Сарик Андреасян: Кино должно оставлять светлое ощущение

7 марта в кинотеатрах начнется прокат ленты «Онегин» режиссера Сарика Андреасяна. Фильм имеет все шансы стать одной из самых громких весенних премьер.

В разговоре с автором картины мы выясняли, какой подход следует выбрать, чтобы экранизировать «энциклопедию русской жизни», зачем разбавлять поэзию Александра Сергеевича Пушкина прозаическим текстом и как изменился за свою карьеру создатель фильма.

Имя Сарика Андреасяна хорошо известно российской публике. Он больше десятка лет снимает и продюсирует фильмы и сериалы самых разных жанров. Волну обсуждений вызывает практически каждый его проект.

В преддверии выхода экранизации шедевра русской литературы мы побеседовали с режиссером о его взглядах на кинематограф и будущей премьере.

— Сарик, когда вы сами впервые прочитали «Евгения Онегина»?

— Как и большинство, я прочел это произведение в школе — оно входило в программу. Но тогда девчонки воспринимали его более эмоционально, а у меня, как и у большинства мальчишек, отношение к этому было такое, что нас просто заставляют учить какие-то стишки, поэтому читать его совсем не хотелось. Безусловно, то, что Пушкин — гений, а его стихи — это некая высшая форма поэзии, я понял уже в более осознанном возрасте. Теперь когда читаю его, думаю: «Господи, как можно было все это так красиво переплетать, так высказываться?!» Осознаю всю глубину истории, изложенной в «Евгении Онегине», ведь прожитая жизнь позволяет понять, что чувствуют герои, всю их боль, страхи, надежды.

— Как подходили к экранизации? Как выбирали, в какой форме ее снимать?

— У нас давно заходили разговоры о том, чтобы экранизировать «Евгения Онегина». Были мысли сделать это в современной трактовке, перенести действие в наши дни. Но от такой затеи мы быстро отказались, решив, что это не нужно зрителю. А лет пять назад я перечитал роман и захотел вернуться к идее об экранизации, стал ее разрабатывать.

Конечно, никаких сюжетных ответвлений мы не допускаем. Но нам пришлось добавить прозаический текст — это был единственный метод, чтобы экранизировать роман в стихах. Понимаете, в нем нет прямых диалогов, все повествование идет от лица автора. И если оставить это так, то получилась бы аудиокнига, а мы ставили себе целью создать полноценное кино. Так что в нашей истории рассказчик действует как некая четвертая стена, и играет его Владимир Вдовиченков. Он обращается к зрителю непосредственно стихами Александра Сергеевича Пушкина, проговаривает все важные культовые моменты. Но мы добавили и действия. Хочется, чтобы после просмотра фильма люди решили бы перечитать книгу. Кстати, мы ее переиздаем на этот случай. Я считаю, у нашего фильма есть мощнейшая образовательная функция. Был показ в Министерстве просвещения, который прошел успешно.

— Почему отказались от идеи осовременивать классику?

— Потому что это бы просто опошлило роман. Понимаете, когда, к примеру, Баз Лурман перенес «Ромео + Джульетту» в современное время, то к этому моменту уже существовало много классических экранизаций этого произведения, что как бы дало ему право на такой трюк. Но «Евгения Онегина» в России еще никто не экранизировал, что удивительно. Да, есть советская опера 1958 года, но это все же другой формат, так что не считается. Правда, этот роман экранизирован британцами, но если посмотреть их версию, понимаешь, насколько это далеко от пушкинского текста, хотя там и есть некое представление британцев о русской литературе.

Поэтому нам изначально нужно было сделать именно классическую экранизацию, а уже потом, если кто-то захочет снять современную версию, пусть делают.

К тому же еще на начальных этапах разработки мы организовывали различные фокус-группы, проводили целое исследование где расспрашивали зрителей, хотят ли они видеть традиционную экранизацию или перенесенную в наши дни. 99% ответили, что ждут классический вариант, а эксперименты с «Евгением Онегиным» воспримут в штыки. Кстати, также на фокус-группах мы проверяли и артистов, которых отобрали для съемок, чтобы узнать, хотят ли люди смотреть именно на них в этих ролях, и они получили полную поддержку.

