились спонсоры. Нас пригласили выступить в программу Сергея Минаева «50 × 50». Но я туда не попал, потому что ушёл в армию. За два года всё изменилось. Когда вернулся — начал всё заново. Собрал группу, назвал её «Азбука любви». Но прорыва не было никакого, и я плюнул, надоело. Начал работать в другой сфере. А песни писал в стол, пока не встретил Шатунова.

Юра был моим учителем, я его иногда даже называл сенсеем. Каждый день объяснял, на что обращать внимание, как поступать, как писать тексты, музыку, делать аранжировки, сводить. Всегда говорил: не думай о деньгах, когда пишешь песни, а то они от тебя убегут. Деньги приходят только тогда, когда ты делаешь всё по-настоящему.

Как-то я написал песню «Не рви мне душу», Юра предложил мне спеть её самому. Я выпустил трек ради интереса, а через три или четыре дня он набрал 2 млн просмотров на YouTube. Позже Юра сказал, что хочет исполнить «Не рви мне душу» на своё 50-летие. Но жизнь решила по-другому.

«Свой парень»

— Вы жили в разных городах? Как строилось ваше взаимодействие?

— Юрий жил в Москве или в Германии с семьёй. Я — в Омске. Иногда я приезжал к нему, а если он бывал в Омске, то всегда останавливался у меня. В остальное время почти каждое утро начиналось с того, что мы вымеряли разницу во времени, включали видеосвязь и общались до вечера. Я писал текст, музыку, делал аранжировку, напевал, скидывал ему. Он слушал. Если всё нравилось, то начинал над этой песней работать. Так у нас вышло два альбома.

Мы чувствовали друг друга на расстоянии. Я что-то пишу, а он мне звонит и спрашивает: «Что у тебя там?» Я удивляюсь: «Ты как догадался?» Он говорит: «Не знаю, что-то толкнуло».

Как-то я написал текст к его музыке, и Юра сказал, что это уровень Кузнецова. Для него Кузнецов был номер один из авторов, а для меня это была высшая похвала.

— Каким был Сергей Кузнецов? Как Юрий вспоминал время разрыва с ним?

— Я с Сергеем Кузнецовым ни разу не сталкивался. Мне кажется, Юра даже оберегал меня от этого. Конечно, мы очень много беседовали обо всём, и об их отношениях с Кузнецовым, но я дал слово, что это останется между нами.

— На сайте Шатунова нет даже упоминания об Андрее Разине, хотя для многих оба этих имени связаны с группой «Ласковый май». Каким было отношение Юрия к нему?

— Я видел, что, когда речь заходила о Разине, Юра мог так вспылить, что спичку поднеси — и всё взорвётся.

— В песнях «Ласкового мая» меня удивляла какая-то чистота, несмотря на то что годы тогда были очень тяжёлые. И было ощущение, что Шатунов стал каким-то якорем для подростков. Как вы считаете, это действительно было так?

— Думаю, да. Кто тогда был на сцене? Талантища, глыбы. Но не было групп, которые бы достучались до молодых сердец. А «Ласковый май» пел про то, что чувствовали подростки: про девчонок, про первую любовь, про несчастную влюблённость. Этим, наверное, и зацепил. Плюс внешность, голос — не академический, а такой свой, дворовый, пацанский. Юра выступал в джинсах и футболке, рубашки редко надевал, только в последнее время хотел. И эта позиция — такой же парень, как мы все, — подкупала.

Ну и сами песни были написаны очень просто, доступно. Причём писались одним махом, в течение трёх-пяти минут, потому что тогда был подъём, глаза горели, а руки сами к бумаге тянулись. Первые два альбома, я считаю, — лучшая коллекция «Ласкового мая».

«Делал всё искренне»

— В 2013 году за песню «А лето цвета» вы получили диплом лауреата фестиваля «Песня года — 2013». Как она родилась?

— Её идея принадлежала моей младшей дочери Саше. Юра говорил, что эта песня как второе дыхание. Благодаря ей он словно вернулся на сцену второй раз. Я очень рад, что она получилась. Хотя мы на неё ставку вообще не делали, считали проходной, даже хотели в середину альбома поставить. Но когда Юра её спел, публика была в шоке. Её приняли на ура. И она зазвучала везде уже на следующий день.

Он говорил, что уже вырос из «Ласкового мая», хотел что-то изменить и от меня этого ждал. Поэтому, может, ему нравились мои песни. Было в них что-то, как он сам называл, «новое шатуновое». Сильно переживал, примут ли такого его. Приняли, и «Тет-а-тет» пошла, и «А лето цвета», и «Жизнь моя», а она вообще в шансоне записана. Ему присылали по 200—300 песен в день разные авторы, но все старались писать под «Ласковый май». А этого делать не надо было. Это, кстати, была и моя первая ошибка, когда я начал писать для Шатунова. Кузнецова повторить нельзя.

