Писательница Маринина: позиция белой вороны всегда была для меня привычной и нормальной

Имя Александры Марининой вспоминаешь одним из первых, когда речь заходит о российских авторах детективов. Маринина — создательница Анастасии Каменской, смелой, умной и талантливой следовательницы с Петровки. Первая книга о ней вышла в начале 1990-х, сейчас их уже свыше 30, а самая последняя — "Дебютная постановка" — была представлена на прошедшей Московской международной книжной ярмарке. В ней уже ушедшая в отставку Каменская помогает в расследовании молодому журналисту. Также на ярмарке Маринина представила продолжение ее нонфикшн-серии "Больше, чем история" — книгу "Генрих Шестой глазами Шекспира". В интервью ТАСС Маринина рассказала, почему службе в правоохранительных органах предпочла профессию писателя, будет ли ремейк сериала по Каменской и можно ли назвать ее героиню феминисткой.

— В России самые популярные современные авторы детективов — это женщины. В мире королевой жанра все еще считается Агата Кристи. Почему так получается, что женщины лучше чувствуют этот жанр?

— Женщины в принципе читают больше мужчин и женский стиль написания им ближе. Но в том, что женщины лучше чувствуют жанр детектива, я не уверена, не стала бы этого утверждать. Мужчин, пишущих детективы, огромное количество. Про нашу страну ничего сказать не могу, но поскольку я довольно давно слежу за зарубежными детективами, отмечу, что мужчин-авторов детективов много. Правда, женщин не меньше. Но мужчины пишут иначе. Естественно, это нормально, потому что мышление и восприятие у мужчин и женщин совсем не одинаковое. То, что написано мужчиной, далеко не всегда интересно женщине и наоборот. Но поскольку женщины читают больше, написанная женщинами литература на книжном рынке более востребованная.

— Вы сказали, что следите за мировыми именами в детективной литературе. А за кем именно?

— Мне очень нравится скандинавский писатель Стефан Анхем, люблю Франка Тилье — это уже французский автор. У него в каждой книге много добавленного знания, как правило из области медицины и биологии. Мне нравится, когда в книге есть добавленное знание, поэтому Франка Тилье я читаю с удовольствием. Стараюсь не пропускать новинок Жана-Кристофа Гранже. В его книгах добавленного знания мало, если оно вообще там бывает, зато там интересный антураж.

— А как вам норвежский коллега Анастасии Каменской Харри Холе из книг Ю Несбе?

— Про Харри Холе я прочитала все, что было издано в 2012 году. Тогда я на него плотно подсела. По-моему, к тому времени на русский язык перевели восемь книг, я их все прочла залпом и с большим удовольствием. Потом уже перестала следить за новинками. Наверное, это была ошибка, что я прочитала сразу так много книг. Но к автору отношусь с огромным уважением.

— Если вернуться к вашей героине, то, когда Анастасия Каменская появилась в 1990-х, она сильно отличалась от типичного представления о женщине, ее образе жизни и мышлении. Мы сейчас все еще переживаем пережитки прошлого, но Каменская уже тогда была другой. Сейчас ее спокойно бы назвали феминисткой. Почему вам было важно сделать Каменскую такой, какой она в итоге получилась?

— Я сделала ее с себя. Какой я в тот момент была, такой она и получилась. Сейчас это звучит абсолютно не свежо, поскольку сейчас все так думают, но в начале 90-х, как вы правильно отметили, так думали далеко не все. Что каждый человек имеет право заниматься тем, что у него хорошо получается, и что ему нравится независимо от гендерной принадлежности. Если мужчине нравится быть парикмахером и у него это классно получается, то никто не имеет права над ним насмехаться. Или ему нравится быть мастером по маникюру. Если женщине нравится выполнять традиционно мужскую работу и у нее это получается, то никто не имеет права смотреть на нее косо.