— Расскажите, как выбирали актеров? Ваша супруга Лиза Моряк, которая исполнила роль Татьяны Лариной, — ваш творческий союзник?

— Думаю, можно так сказать. Как и мои братья, с которыми я работаю (братья Сарика продюсеры Гевонд и Арташес Андреасяны. — «ВМ»). Мы семья, команда. Конечно, с Лизой у нас были обсуждения — она ведь профессиональная актриса и уже работала с этим материалом. А потом мы с ней вместе посмотрели спектакль «Евгений Онегин» в Театре имени Вахтангова, где Онегина играет Виктор Добронравов, и я сразу понял, что должен пригласить его на пробы. Интересно, что и Владимир Вдовиченков уже играл рассказчика в спектакле.

— Отличия театральных и киногероев будут?

— Безусловно! Театр — это своего рода перформанс. Если вы знакомы с романом, то считываете все подтексты в сценах и все понимаете. Театр и кино — совершенно разные виды искусства. Если честно, я не особо знаком с театром — смотрю только знаковые постановки, куда меня приглашают артисты. Спектакль, который упоминал, в Театре Вахтангова видел только один раз, так что в фильм ничего оттуда не перенес.

— Хотелось бы еще вернуться к фокус-группам, которые вы упоминали. Чего хочет современный зритель? Как он изменился за последние годы?

— Мне кажется, зритель стал более глубоким, патриотичным, поумнел. Понимаете, я и мое поколение взрослели в 90-е и смотрели «Американский пирог», какие-то глупые комедии. Нам тогда казалось, что это — эталон, некая истина.

А потом появился интернет, онлайн-платформы, мы стали больше путешествовать, смотреть на мир и поняли, что все гораздо сложнее и интереснее, чем в комедиях, на которых выросло поколение, чем в фильмах с Брюсом Ли и Джеки Чаном. Нам теперь условно по 40 лет, и мы смотрим уже совсем другое, сложное кино. Мы выросли. А ведь в начале нулевых и я сам был причастен к съемкам подобных российских комедий, которые делались для поколения 90-х. Теперь у нас уже есть семьи, дети, следовательно, и другие запросы. Теперь хочется показать своим детям «Домовенка Кузю», на котором мы росли, или того же «Чебурашку». Меняется общество — меняется и кинематограф.

— Говоря о детских фильмах, почему трендом последнего времени стали экранизации советских мультфильмов? Не лучше ли придумывать новых героев и истории для детей?

— По многим причинам. Вы же понимаете, что когда экранизируешь то, что стало всем известным брендом, вероятность привлечь зрителей в кинотеатры намного выше. Так устроен мир, не зря зарубежные студии переснимают по несколько раз «Русалочку» и «Короля Льва». Поверьте, Чебурашка безусловно будет успешнее, чем любой другой заново придуманный звереныш. И это логично с точки зрения зрительского интереса — успех экранизаций, построенных на ностальгии, очень высок. Как и большинство родителей, я хотел бы, чтобы мои дети смотрели на богатырей, про которых я сам читал в детстве сказки. Не знаю, пошел бы я на какой-то оригинальный фильм про неизвестное выдуманное существо, к которому ничего не чувствую, про которого не знаю, и что сказал бы ребенку. Люди будут ходить, очень надеюсь, на «Простоквашино», на «Кузю» и на «Денискины рассказы», на которые мы сейчас купили права. Такие фильмы объединяют и транслируют наш культурный код из поколения в поколение. И не надо себя обманывать, что мой сын сегодня включит и будет с интересом смотреть мультфильм с тряпичной куклой, домовенком Кузей. Но думаю, что после того, как он увидит современную экранизацию, заинтересуется, захочет сравнить и даже прочитать первоисточник.

— Говоря о переменах, как вы изменились за время, которое снимаете кино? С 2011 года вы как режиссер выпускаете по 1–3 проекта в год, разных по жанрам. Зачем вам такой высокий темп?

