"Царская невеста" в МАМТ. Прогноз будущего. Фантазия на вечные темы, год 2072.

Литературная основа оперного либретто "Царской невесты" – одноименная драма Льва Мея . Казалось бы, история третьей женитьбы Ивана Грозного относится к "седой старине"; тем не менее, своим наполнением она рифмуется с веком XXI-м. Более того, позволяет придумщикам постановочной концепции устремить взгляд в будущее. Могла бы повториться подобная история спустя пять столетий? – вот в чем вопрос. Глубина психологизма, мотивированность поведенческих реакций персонажей, общественно-политический фон предоставляют премного поводов порассуждать о важном, не сдерживая при этом фантазии. На то она и классика, чтобы оставаться актуальной в любой эпохе. Банные сцены. "Мы не шли От музыки, мы шли К музыке и С музыкой композитора в своей работе'", – поделился мыслями режиссер-постановщик Дмитрий Белянушкин. Оперный режиссер, который сотрудничает с МАМТ им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко с 2011 года, отлично понимает, что в опере главное – музыка. Первая массовая сцена Пирушки у Григория Грязного в полной мере визуализирует насыщенную красоту оркестрово-хоровой партитуры Римского-Корсакова, виртуозного мастера инструментовки. Плотное, многоуровневое заселение сценического пространства участниками развернутого эпизода зазвучало у режиссера разнообразием красок и форм. Мужской хор парильщиков на возвышающейся башне крепостной стены (художник-постановщик Александр Арефьев), алая изысканность нарядов женского хора и бело-воздушный контраст одеяний балета (художник по костюмам Светлана Тегин), а также банные шайки, веники, бочки, клубящийся пар, гусляры-слепцы и прочая челядь – масштабная заставка оперы. В эпицентре – история любви, любви разной: чистой и наивной у Марфы (Елизавета Пахомова), страстной и ревнивой у Любаши (Лариса Андреева), безумной, буйной и жестокой у Грязного (Антон Зараев). Режиссерская команда, используя свой временной ряд "прошлое-будущее-настоящее", указывает дополнительные векторы переосмысления не только сюжета, но и историко-политических связей и культурной наследственности Руси-России. Обычай смотрин и выбора невесты, который был в обиходе у московских государей, уходит корнями в Византию. Марфа Собакина участвует в таком выборе и становится невестой, затем третьей женой Ивана Васильевича Грозного, разлучившись с любимым женихом Иваном Лыковым. Византия косвенно присутствует в эффектных псевдорусских костюмах, которые соседствуют в спектакле с мужскими пиджаками и брюками современных фасонов. Внутренняя сторона стены-башни напоминает римско-византийские термы, где опричники ходят обернутыми в простыни а-ля тоги, правда, хлещут себя дубовыми вениками в такт разудалой плясовой. Москва – третий Рим. Поиск самоидентификации – откуда мы, куда движемся, что нас ждет в будущем. Вероятно, так надо расценивать аллюзии постановщиков. А вот немец Бомелий в очках и синей мантии слегка напомнил Гарри Поттера. Царский лекарь, изготавливающий приворотные зелья по заказу Грязного и Любаши, в 2072 году мог модифицироваться в юношу-мага. Любопытно, что Римский-Корсаков повторяет схожесть коллизий любовного треугольника в трех своих операх: Григорий Грязной – Марфа (сопрано) – Любаша (меццо-сопрано) в "Царской невесте"; Мизгирь – Снегурочка (сопрано) – Купава (меццо-сопрано) в "Снегурочке"; Садко – Волхова (сопрано) – Любава (меццо-сопрано) в "Садко". Для Елизаветы Пахомовой партия Марфы – большая дебютная роль. Дебютантка спела довольно качественно и достаточно выразительно. Высокий приятный тембр работал на нежный образ героини. Ей удалась сцена рассказа о детстве с будущим женихом Ваней и сцена сумасшествия. Думается, что в будущем певица больше раскроется вокально и драматически, приобретет сценическую свободу. Елизавета Пахомова и Полиша Шароварова (Марфа и Дуняша). Лариса Андреева актерски ярко сыграла Любашу, убеждая в своих страстных чувствах любви и ненависти. Ее голосу же не совсем удавались переходы на низкие ноты, которые вокалистке очень хотелось подчеркнуть, но не хватало сочной краски на низах. В любом случае певица держала внимание на себе, привлекая характерностью героини. Оригинально режиссерское решение этого образа. Любаша носит под сердцем ребенка Грязного. Ее наряд не скрывает округлость живота. Это обстоятельство органично вписывается в общую канву сюжета и вполне оправдывает месть Любаши Марфе. Антон Зараев в партии Грязного выказал недостаточно жесткости и волевой силы в образе героя. Его Григорий – не такой безжалостный и беспощадный, каким традиционно представляется. Он по-своему добр и участлив. В финале ему предстояло убить Любашу, но, по режиссерской версии, Григорий, встав на колени, гладил живот Любаши, а всадил нож в Бомелия. Любаша сама убила себя из пистолета. Запомнились Владимир Дмитрук (Лыков) своим крепким рокочущим тенором и Наталья Мурадымова (Сабурова) артистической свободой. Александровская слобода XXI века, ее нравы, быт воссозданы из сегодняшнего представления о той эпохе, помноженного на фантазийный прогноз будущего. Восприятие зрителем авторской версии Дмитрия Белянушкина сопровождалось интеллигентно исполненной музыкой, максимально приближенной к партитуре Римского-Корсакова. Оркестр под управлением Арифа Дадашева не расплескал драгоценную красоту музыки "Царской невесты".