Я все-таки прослужила два десятка лет в милиции. На себе очень хорошо испытала, что такое женщина в традиционно мужском коллективе. Позиция белой вороны была для меня привычной и нормальной, поэтому я и свою героиню сделала такой. Естественно, слово феминизм мне в те годы в голову не приходило, но я очень хорошо помню себя школьницей. Тогда принимали новую конституцию, и все более или менее вменяемые люди страшно хохотали над формулировкой, что женщины имеют равные права с мужчинами. Правильнее сказать, что мужчина и женщина имеют равные права. Когда говорят, что женщина имеет равные права с мужчиной, лексически это звучит так, что у мужчины есть все права, а женщине, так и быть, тоже дадим такие же, хотя на самом деле она этого не стоит. Никто же не говорит, что мужчина имеет равные права с женщинами, верно?

— В 1990-е читателя было легче удивить, конечно. Насколько сейчас стало сложнее писателям-детективам?

— Все зависит от того, для чего автор пишет свой текст. Если пишет только для того, чтобы представить читателю невероятно хитроумную загадку и потом показать такой же хитроумный процесс расследования с неожиданной концовкой, то таким авторам действительно очень трудно. Жанр расцветает во всем мире уже давно, авторов огромное количество, сюжетов огромное множество. Все варианты, какие можно было придумать и описать, уже давно придуманы и описаны. В этом смысле трудно внести что-то новое и свежее. Если цель и задача автора не в загадке и разгадке, тогда ему не трудно. Потому что загадка может быть самой банальной, процесс раскрытия может быть самым рутинным, разгадка тоже может быть достаточно предсказуемой, но если кроме этого все остальное интересно самому автору, если оно хорошо изложено, то это будет интересно и читателю. Детектив — это только фантик, в который завернута горькая, совершенно недетективная конфета.

— А как вы пришли к тому, что решили писать детективы. Во время службы в милиции набралось много фактуры или вам просто там стало скучно?

— Как правило, то, что происходит в реальной жизни, это действительно скучно. Из ста совершенных преступлений 99 — это тоска и рутина. Крайне редко попадается что-то по-настоящему интересное, но именно оно всегда становится предметом описания в детективах. Я написала свою первую книгу в 1992 году, просто потому что у меня накопилось достаточно большое количество знаний о том, что такое преступность, что такое правоохранительная система, как они взаимодействуют на момент слома системы. Мне захотелось написать об этом нормальным человеческим языком. Поскольку я занималась научной аналитической работой, все, что я писала, должно было быть изложено очень рамочным языком, языком строго научного документа. Этого всего я написала за свою жизнь несметное число, и мне от этого стало скучно. Я поняла, что уже разбираюсь в проблеме преступного поведения, проблеме раскрытия и расследования преступлений, постоянно про это пишу, но пишу кондовым научным языком, от которого меня стало тошнить. Поэтому я дала себе такую свободу, придумала некоторую отдушину и написала первую книгу так, как мне бы хотелось изложить то, что я на тот момент знала и понимала.

— Насколько я знаю, по реально существующим делам вы свои книги не писали.

— Нет. Единственное, что я писала по реальному делу, — это роман "Другая правда". Все документы, которые в книге процитированы из этого дела, — это реальные документы, копии которых у меня есть.

— И как раз в "Другой правде" появляется журналист Петр Кравченко — идейная противоположность Каменской, но теперь уже главный герой вашей новой книги "Дебютная постановка". Не планируете ли вы развивать этого героя в следующих книгах?

— А я не знаю. У меня не плановое производство, я никогда не знаю, какая книга будет следующей. Я знаю, что делаю сейчас, в данный момент, но что буду делать потом, не знаю никогда.

— А почему тогда в новой книге вы вернулись именно к этому герою?

— Во-первых, потому что он журналист. Зачем мне придумывать еще одного журналиста, когда один уже есть? Во-вторых, он знаком с Каменской, а мне для этой книги нужна была как раз она. Кравченко мне вполне симпатичен. После первого знакомства с Каменской и работы над тем делом, которое описано в "Другой правде", он определенным образом изменился. Собственно, та книга, материал для которой он собирает сейчас, является антиподом того, что он собирался сделать в "Другой правде".

