В мировом прокате идет «Оппенгеймер» Кристофера Нолана — крайне изобретательный байопик об «отце атомной бомбы» с Киллианом Мерфи в заглавной роли. «Лента.ру» рассказывает, как автор «Начала» и «Довода» снял атомный взрыв без компьютерной графики и заново изобрел жанр кинобиографии, избавив его от неповоротливости. Молодой физик-теоретик Роберт Оппенгеймер (Киллиан Мерфи), пройдя обучение в Кембридже и Геттингене, возвращается в США. Здесь он начинает преподавать, завоевывает популярность у студентов и с любопытством примыкает к кружку левых интеллектуалов. Спустя некоторое время, в 1942-м, к Оппенгеймеру обращается правительство в лице генерала Лесли Гровса (Мэтт Дэймон). Роберту предложено стать научным руководителем «Манхэттенского проекта» — программы по созданию атомной бомбы быстрее Германии и Советов. Немного подумав, Оппенгеймер соглашается, собирает команду первоклассных (но не всегда ладящих друг с другом) ученых и переезжает в специально построенный посреди пустыни городок Лос-Аламос.

Кадр из фильма «Оппенгеймер»

Вряд ли Кристоферу Нолану известна расхожая русская острота — мол, собираясь попробовать в жизни все, мало кто задумывается о квантовой физике. И тем удивительнее, что именно она приходит на ум, если взглянуть на фильмографию самого успешного коммерческого режиссера-автора своего поколения. Вряд ли кто-то мог предположить, что после собственного взгляда на каноны «бондианы» в «Доводе» Нолан обратится к тяжеловесному жанру байопика. И тем забавнее, что первое зерно идеи «Оппенгеймера» было посажено (совсем как в «Начале») в финале съемок предыдущей картины. Им стал сборник речей «отца атомной бомбы», подаренный режиссеру Робертом Паттинсоном. Затем по счастливому стечению обстоятельств вмешалась продюсер Эмма Томас, презентовавшая Кристоферу книгу Кая Берда и Мартина Шервина «Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея». На основе этой книжки Нолан сделал свой грандиозный (во всяком случае, с точки зрения масштаба) фильм всего за три года — именно столько прошло с премьеры «Довода». Еще один анекдот про создание «Оппенгеймера» связан с Мэттом Дэймоном. Актер собирался взять отпуск от актерской деятельности, чтобы посвятить себя семье, а прервать паузу в карьере был готов только ради звонка Кристофера Нолана, который вскоре и поступил. Дэймон рассказывает, что получил сценарий фильма, отпечатанный на красной бумаге и целиком написанный от первого лица. Однако снять классический байопик, переполненный закадровыми монологами мятущегося героя, для него было бы слишком просто. Голосов в его фильме, напротив, очень много — всех и не сосчитать. Чиновники, жены, главные физики ХХ века во главе с Альбертом Эйнштейном… Композиционные штампы режиссер ломает многократно. Поначалу кажется, что он поместил основное действие в рамку двух допросов — самого физика в 1954 году и его бывшего патрона, председателя Комиссии по атомной энергии США Льюиса Штраусса (Роберт Дауни-младший в одной из лучших ролей в карьере) в 1959-м. Обстоятельства допросов принципиально разные: Оппенгеймер и его окружение отчитываются перед специально собранной комиссией в унизительно душном и тесном кабинете. Штраусс же выступает в Сенате. Цветные сцены с заглавным героем перемежаются черно-белыми репортажами из Сената — по словам Нолана, монохромное решение подчеркивает документальную реконструкцию этих эпизодов.

