"Русская усадьба - колыбель музыки". Андрей Спиридонов об аутентичном исполнении архивных нот

Московский ансамбль "Солисты барокко" познакомил омскую публику с лимитированной коллекцией классики. Каким было музицирование в усадьбах 17 века? Как верно исполнять произведения барочного периода? Чем отличалось исполнительское искусство той эпохи от сегодняшнего? До недавнего времени это оставалось тайной. За ответами музыканты и сегодня обращаются в архивы. Найти ноты - лишь малая часть дела. Расшифровать их - задача в разы сложней. Однако с этим хорошо справляются участники ансамбля "Солисты барокко". В Омске они представили максимально приближенное к оригиналу исполнение сочинений Баха, Джеминиани, Мадониса, Вивальди, Бортнянского, Алябьева, Березовского. Художественный ансамбль Андрея Спиридонова опровергает тезис "Глинка - основатель русской классической музыкальной школы". Профессиональная музыка существовала и до известного композитора. Дело лишь в том, что мы не знаем, как она звучала. Об особенностях барочной музыки и задачах исторически информированного исполнительства профессор Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского Андрей Спиридонов рассказал в интервью "Омск Здесь". Андрей Спиридонов - Андрей Алексеевич, насколько я понимаю, работа над исторически информированным исполнением начинается с изучения архивных материалов. Какая идея руководила вами, когда вы впервые пришли в архив и решили разобраться, что было в России с профессиональной музыкой до Глинки? - Так совпало, что, когда я окончил Московскую консерваторию, так называемое аутентичное или исторически информированное исполнительство у нас в стране только зарождалось. На Западе, занимаясь им, перевернули отношение не только к историческому нотному тексту, но и отношение к его исполнению. Это был грандиозный переворот в сознании музыкантов. В России первыми на этот путь ступили Алексей Любимов, Татьяна Гринденко, Олег Худяков. Когда переворот произошёл, конечно, он оказал на меня очень сильное впечатление. Спустя несколько лет случился ещё один переворот: тогда я узнал, что есть русское барокко, есть русский классицизм. Он очень сложный. Например, венский классицизм - это единое событие, которое, конечно, развивается - это и Гайдн, и Моцарт, и Бетховен - они разные, но всё равно есть какая-то целостность. Классицизм русский - он есть Екатерининский, Александровский - виды абсолютно не совпадают друг с другом. Эти знания подвигли меня на розыск тех самых нот. - Чем важны исследования музыки? - Дело в том, что в живописи многое людям понятно, потому что видно. В архитектуре тоже, а в музыке всё сложнее: для изучения мало видеть - нужно слышать. К тому же достать нотный материал очень трудно. Поиски репертуара нашего ансамбля - это работа длиною более четверти века. Серьёзное увлечение привело к тому, что сегодня мы с успехом играем русскую музыку 18-19 веков: Алябьев, Березовский. Реакция публики - овации. Понимаете, Россия не была страной второго сорта из-за некоторых пробелов в истории, как это многим представляется. По концепции нашего ансамбля мы называем Россию "Северный Парнас". Она собирала лучшее, что было в Европе. Например, представьте себе оперный театр Шереметьева! Там были все оперы: французские, итальянские, немецкие. Здесь была даже более интересная и бурная жизнь, чем в Европе. Если мы узнаем о ней всё, это будет очень большой вклад в русскую культуру. - Как оцениваете, многое ли уже известно? - Я могу сказать, что я нахожусь только в начале пути. Но я думаю, этим должно заниматься не одно поколение. Я профессор Московской консерватории на факультете исторического и современного исполнительского искусства. У меня есть ученики, мои молодые последователи, я их привлекаю в свои концерты. Помимо прекрасной инструментальной выученности, здесь нужен исторический, философский подход. Нужно очень много читать. Я не прекращаю этим заниматься. Буквально несколько дней назад я сделал новое открытие - оно связано с композитором Григорием Тепловым. Я пока ещё только в разработке этой теории, но это очень интересно. - Что смогло вас удивить? - Меня удивило то, что он принимал участие в судьбе царя Петра III, который представлен у нас как "серединка на половинку" по мемуарам Екатерины. А это ведь человек, который играл на скрипке произведения Баха. Более того, он был подвижником - русская опера состоялась благодаря ему. Понимаете, архивы способны перевернуть отношение к русскому искусству. И не только музыкальному, а ко всей русской культуре 18 века. Потому что оптика смотрящего меняется абсолютно! - Андрей Алексеевич, в чём, на ваш взгляд, главное отличие барочной музыки от того, что сегодня в большинстве своём звучит со сцены? - Нотный текст. Если на него смотреть глазами композитора или исполнителя 20 века, это одно, а когда ты играешь и смотришь глазами исполнителя 16-17 века, - эти же самые знаки предстают совершенно другими. Бах, например, не писал никаких нюансов и не указывал темпов. Предполагалось только одно - ты смотришь, какое это произведение - прелюдия или аллеманда, - и ты уже знаешь, какие здесь должны быть темпы. В современных нотах подписывается всё и используется метроном. - А как слушатель реагирует на аутентичность? - Для слушателя, мне кажется, интерес только в эмоциональности восприятия. В том, какими способами музыкант выбрасывает энергию. Публике не надо понимать тонкие особенности, публика разберётся. Главное, чтобы был у неё вкус, а он есть. Слушатели знают, что хорошо, что не очень. Не знаю, как они это делают, с помощью каких чувств определяют это, но так было всегда. - Со сцены вы говорили о том, что важное условие барочной музыки - немногочисленный состав музыкантов на сцене. Чем это обусловлено? - Как правило, в барочной музыке не бывает такого, чтобы играли "все вместе". Здесь каждая партия очень важна. Идёт один голос, другой, противоположный - многое кроется в их сопряжении друг с другом, а не в их количестве. У Баха, например, каждый голос максимально индивидуален. Поэтому исполнителей этой музыки не может быть много - это не оркестр. Барочные сочинения камерны. Понимаете, в русской усадьбе любили ставить маленькие оперы. Все любили Моцарта и пели "Дон Жуана" или "Женитьбу Фигаро". Доходило до смешного - музыкантов много не было. Вот есть два соседа по усадьбам, один играет на флейте и другой тоже. Что делать? Целая опера перекладывалась для двух флейт и игралась. И ничего такого в этом нет! Люди участвуют в музыкальном процессе, и они так живут. Это потрясающе: русская усадьба - колыбель русской музыки. Смотрите подробности в сюжете программы "Свободное время". Фото: Илья Петров