— Думаю, во многом это черта моего характера. Есть режиссеры, которые любят снимать редко, упиваются тем, что создали кино, годами показывают его на фестивалях... А я как будто тороплюсь жить, причем именно в кино. Хочу снять много, где-то сделаю это очень талантливо, где-то менее, все зависит от ситуации и обстоятельств. Но в целом у меня такой подход, что можно годами ждать бриллианта, а можно брать в работу сценарии какие есть, дорабатывать, доделывать их и снимать, снимать, снимать — постоянно быть в процессе. Мне нравится приводить пример с рождением ребенка. Когда у вас появился первенец, а следующий только через 10 лет, вы будто забываете, каково быть родителями, приходится учиться заново. А когда разница между детьми небольшая, у вас этот навык сохраняется. Так же и в кино, постоянно снимая, ты чувствуешь, как меняешься сам, как растет уровень твоего профессионализма и людей вокруг.

Я более чем уверен, что с 2008 года по сегодняшний день мой талант эволюционировал, мои фильмы стали намного лучше. Не скажу, что горжусь фильмами, которые снимал в ранние годы, потому что я был тогда, по сути, ребенком и только учился. Но скажу, что мне повезло в жизни учиться на практике, создавая кино. И сегодня благодаря этому опыту я совершенно иначе себя ощущаю. Так что да, мне нравится снимать много и в разных жанрах. И да, я не работаю в одном жанре, как многие режиссеры, которые находят свой стиль и существуют, допустим, только в драме или в комедии. В этом плане я восхищаюсь Стивеном Спилбергом, который снял и «Парк Юрского периода», и «Список Шиндлера» — кардинально разные фильмы, но и тот, и другой популярны. У меня такой же подход. То есть когда я делаю «Онегина», понимаю, что это великий шедевр Пушкина, а не развлекательная комедия для людей от 18 до 25 лет.

— Кстати об этом, ваш фильм «Ограбление по-американски» с Эдрианом Броуди я восприняла как психологическую драму, а в прокате он подавался как приключенческий боевик, почему так? Вы влияете на продвижение своих лент?

— Я очень люблю этот фильм и понимаю, что тогда во многом прокатчик сбил прицел зрителей.

Вы правы, «Ограбление по-американски» — абсолютная криминальная драма, которую пытались выдать за боевик, потому что на них больше ходят. В итоге зрители пришли, ожидая, что сейчас будет убойный экшен, как в боевиках с Джейсоном Стэтхэмом, а получили драму про братьев, про несчастных людей, у которых в жизни появился призрачный шанс... Я и тогда считал, что это неправильно — если снял драму, нужно и рекламировать ее как драму — но повлиять на это не смог. Слава богу, за последние лет пять я обрел некую самостоятельность как продюсер и теперь могу себе позволить это контролировать.

Мы с братом, безусловно, вмешиваемся в рекламную кампанию и стараемся вести ее так, чтобы не обманывать зрителя. Да и я заметил, что за последние пять лет изменилось отношение ко мне, к моим фильмам. Подача очень важна — бывает, люди снимают хорошее кино, но рекламируют его как то, чем оно не является на самом деле, подменяя ощущения, и зритель остается недовольным. Поэтому я с такими вещами стараюсь не заигрывать.

— В прошлом вам приходилось сталкиваться с негативной критикой и определенной предубежденностью в отношении ваших работ. Как справляться с негативом в целом? Что помогает вам в жизни творить, развиваться, двигаться дальше, несмотря ни на что?

— Вы знаете, справляться с ним вообще никак не надо. Нужно просто жить своей жизнью, самому делать выводы. Ведь у меня есть глаза и уши — если я где-то ошибся, могу это понять сам, мне для этого не нужен критик. И я в принципе всегда призываю зрителей не читать никаких рецензий, не обращать внимание ни на какие оценки, а составлять свое собственное мнение об увиденном. Только на таком подходе может базироваться правильное, здоровое общество — когда у каждого человека есть свое мнение, доверие самому себе. А что касается меня, то я много работаю.

Работа всегда лечит. Даже если где-то споткнулся, столкнулся с неудачей или с большим успехом, надо продолжать делать свое дело. И работа, скажем так, все вычищает. Один мой друг говорил: прав тот, кто работает. Безусловно, жить помогают и любовь, семья.

— Предполагаю, для вас «Онегин» — это главная премьера марта, но на какие еще предстоящие проекты, которые выходят весной, лично вы обратили свое внимание? Что самому хотелось бы посмотреть в кино?

— Я всегда очень благожелательно отношусь к своим коллегам. Безусловно, жду своего «Онегина». Также посмотрю «Летучий корабль».