В "Другой правде" он изначально появился как человек уверенный в абсолютной недобросовестности правоохранительной системы. С таким посылом он начал изучать дело Сокольникова. Когда он закончил его изучать и пришел к тем выводам, к которым пришел, то понял, насколько он был не прав. У него сформировалось определенное чувство вины. Кравченко прекрасно понимает, что в правоохранительных органах точно так же, как и в любой другой структуре, есть люди, работающие честно, есть люди, работающие нечестно. Это нормально, таковы люди. И он решил собрать материал для книги о сотрудниках правоохранительных органов — суда, прокуратуры, милиции, полиции, погибших при исполнении служебного долга. То есть принести публичное извинение за свои юношеские заблуждения. Он повзрослел и изменился.

— А как Каменская изменилась за 30 лет с момента выхода первого романа?

— Она перестала быть страшно неуверенной в себе, перестала бояться критических замечаний со стороны начальства. Перестала бояться сделать ошибку, потому что за свою жизнь они их столько сделала, что уже умеет с этим жить. Она знает, что нужно ошибку осмыслить, нужно постараться что-то исправить. Если нельзя исправить все, то хотя бы что-то. Нужно эту ошибку обязательно признать перед собой и перед теми, кого она касается. Если 30 лет назад она ничего этого не понимала и страшно боялась сделать неверный шаг, вздрагивая от каждого взгляда, то сейчас, когда ей уже 63 года, бояться она перестала. Она стала гораздо меньше нервничать и гораздо увереннее себя чувствует.

— В "Дебютной постановке" реальное время максимально приближено к нашему. Сергей Лукьяненко в прошлом году сказал, что не может дописать свой последний "Дозор", потому что его книги догоняют наше время, все происходящее надо тщательнее осмыслять. Как у вас с этим?

—У меня точно так же. Максимум, на что я решилась, это 2021 год — ковид со всеми его карантинными ограничениями и сложностями. Дальше пока не пойду. Именно поэтому я предпочитаю возвращаться в прошлое, тем более у меня тут чисто исследовательский интерес возник. Наверное, если я когда-нибудь начну писать следующую книгу, то она опять будет про прошлое.

— И если продолжать тему прошлого, помимо "Дебютной постановки" вы на Московской книжной ярмарке представили продолжение серии "Больше, чем история". Почему нон-фикшн и почему Средневековая Англия?

— Раньше я никогда не читала исторические романы, мне было это неинтересно. Совершенно случайно начала читать романы Филиппы Грегори, не поверила ни одному слову, потому что казалось, что так просто не может быть. Полезла проверять в источниках. Оказалось, что может, что было именно так. Стало очень интересно, я прочитала все, что написала Филиппа Грегори, и начала писать шпаргалку для себя и для любителей исторического жанра. Именно шпаргалку по английскому престолонаследию, потому что выяснилось, что художественных книг об английской истории написано, издано и переведено на русский язык огромное количество. Люди все это читают и путаются. Причем путаются, потому что здесь сложные родственные связи и очень маленький выбор имен. Генрихи, Эдуарды, Эдмунды, Ричарды и Джоны. Еще Уолтер или Уильям может где-то затесаться. В королевской семье выбор настолько маленький, что дяди, тети, племянники, двоюродные и троюродные братья носят одни и те же имена, зачастую одни и те же фамилии. Различить их можно только по титулу. Чтобы облегчить любителям исторических романов чтение, я сделала такой материал. Это не глубокое историческое исследование, ни в коем случае. Это и не учебник. Там нет политики, экономики, нет государственного строительства, есть только семейные вопросы престолонаследия.

— А почему название новой части своей исторической серии вы посвятили Шекспиру? 

