Молодые московские режиссеры экспериментируют с Шекспиром
На московской сцене вышли два новых спектакля по Шекспиру. Премьеры многое роднит: играются на малых сценах известных театров, поставлены молодыми режиссерами и в предельно мрачной стилистике. И там и тут не то что не появится свет в конце тоннеля - даже не забрезжит. Можно, конечно, вспомнить, что прилагательное "мрачный" в английском языке появилось именно благодаря великому барду (как и еще пара тысяч новых слов). Но все же точно ли Шекспир - одна сплошная беспросветность?
В "Мере за меру" режиссер исследует "растерянность и беспомощность человека перед встроенными инстинктами". Фото: Пресс-служба Театра Маяковского
Пьеса "Мера за меру", может быть, не столь обласкана режиссерским вниманием, как те же "Гамлет" или "Король Лир", но тем интереснее - шекспировские строки легко прикладывать к любому времени. В Маяковке этот сюжет возник из Лаборатории игрового театра, прошедшей к юбилею легендарного режиссера и педагога Андрея Гончарова, возглавлявшего Театр Маяковского больше тридцати лет. Три лучших эскиза были отобраны с перспективой доработки до полноценных спектаклей - "Мера за меру" Александра Золотовицкого стала первой премьерой из этой серии, пополнившей репертуар.
На темную сцену под красным светом прожектора выкатывается стол - двигают его полуобнаженные извивающиеся люди в страшных масках. На столе - свернувшись калачиком, в отчаянии закрыв глаза, заткнув уши - лежит Изабелла (Наталья Палагушкина), главная героиня "антикомедии" (так в пику жанру обозначили действо современные постановщики). Девушка готовится к постригу, и вся эта свистопляска вокруг нее, в белоснежном послушническом одеянии, до которого так и норовят дотронуться похотливые анонимы, с одной стороны, - обозначает безумный мир, который только и заслуживает того, чтобы от него отречься (но разве он так просто отпустит?), а с другой - человеческие пороки, с которыми предстоит ожесточенная борьба. По злому року судьбы именно эта чистая душа, уже все для себя решившая, испытает на себе весь натиск окружающего мрака. Понятно же - и тьма идет на свет...
Брата Изабеллы Клавдио (Всеволод Макаров) приговорили к смертной казни за связь до брака, хоть и по любви. Жесткие порядки ввел Анджело (Евгений Матвеев) - наместник герцога Вены (Дмитрий Гарнов), известный своим благочестивым образом жизни и справедливостью. В спектакле Анджело - этакий современный менеджер. На обтянутом зеленым сукном столе у него - куча красных папок с делами. В руках - кофейная чашечка на блюдце. Он решил спасти город от разврата - при том, что начинать, по сути, надо бы с него самого. Изабелла просит за брата - благодетель Анджело требует в качестве оплаты провести с ним ночь. Девушка уверена, что Клавдио лучше примет смерть, чем допустит ее позор, - но тот униженно уговаривает ее пойти на этот грех ("Бог простит").
Драма на сцене Маяковки все больше напоминает цирковое представление - только не доброе и не веселое (хотя юмора в спектакле много). Это скорее атмосфера фрик-шоу. Вокруг шатаются пьяные горожане, безглазые держатели домов терпимости, всклокоченные продажные дамы с потекшей тушью... Последние приметы человеческого облика стираются от выбеленных лиц и угарных танцев под электронные биты. Средневековые костюмы соседствуют с современными (Анджело, например, в классической "двойке"), а светящийся крест, венчающий декорацию над головами героев, то и дело разъезжается в разные стороны - подлинной добродетели нет ни в ком.
Драма на сцене Маяковки напоминает цирковое представление - только не доброе и веселое, а скорее фрик-шоу
В финале лукавый наместник выведен на чистую воду, а вернувшийся герцог - тайно наблюдавший за всеми его беззакониями - предлагает руку Изабелле. Это у Шекспира. А в спектакле все гораздо злее. Герцог только с виду приличный человек - и девушка, конечно, станет жертвой его домогательств. В полупомешательстве от горя она поджигает город и всех его жителей.
Макбет (Дмитрий Гизбрехт) и его супруга (Мария Смольникова) - в трактовке шекспировской драмы в Театре наций. Фото: Пресс-служба Театра Наций
В Театре наций поставили другую шекспировскую пьесу - "Макбета". И если Александр Золотовицкий, играя на грани фола и мрачного драйва, все же талантливо выдерживает баланс, то здесь, у режиссера Елизаветы Бондарь, с этим сложнее: кажется, ей "балансировать" не очень-то и хочется.
Главное событие ее "Макбета" - герой, вернувшийся с какой-то войны, контужен (шрам в пол-лица), и все его окружение мы видим сквозь призму этой травмы. Скорее даже не видим, а слышим - большую роль в постановке играют звуки: артисты постоянно извлекают их то из развешанных повсюду металлических листов, то с помощью огромного железного дерева в центре сцены... Вокруг что-то вроде зомби-апокалипсиса. Обломки, осколки, провода, окровавленные лица, а вместо кинжала - кусок трубы. Речь героев повреждена: они дезориентированы, все время переставляют местами слова и буквы - иногда выходят забавные каламбуры. У каждого своя "поломка" от войны: кто-то без конца всхлипывает, кто-то заикается, кто-то стонет.
Дальше, стараясь сильнее воздействовать на зрителя, режиссер перегружает известный сюжет эффектными приемами. Когда на сцене появляется одна окровавленная голова в прозрачном мешке - поеживаешься. Когда кровавое явление повторяется - веет самолюбованием режиссера по поводу собственной смелости. Наследник нюхает что-то наркотическое и разговаривает дерганым речитативом под кислотными бликами - допустим. Но сцена соития Макбета со старухой-колдуньей (понятно - ради власти герой не брезгует ничем) и иные физиологические "подробности", как и россыпь вульгаризмов, - начинаешь ощущать: то, что вроде бы должно смешить, становится до тошноты невыносимым. Возможно, в этом состояла сверхзадача режиссера.
Сам Макбет - актер Дмитрий Гизбрехт, только что фантастически сыгравший Хлудова в ленкомовском "Беге", в этой премьере продолжает тему помешательства, но сравнить две эти роли просто невозможно - здесь он почти все время ползает и падает, речь смазана настолько, что ее не разобрать. Претензия на злободневность очевидна, спектакль можно назвать эффектным и - невнятным, вытерпеть все действо до конца, пожалуй, сможет лишь особенно принципиальный зритель.
Хотя - "над ранами смеется только тот, кто не бывал еще ни разу ранен". Как знать.