Еще мне очень интересно, как сделают «Сто лет тому вперед» по Киру Булычеву, фильм спродюсировали те же ребята, которые делают «Лед».

Им всем я желаю только успеха. Потому что, понимаете, для широкого зрителя не существует фильма, который сделал Сарик Андреасян или какой-то другой режиссер, для публики все это — единый бренд российского кино, и чем больше хороших фильмов, тем лучше. Нам всем выгодно, чтобы выходили хорошие фильмы, чтобы они были успешны. Мы все работаем на некое общее будущее российского кино. А вы только посмотрите, как оно эволюционировало за последние 6–7 лет. Наш кинематограф прям встает на ноги — это уже не ребенок, который ползает, а скорее тот, который даже пошел в школу. Зрителю нужно особенное кино, чтобы массово пойти на него в кинотеатр. Да и много средних, проходных фильмов необходимы, чтобы было что показывать каждую неделю. Так устроен этот бизнес. У нас же только с начала этого года уже вышли шесть фильмов, которые перешагнули отметку в миллиард рублей. Это колоссальный успех! Столько за 10 лет не было, а тут за два месяца. Народ осознанно выбирает российское кино, хочет его смотреть. Значит, люди всегда этого хотели, просто, видимо, мы не могли им этого дать, а теперь, оказалось, что мы это умеем.

— Завершая разговор, хочу спросить, что, по вашему мнению, является определяющим для хорошего кино?

— Думаю, определяющим является та эмоция, то ощущение, которое оставляет кино у зрителя после просмотра. Почему, допустим, я всегда был противником авторского, фестивального кино? Не потому, что там что-то плохо сделано. Просто я противник в целом искусства, которое не дает человеку возможности любить, не дает радости жизни. Я считаю, что искусство должно дарить надежду на то, что завтрашний день будет лучше. Ведь изначально кино было создано для того, чтобы человек мог прийти после работы, заплатить 25 центов во времена Великой Депрессии, посмотреть на Чарли Чаплина и посмеяться, и понять, что не все так плохо в жизни. Думаю, изначально искусство создано, чтобы сделать человека счастливее. Поэтому считаю, что когда вы выходите из кинотеатра, о чем-то задумавшись, решаете перечитать книгу или осознаете, что сейчас рядом с вами женщина, которую нельзя упустить, что, возможно, другого шанса уже не будет, то автор такого фильма уже сделал человека лучше. Я пошел в эту профессию именно для этого.

И поэтому считаю, что любое кино, даже если это драма, в финале должно дать некий «свет в конце тоннеля». Только такое кино в моем понимании и можно назвать хорошим. Другой вопрос — насколько талантливо оно сделано. Но самое важное, чтобы кино доносило простую мысль: жизнь продолжается!

ДОСЬЕ

Сарик Андреасян родился 24 августа 1984 года в Ереване (Армения). В 2001 году поступил на факультет журналистики в Костанайский государственный университет. Участвовал в команде КВН «Настоящие армяне». Переехал в Москву. Окончил «Мастерскую Юрия Грымова», получив специальность «режиссер кино». Начинал свой путь в кино как сценарист. Был автором идеи и режиссером программы «Бла-бла шоу» на РЕН ТВ. Дебютировал как режиссер с комедией «Лопухи» (2008).

В 2010 году с братом Гевондом основал компанию Enjoy Movies, которую многократно признавали одной из самых успешных российских кинокомпаний.

Его ленту «Землетрясение» (2015) выдвигали на премию «Оскар» от Армении, однако картина не прошла, так как в основном была российского производства. Сейчас в его режиссерской фильмографии более 30 фильмов и сериалов.

ФИЛЬМОГРАФИЯ

• Онегин (драма, 2024)
• Сама виновата? (сериал, 2023)
• На солнце, вдоль рядов кукурузы (фильм-катастрофа, 2023)
• Жизнь по вызову (сериал, 2022)
• Проклятый чиновник (комедия, 2021)
• Чикатило (сериал, 2020–2021)
• Непрощенный (драма,2018)
• Землетрясение (фильм-катастрофа, 2016)
• Ограбление по-американски (криминальная драма, 2014)
• Мужское слово (в работе)