— Какой у Шатунова был характер?

— Он делал всё искренне, как мальчишка. Радовался чужим успехам, кажется, даже больше, чем своим. И в то же время — будто старинная ценная книга на замочках: то приоткроет что-то в себе, то закроет. Многие обижались на то, что он замыкался. А мне кажется, я научился его понимать. Он это ценил и доверял мне.

— У вас были совсем разные детские судьбы. Вы выросли в полной семье. Юра рано потерял мать. Отца он не знал совсем. Вы обсуждали эту тему?

— Юра никогда не видел моего отца. Но когда я что-то рассказывал о нём, очень внимательно слушал. Такого отношения я никогда не видел ни с чьей стороны, даже у родственников. Он всегда говорил: «Ты слушай своего отца, тебе повезло».

Когда моего отца не стало, люди высказывали соболезнования, сочувствовали. Но для Юры это стало неподдельным шоком. Потом мы с ним помянули папу, сидели, читали стихи. Я был поражён и благодарен ему за поддержку.

— Рассказывал ли он что-то о матери?

— Ни разу. Но, когда я написал песню «Мама», Юра сказал, что это лучшая песня про маму, которую он слышал в своей жизни. Правда, добавил, что петь её не сможет: «Очень эмоциональная, сильная по тексту». Потом я сам понял на концертах, что он имел в виду: ни разу дальше первого куплета спеть её не удалось. Всех разносит, все плачут.

«Заставил поверить в себя»

— Как вы узнали о смерти друга?

— В тот день мы общались как обычно. Последний разговор был за шесть часов до его смерти. Я показал ему новую песню, которую как раз написал, — «Паруса». Он её прослушал, сказал: «Классный песняк. Я побуду ещё тут, потом прилечу на Германщину, наберу тебя и будем её писать». Пообщались на разные темы, передали приветы семьям, попрощались. Ничто не предвещало беды.

А на следующий день мне звонят и говорят, что он умер. Я не мог поверить: мы же только что общались, что вы говорите? Перезвонил его директору. Он подтвердил. Я как ехал, так и остановился посередине трассы. Вышел из машины, сел на капот и сидел в шоке. Ко мне подъехала машина ГИБДД, вышли полицейские, узнали, что случилось и почему я здесь. Они были очень корректны. Попросили только убрать машину.

Когда я был на похоронах, меня пустили пораньше. Нам удалось побыть вдвоём. И я дал Юре обещание: постараться дописать песни, которые он напел. Он успел придумать музыку, а мне надо будет написать тексты, сделать аранжировку, подогнать под тональность Шатунова. Но не копировать его ни в коем случае.

— Как вы взаимодействуете с поклонниками, которых до сих пор очень много у Юрия Шатунова?

— Первая фан-группа, с которой я столкнулся, была из Омска. Когда Юрий умер, они устраивали вечер памяти. Людей собралось около тысячи. Мне было тяжело, но я говорил с ними. Я понимаю, что мои песни — это для них связующая нить с Юрой, и благодарен им за доверие. Такую армию поклонников никак нельзя подвести. Для меня это огромная ответственность.

— Как складывается ваша творческая жизнь после смерти Шатунова?

— Он заставил меня поверить в себя. Я уволился с работы, на которой был почти 30 лет, и пустился в музыкальное плавание. После смерти Юры я понял, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю уже никогда. И ещё я осознал, что надо ценить каждый миг. Жизнь настолько быстротечна, что на потом откладывать нельзя — оно может просто не наступить.

Мне очень не хватает Юры. Для меня он не умер, а всё так же рядом, только по видеосвязи его не вижу. Иногда про себя советуюсь с ним, когда пишу.

— Что у вас сейчас в работе?

— Сейчас я пишу новый альбом, «80-е», посвящённый тому времени, ему, себе и всем людям нашего поколения, которые выросли на той красивой, гармоничной музыке. Думаю, что успею закончить до Нового года. Альбом будет в стиле евродэнс: Modern Talking, Bad Boys Blue и, конечно, «Ласкового мая».

— Вы слышали об инициативе, чтобы скверу в Москве было присвоено имя Юрия Шатунова?

— Эта группа людей просто молодцы. Я их очень уважаю и двумя руками за это.

В память о Юре я сделал концерт «Паруса», премьера была в Омске. Зал не вместил всех желающих. Люди приехали из разных уголков России, плакали. Вы не представляете, что там творилось.

Потом мы показали эту программу в Петербурге, где её тоже хорошо приняли. 24 сентября решили показать в Москве. Мы её немного подрихтовали, добавили песни, чтобы она была интереснее. Рекламу концерту не делаем, потому что ничего не зарабатываем: что вкладываем, то и получаем, выходим в ноль. Но мы стараемся донести людям эти песни. Если в Москве всё хорошо пройдёт, то благодаря этому мы сможем ещё в двух городах показать: в Новосибирске и Челябинске.