На экраны вышел фильм Хаяо Миядзаки "Мальчик и птица"
О фильмах Хаяо Миядзаки в критике принято писать с придыханием - типа "глоток счастья". В публике иной раз проскальзывает сомнение: что-то не очень понятно, не очень стройно и очень длинно. По отношению к 125-минутному "Мальчику и птице" кажутся справедливыми обе крайности: глоток счастья сбивается невнятной фабульной линией и непомерной для анимационного фильма длиной.
Дома в Японии картина выпускалась в строжайшей тайне - не было ни трейлера, ни настоящей рекламы. Рекламой служило обещание 82-летнего мастера этим фильмом попрощаться с публикой: фильм сразу побил кассовые рекорды отечественных аниме. Впрочем, как прощание позиционировался и его предыдущий фильм "Ветер крепчает", да и теперь уже появились сообщения о том, что Миядзаки готовит новые проекты.
Но "Мальчик и птица" действительно похож на подведение итогов, на прощальный бал излюбленных режиссером-художником образов, разбросанных там и сям по сюжету. Птица - зубастая цапля - таит в своем чреве злобного красноносого карлика, гротескный профиль которого уже не раз появлялся у Миядзаки, бабушки в поместье напомнят точно таких же добродушных бородавчатых старушек из "Рыбки Поньо на утесе", а белые летающие шарики с ручками-ножками словно слетелись сюда из "Принцессы Мононоке". Природа и здесь антропоморфна, а животный мир смахивает на человеческий.
Здесь все та же безошибочно нас подкупающая смесь наивно детского взгляда на мир с философской умудренностью старости, персонажи этих аниме, как обычные люди, с аппетитом поедают джем и испытывают потребность пойти в туалет, но могут и взлететь над миром, и провалиться под земную твердь, и пересечь границы времени, чтобы встретиться с их будущей мамой, а пока их ровесницей.
В снятой десять лет назад полубиографической картине "Ветер крепчает" Миядзаки сделал, на мой взгляд, малоудачную попытку из мира сказочных чудес опуститься в мир технарей, в круг инженерии, во времена своего детства - годы Второй мировой войны. Фильм для анимации казался слишком заземленным, лишенным обычного у Миядзаки разгула воображения.
В "Мальчике и птице" образы и комплексы своего детства автор сохранил, но вернулся к сказочной символике, из которой, собственно, и состоит все действо - здесь нет фабулы, которую можно пересказать, а есть подвижная, зыбкая, мерцающая система метафорических образов, которые можно толковать как угодно, только не как линейную фабулу. Все начинается в военном детстве, когда под вой воздушной тревоги в пожаре погибает мать маленького Махито - врач в разрушенной бомбой больнице. Отец героя (как и отец самого Миядзаки - владелец завода, выпускающего детали для бомбардировщиков), вынужден увезти сына из Токио в свое имение на берегу реки. А вскоре там появится и его новая жена Нацуко.
И вот пока Махито пытается освоиться в своей новой школе, его начинает донимать какая-то цапля, зовущая его к старой башне, напоминающей Ходячий замок из фильма 20-летней давности. И уже ясно, что Махито - как бы alter ego самого Миядзаки, снимающего свой причудливый "Амаркорд" - путешествие в мир своих детских страхов и снов. Это сновидческое и начнется в момент, когда герой, сопровождаемый бородавчатой бабушкой, в поисках исчезнувшей Нацуко проникнет в башню - портал в альтернативные реальности и иные временные измерения.
Интимностью повествования, субъективностью этой исправленной воображением памяти, вероятно, объясняется зашифрованность многих образов фильма и особенно логики их появления в фильме. Махито встретит в этих новых мирах и пиратку-рыбачку Кирику, и агрессивных попугаев, марширующих под водительством своего напыщенного лидера, и шарикообразные существа "варавара", которые взлетают под небеса, чтобы потом на Земле родиться уже как люди, и пожирающих их пеликанов, и даже подобие Всевышнего, обеспокоенного нарушенным равновесием опасно накренившейся Вселенной. По типу повествования все это напоминает и новые авантюры Гулливера в невообразимых пространствах новых Лапут, и приключения Алисы в стране Чудес. Хотя, как часто бывает с лирическими героями, Махито среди выразительных персонажей самый безликий - никакой.
Дать такому сюжету простое и понятное объяснение невозможно. Миядзаки и прежде охотно погружался в философские вопросы Бытия и неумолимо приближающегося Небытия, жизни земной и загробной, поджидающей все сущее Смерти, за которой, однако, последует новое Рождение. Говорящую Цаплю он наделяет злободневной способностью изрыгать только ложь: для нее жульничество, коварство, предательство - и есть главная житейская мудрость. Населяющие поместье старушенции говорливы, хлопотливы, пугливы и вносят в фильм нечто домашнее, уютное. Но уюту противостоят безбрежные пространства - бесконечные небеса, бушующие океанские волны, которые разбиваются о вполне прозаические двери, за которыми банальный коридор с гостиничными номерами.
Сновидчески прихотливая, непоследовательная природа таких образов - то забавных и милых, то эпических и величественных, то гротескных и пугающих - образует свою поэтику, в которой осваиваешься далеко не сразу, но она, как всегда у Миядзаки, интригует и завораживает. Фильм становится вашим личным приключением, вашей грезой и вашими сновидениями - и от того, окажется ли это созвучно вашей трактовке окружающего нас мира здесь и сейчас, полностью зависит и ваше отношение к экзотике пережитого в зрительном зале.
Фильм снимался почти десять лет: бригада из шести десятков художников вручную рисовала каждый кадр, выдавая на гора минуту экранного времени в месяц. Работа невообразимо сложная, скрупулезная и гигантская по объему, но ее результат теперь тоже кажется итоговым, прощальным для целой отрасли анимации - рукотворной. Да, такая анимация как бы хранит тепло человеческих рук, но современный компьютер уже и ее сделал архаичной. Застывший фон, застывшие лица персонажей второго плана - все эти неизбежные следствия экономии труда и времени прорисовщиков, ранее как бы не замечаемые, теперь бросаются в глаза, "омертвляя" картинку и напоминая: все в кино, как и в жизни, стареет, дряхлеет и проходит, оставляя в поколениях прекрасные воспоминания о любимых фильмах, унесенных призраками в седую вечность.