Яков Миркин - о том, как письма XIX века отражают извечную проблему отцов и детей

Если вы возьмете письма к родителям 1880-1910-х, то умилитесь неизменным их началам: "Милая мамочка!" или "Милый папочка!", кто бы их ни писал, от самых пламенных революционеров, от тех самых великих вождей в Октябре, до тех, кого потом много лет проклинали, а сейчас - кто возносит, кто тоже проклинает, не зная, что делать с нашей историей.

Яков Миркин - о том, как письма XIX века отражают извечную проблему отцов и детей
© Российская Газета

Но судьба родителей известна - что только с ними не делают дети! То возносят на вершины гор - вот они, наши дети! - то можно с ума сойти или даже думаешь, как выжить, когда смотришь, что они творят.

Как же хипповали его две взрослые дочери! Генерал-лейтенант Корвин-Круковский, женатый на девице Шуберт из рода прибывших в Россию математиков, астрономов и геодезистов, тоже генеральского звания. Патриархальный генерал, "сухой и чопорный", в поместье, расширяющемся для внуков, в медвежьем уголке, за двое суток на почтовых - до железнодорожной станции.

Дочь Софья, выйдя фиктивным браком за палеонтолога, убралась в 1868 г. за границу, чтобы поступить в университет (в России невозможно). Это "математическая русалка" (задача, которую она решила), Софья Ковалевская по мужу Владимиру (знаменитые "Остеология... копытных", "Палеонтология лошадей"), летала от четырех измерений к своим повестям, проектам каменных домов с банями, разоривших их с мужем, от которого - уже не фиктивно - родила дочь Фуфочку. Бродила по Европе, осела в Стокгольме, влюбилась будучи 13 лет в Достоевского, вхожего в дом, была в связи с Максимом Ковалевским, гениальным социологом. Когда он умер в 1916 г., на похороны пришли 100 тысяч человек. Все ее математические работы написаны на французском и немецком, успела овладеть шведским и читать на нем лекции. Знаете, что было сказано о ней? "Другой аристократии, кроме знания, ума и таланта, она, разумеется, не признавала. Я не встречал человека, более русского по чувствам" (М. Ковалевский).

"Эти исследования показались мне настолько... прекрасными, что я на время забыла все остальное и предалась им со всей горячностью, на какую я только способна" (письмо от 21 ноября 1881 г.).

И это тоже она - мужу Владимиру:

"Твоей смуглянке скучно, мужа ожидает.

Раз десять в сутки на дорогу выбегает.

Собаки лай, бубенцев звонких дребезжанье

В ней возбуждают трепет ожиданья.."

(письмо от 18 июля 1875 г.)

Другая дочь Анна? "Теперь я русская писательница! - почти прокричала она в порыве неудержимого восторга". Это Достоевский написал ей, что напечатает ее рассказ. Затем их личное знакомство, влюбленность Достоевского и отказ ему. "Голубчик мой, Анна Васильевна, поймите же, ведь я вас полюбил с первой минуты... И не дружбой я вас люблю, а страстью, всем моим существом" (подслушано Софьей Ковалевской в 13 лет). Затем, конечно, за границу, медицинский факультет, брак с анархистом - французом Виктором Жакларом и, естественно, - участие в Парижской Коммуне, а именно в Комитете бдительности Монмартра. Муж приговорен к казни, она - к ссылке в Новую Каледонию (Меланезия, Тихий океан). Отец вместе с братом (у них еще был брат - там отдельная история) бросаются в Париж и спасают их (они бегут из тюрьмы).

Главное, пытаться переживать собственные родительские истории, пытаясь делать детей счастливыми - и очень хорошими и сложными людьми

Красивые были женщины, но речь не о них. "Бедный мой отец! Он так ненавидел женщин-писательниц и так подозревал каждую из них в проступках, ничего не имеющих общего с литературой. И ему-то суждено было стать отцом писательницы" (С. Ковалевская). "Патриархальная генеральская семья". "С отцом мы видимся только за обедом и ужином, и эти краткие свидания проходят в том, что отпускаем друг другу колкости; впрочем, я больше отмалчиваюсь" (она же). "Сухой чопорный генерал" (М.И. Семевский).

И когда сделаешь это обозрение, то спросишь себя еще раз - кто же мы в представлении наших детей? И что они о нас думают? И о чем пишут?

И все-таки вот что еще было. "По причине дурной дороги мы ехали шагом. Ямщик, казалось, задремал... Вдруг, при выезде на полянку, из-за леса словно выплыла луна и залила нас серебристым цветом... Тут, в эту минуту, мы, как бы по обоюдному соглашению, прижались друг к другу, обнялись и обе почувствовали... что мы близки по-прежнему. Нас обеих охватило чувство безотчетной, беспредельной жизнерадостности. Боже! Как эта лежащая перед нами жизнь и влекла нас и манила, и как она казалась нам в эту ночь безгранична, таинственна и прекрасна!" ("Знакомство с Ф.М. Достоевским"). Было это в 1863 году.

А вот другая история. Как к ней относиться? Как к родительскому успеху? Как к неизбежности? Много там было бурь и переживаний.

Адам-Феликс Кшесинский был блистательным солистом императорского балета во втором поколении. Его дочь Матильда: "Теперь, повидав за долгую жизнь немало замечательных артистов, я вспоминаю моего отца и Вирджинию Цукки и думаю, что при всей перемене взглядов, техники, требований балетного искусства они и теперь имели бы такой же успех и считались бы такими же первоклассными артистами" (Воспоминания). Именно он ввел мазурку в Петербурге.

Строжайших правил, католической веры, с тяжелейшим внутренним чувством он смог принять уход дочери - младшей, любимой - балерины Матильды Кшесинской - все знают, к кому. Она этот уход всегда называла только так: любовь.

Кого судить? За что судить? Главное, пытаться переживать собственные родительские истории, пытаясь делать детей счастливыми - и очень хорошими и сложными людьми. Сложными! И наслаждаться ими что есть силы.