Трагикомедия "Танцуй, Селедка!" рассказывает о том, что копилось в душе

Трагикомедия "Танцуй, Селедка!" дебютантки в полном метре Александры Лупашко и придумана, и сыграна азартно - это сообщает картине драйв, ее легко и с удовольствием смотришь. Хотя жанр сложный, в нем и смех, и отчаяние, и такие глубины, куда не каждый зритель нырнет, хотя и почувствует их присутствие.

В основе пьеса Татьяны Загдай "Человек в закрытой комнате". Ее героиня Жанна, самостоятельная, дерзкая и независимая, возвращается в родной городок похоронить отца, которого не видела пятнадцать лет - он бросил семью, простить его дочка не смогла. И теперь испытывает сложные чувства - от ненависти, в которой она успела себя убедить, до ощущения, что окончательно рвутся какие-то жизненно важные нити, связывавшие ее с детским слепящим светом и наивными иллюзиями.

Похороны - головная боль. Первая задача - провести экспертизу тела, чтобы удостоверить причину смерти. А городок маленький, нужно везти тело в район, и в этом ей поможет соседкин сын Костик, таксист.

И начнется наваждение, которое станет главным художественным приемом, ключом к человеческим глубинам, заложенным в пьесе, сценарии и фильме. Мертвый отец вдруг активно вмешается в события, невидимый для всех, кроме ошеломленной Жанны. Он теперь живее всех живых: излучает запоздалую любовь к дочке, забрасывает ее полезными советами, с гордостью отмечая в ней свои родовые черты - упрямство, предприимчивость, крутизну поступков. Дочка волей-неволей вступит с ним в диалог, и пока тянется это путешествие в райцентр, перед нами развернется извечная драма беспечных отцов и недолюбленных детей, получивших шанс выплеснуть наконец застарелую боль. Как всегда в искусстве, фантастический прием позволяет увидеть тайные, подводные токи жизни. Чтобы понять наконец и близких, и самих себя.

Перед нами вечная драма беспечных отцов и недолюбленных детей, получивших шанс выплеснуть застарелую боль

Действие по некоторым признакам происходит в 90-е с их бандитскими нравами, никуда не ушедшими и сегодня - только вошедшими в обиход как бы респектабельной жизни. Поэтому и словарь персонажей раскован: матерок, как принято в новой "женской волне", легко срывается с нежных уст. Осколки этих славных лет залетят в фильм в сцене лихо снятой автомобильной погони, но там и останутся - картина не об этом.

Возня с трупом на заднем сиденье при всей "чернушности" ситуация водевильная. (Интересно, что февральский кинорепертуар вернется к водевилю с трупом в английской комедии "Идеальные друзья" - это у нас пошла такая полоса?) А форма "дорожного кино" - всегда калейдоскоп жанровых зарисовок, панорама колоритных лиц от соседки до милицейской начальницы, от докторши в морге до гибкого администратора из кафе "Отпетые мошенники". В этих эпизодах, каждый на несколько минут, заняты первые звезды от Ольги Лапшиной и Натальи Павленковой до Анны Михалковой и Данилы Стеклова - играют лаконично, но так броско, что не забудешь.

Одно из достоинств фильма - точный кастинг. Замечательно органичное попадание в образ у всех актеров. Но успех зависел от трио главных персонажей - Жанны-Селедки, таксиста Костика и живого трупа не вполне усопшего папы. Эти рельефные характеры сформированы меткими деталями от костюма до тембра голоса - все продумано, тщательно выверено и при этом выглядит естественным, спонтанным, почти импровизационным. Вот папа (Павел Майков) - с первого моргания видно, что жуир. Легкомыслен, но умудрен, упрям, но мягкотел, эгоист, но добрый и способный чувствовать вину. Костик у Ильи Антоненко подкупает беззащитной искренностью: его первый порыв - приударить за красоткой, а получив отпор, он будет осторожно, как на минном поле, постигать диковинные обстоятельства, открывая и в жизни, и в самом себе новые пространства, ловушки и резервы. Наконец, сама Селедка - Александра Бортич по ухваткам столичная штучка. Родной городок с его заторможенностью ее и раздражает, и трогает полузабытой провинциальной наивностью. И когда через безупречный макияж начинают проступать незалеченные рубцы глубоко раненной души, можно оценить умение каждый миг роли иметь в виду ее, по опальному Станиславскому, сверхзадачу. Это если вспомнить о технологии искусства. А если не вспоминать - вместе с героями переживем и это прозрение, а финал с исступленным танцем Селедки на поминках отца и его прощальный силуэт за окном станут для зрителя тем самым целительным катарсисом, ради которого все затеяно.