Кадр из фильма «Оппенгеймер»

Довольно скоро оба сюжета разгоняются, монтаж становится все резче, и вот уже экран заполняют почти хаотичные флешбэки и флешфоварды, в центре которых, прежде всего, непроницаемая фигура Оппенгеймера. Киллиан Мерфи для этой роли изводил себя диетой, менял стрижки, и эти усилия совершенно оправданы. Гениальный физик — отныне главная роль в карьере ирландской актера, затмевающая даже великолепного Томми Шелби в «Острых козырьках». Никогда еще он не был так экономно точен в мимике, интонациях, жестах. Его Оппенгеймер это персонаж античных пропорций, полубог, не лишившийся человеческой хрупкости. Его путь от нескладного студента до внутренне изломанного, но полного достоинства старика впечатляет настолько, что делать банальные комплименты гримерам язык не повернется. Формальная кульминация фильма это, конечно, испытание бомбы на полигоне в Нью-Мексико. Однако до этого момента по экрану пролетят годы учебы и работы в Европе, попытка отравить преподавателя, вколов в яблоко цианистый калий, дружба с коммунистами и два важнейших романа в жизни Оппенгеймера. Для сюжета его связь со взбалмошной коммунисткой Джин Тэтлок (Флоренс Пью) и брак с Китти Оппенгеймер (Эмили Блант) вполне равноценны. Одна — роковая страсть, за которую Роберт расплачивается долгие годы, другая — партнер на всю жизнь, железная жена гения. Несмотря на то что женские персонажи традиционно у Нолана держатся на втором плане, обеим актрисам достаются ударные эпизоды. Флоренс Пью сыграла в первой у режиссера эротической сцене, Эмили Блант — в самом, пожалуй, эмоционально заряженном эпизоде допроса. Внешне путаная, но кристально ясная с точки зрения идеи композиция фильма провоцирует на разной степени удачности метафоры. Это и броуновское движение элементарных частиц жизни, и бомбардировка атомного ядра нейтронами, и прочие попытки пустить пыль в глаза неподготовленному читателю. Нолана действительно очевидно интересуют не чувства и эмоции, а очень конкретные, именно, что физические свойства материального мира. Этим обескураживали «Начало», «Интерстеллар» и «Довод», этим же ошарашивает и «Оппенгеймер». Погружаясь во внутренний мир физика-теоретика, режиссер дал себе волю в формотворчестве — структура фильма заставляет даже вспомнить многострадальный проект «Дау». И впечатление от мастерски сделанного «Оппенгеймера», разумеется, куда сильнее, чем от дилетантской мегаломании Ильи Хржановского. Нолан не боится говорить о больших и сложных вещах и умеет точно подбирать инструменты. Так готическая атмосфера рифмует «Американского Прометея» с «Новым Прометеем» — «Франкенштейном» Мэри Шелли. И в то же время сюжет про игры разума завернут в напряженный формат корпоративного триллера. Ну а подготовка к испытаниям и последствия бомбардировок японских городов — это уже настоящий хоррор — всего лишь пара образов и опрометчиво задремавший зритель вздрагивает в холодном поту. Есть здесь даже короткий вставной номер от Гэри Олдмана в роли Гарри Трумана как возможность выдохнуть посреди дикой плотности действия. В какой-то момент кажется, что, жонглируя жанрами, эпохами и заслуженными артистами, Нолан выкладывает мозаичное панно, однако его замысел значительно строже и жестче. «Оппенгеймер» — это огромный фильм-лабиринт, центр которого виден лишь в начале и во всей ужасающей красе показан в финале.

Кадр из фильма «Оппенгеймер»

И нет, речь совсем не о пресловутом взрыве, действительно снятом вживую и лишь потом смонтированном на компьютере. Широко разрекламированный главный аттракцион фильма — безусловно, эффектное зрелище, но это лишь несколько минут из трехчасового фильма, снятого, очевидно, не только ради пиротехники. Если «Барби», с которой «Оппенгеймер» сражается в мировом прокате, это гимн энтропии, то фильм Нолана принципиально антиэнтропичен. «Оппенгеймер» это во всех смыслах большое кино, которое не боится вываливать на зрителя в мультиплексе тонны незнакомой информации. Этот фильм — жест доверия режиссера, умеющего говорить с массовой аудиторией и принципиально отказывающегося считать ее дурой. Совпадение тематики с общемировой повесткой и 850 миллионов в прокате наверняка можно объяснить квантовыми законами или судьбой. А можно — элементарной чуткостью художника, его пониманием сложности людской природы и отказом быть высокомерным судьей для остального человечества.