— У Шекспира есть цикл исторических пьес-хроник, в которых описаны те самые короли, про которых речь идет в шпаргалке. Я залезла в Шекспира посмотреть, что же он про них пишет. Смеялась долго. Но после того, как я написала шпаргалку, подумала, что все эти исторические пьесы за исключением "Ричарда III" малоизвестны моим современникам. Их никто не читает, никто не ставит, никто не знает, что там написано. Прочитать их трудно, потому что слог поэтический. Сами по себе истории взаимоотношения персонажей и их характеры достаточно любопытные, но чтобы продраться через такой текст, нужно иметь желание и сильный интерес. Тогда я подумала, что можно написать еще и что-то вроде шпаргалки по пьесам Шекспира. Это практически дословное изложение пьес, но написанное в прозе современным и понятным языком с комментариями.

— Вы пишете в очень уверенном темпе. Только об одной Каменской вышло больше 50 книг. Теперь еще и нон-фикшн. Кризиса идей не бывает?

— Во-первых, кризис идей у меня бывает и часто. Во-вторых, то, что я пишу из художки, — это одна книга в год. Это не так много. Люди, у которых не бывает кризиса идей, пишут намного больше. Они пишут и пять, и шесть, и восемь книг в год. По четыре-то уж точно. Но я пишу медленно.

— А это плохо или хорошо, когда у писателя может так много книг выходить?

— Хорошо, что вы блондинка, а я брюнетка? Так же и здесь. Это никак. Это так, как есть. Мы все очень разные.

— В одном из интервью читала, что походам в кино вы больше предпочитаете сериалы. Сейчас сериальная индустрия в России шагает вперед. Не нуждается ли в ремейке "Каменская"? Или даже в формате полного метра?

— Идея сделать ремейк по Каменской не нова, сценарии уже были написаны три года тому назад. Я помню, что мне их присылали и они мне очень понравились. Но в связи с началом ковидных ограничений, которые очень сильно повлияли на финансы, а потом в связи с другими событиями, начало съемок все переносилось и переносилось, и пока, насколько мне известно, они не начались. Но идея такая уже родилась, есть команда, которая над этим работает.

— Вас всегда активно издавали за границей. В связи с нынешней реальностью как поменялась ситуация? Или, может быть, география только расширилась?

— Ситуация поменялась по одной простой причине: мне не могут заплатить. У меня давние отношения с многими европейскими издательствами, которые издают меня чуть ли не с конца 1990-х годов. В прошлом году я получила письмо от своего немецкого издателя, в котором говорилось, что книги, права на которые приобрели раньше, продаются, но, к сожалению, заплатить роялти мне не могут. Недавно получила предложение от одной скандинавской компании по созданию аудиокниг. Все было замечательно, но из-за невозможности провести оплату по договору его заморозили.

— А в каких еще странах остается популярна ваша героиня?

— Больше всего меня издавали в Польше, Болгарии и Литве. Там издали практически все, что я написала. И все время издавали новинки. Но за последние 1,5 года ситуация изменилась.

— Сейчас в творчество активно врываются нейросети и искусственный интеллект. ИИ уже рисует обложки к книгам, пишет тексты. Не боитесь, что в ближайшее время книги будет писать ChatGPT?

— Во-первых, я уже старенькая и не доживу до этого. Во-вторых, мой опыт общения с читателями и мой личный читательский опыт, поскольку я больше читатель, чем писатель, однозначно свидетельствуют, что успех книги на 90% обусловлен личностью автора. Его обаянием, характером, чувством юмора, его добротой или, наоборот, ехидством. Личными особенностями, которые обязательно проецируются и в сюжет, и в персонажей, и в построение фразы, и даже в пунктуацию. Читатель реагирует только на это. Да, искусственный интеллект может придумать невероятно закрученный сюжет и ярких персонажей, но личность автора с его милыми слабостями, недостатками и достоинствами никогда через созданный нейросетью текст не проглянет. Когда читаешь книгу, всегда радуешься, если возникает ощущение общения с человеком, стоящим за этими страницами. Открыл книгу давно знакомого автора и словно со старым другом встретился. Даже если сюжет не совсем удачный, даже если там скучно, личность-то все равно осталась. С искусственном интеллектом эти фокусы не пройдут. Так что я думаю, нам можно не бояться. Пока что.

Беседовала Юлия Фролова