В кино — самый захватывающий фильм года. «Анатомия падения» взяла главный приз Каннского фестиваля. Чем она поражает?

В российский прокат выходит «Анатомия падения» Жюстин Трие — лауреат «Золотой пальмовой ветви» минувшего Каннского кинофестиваля. «Лента.ру» приветствует решение жюри и рассказывает, почему эта смесь семейной драмы и судебного триллера действительно получилась одним из самых захватывающих фильмов года.

Упав с чердака своего дома близ Гренобля, уходит из жизни Самюэль Малески (Сэмюэл Тейс) — преподаватель, мечтавший стать писателем, муж более удачливой беллетристки Сандры Войтер (Сандра Хюллер). Следствие сомневается, что Самюэль рухнул с высоты по собственной воле или случайно — три капли крови на траектории падения мужчины указывают на возможность насильственного вмешательства. Главной подозреваемой становится вдова, а ключевым свидетелем — слабовидящий сын пары Даниэль (Мило Машадо Гранер). Защищать Сандру в суде берется ее старый друг, адвокат Венсан (Сванн Арло). Он убеждает писательницу в том, что присяжных ничуть не интересует правда о случившемся, и выстраивает линию защиты. Которая, разумеется, начинает рушиться по мере того, как в процессе допросов свидетелей на свет извлекается все больше грязного белья.

Высочайшая награда Канн «Золотая пальмовая ветвь» — всегда очень большая ответственность. И тем поразительнее, что «Анатомия падения» Жюстин Трие во время фестиваля не ходила даже в фаворитах критиков. Все отмечали, что называется, крепкую работу, но триумф прочили другим, более серьезным и масштабным картинам — вроде «Зоны безопасности» Джонатана Глейзера. После объявления наград оставалось лишь развести руками и — попытаться придумать, что же увидело в «Анатомии падения» жюри во главе с Рубеном Эстлундом?

Впрочем, в российский прокат «Анатомия падения» выходит спустя несколько месяцев, так что отечественный зритель, к счастью, избавлен от необходимости вникать в прихотливый фестивальный контекст. В то же время «Золотая пальмовая ветвь» по-прежнему остается хорошей рекомендацией, чтобы обратить на ее лауреата внимание. И тем более приятно, что картина Трие его в полной мере заслуживает.

После премьеры фильм Трие сравнивали со «Сценами из супружеской жизни» Бергмана и даже с «Основным инстинктом», где речь тоже шла про ставшую обвиняемой писательницу. Ни с тем, ни с другим фильмами у «Анатомии падения», конечно, нет ничего общего. Значимой частью картины действительно является деконструкция чувств и отношений одной отдельно взятой супружеской пары, однако здесь нет прохладной бергмановской иронии.

Напротив, Трие обостряет конфликт гулкими репликами и тем, что эпизод скандала мы переживаем наедине со всеми участниками судебного заседания. В этом заключается ключевой прием Трие — почти полный отказ от привилегированного вуайеризма, который дарят, например, мыльные оперы. Зрители в «Анатомии падения» выступают в роли присяжных, и вся необходимая информация выдается именно в зале суда. За его пределами — случайные зарисовки, незначительные штрихи к портрету героини и ее окружения. Впрочем, роль Сандры Хюллер — одна из лучших актерских работ года.

Замысел «Анатомии падения» родился у Трие из-за желания вернуться именно в мир юриспруденции, в котором существовала героиня Виржини Эфира в фильме «В постели с Викторией». Кстати, тот фильм получил в Каннах Приз пальмовой собаки, а теперь, после «Анатомии падения», на счету у Трие таких наград уже две. За новую картину премию вручили собаке Сандры Хюллер Месси, которая сыграла пса-поводыря ее экранного сына. Собака играет в сюжете немаловажную роль, эпизод с ней — один из эмоциональных пиков фильма, так что каннская косточка тоже вполне заслуженная.

В «Анатомии падения» вообще хватает ярких эпизодов, однако их наличие не объясняет, почему этот вроде бы простой, демонстративно повествовательный фильм так надежно удерживает внимание на протяжении двух с половиной часов. Детективы и триллеры все-таки принято снимать покороче — ну, или превращать в сериалы. Трие же виртуозно прячет свои инструменты воздействия, не нагружает зрителя ненужным символизмом, будто нарочно избегает красот даже в тех сценах, где они были бы уместны. Камера редко выходит из репортажного режима, угол обзора создает ощущение пусть и наполненного солнцем, но тесного пространства. Здесь много крупных планов, но лица героев сохраняют таинственность, как ни всматривайся.

Объясняет такой подход, по всей вероятности, пролог фильма, в котором Сандра дает интервью приехавшей к ней в гости студентке. Женщины беседуют о том, что живой человек для писателя — не более чем повод для создания вымышленного персонажа. Манеры и привычки — это всего лишь инструмент для создания иллюзии реалистичности, которая нужна беллетристу, чтобы заставить читателя не терять интереса вплоть до последней точки. Именно таким образом действует и сама Жюстин Трие: в частности, Хюллер во время съемок так и не смогла добиться от нее ответа об истинных обстоятельствах гибели Самюэля Малески. Благодаря этому приему, все аллюзии (помимо Бергмана, при желании можно увидеть и отсылки к чеховской «Чайке») и скандалы, которые мы видим на экране, ни разу не преодолевают грань пошлости, не превращают «Анатомию падения» в мелодраму. Зато именно эта дистанция позволяет сохранить уважение и сочувствие ко всем без исключения героям — редкий эффект для мира, жители которого все чаще хотят воспринимать его в монохромной палитре.

13 октября фильм «Анатомия падения» (Anatomie d'un chute) покажут на фестивале «КАРО. Арт», а 19 октября он выйдет в российский прокат