В "Театре на Трубной" - премьера комедии "Чужой ребенок"
В "Театре на Трубной" - премьера комедии "Чужой ребенок". Искрометную пьесу Василия Шкваркина поставил Роман Самгин, и главное достоинство этой работы в том, что авторам спектакля удалось сохранить практически без потерь вот эту оптимистичную, радостную, полную юмора и самоиронии интонацию чудесного материала.
Написанная почти сто лет назад, в 1933 году, пьеса Шкваркина вполне могла бы стать классикой жанра, как и сам ее автор - классиком советской, а потом и российской сцены. И если запрещенный Булгаков, а вслед за ним и Эрдман, в конце концов такими классиками в историю литературы вошли, пусть и посмертно, Шкваркин равных им лавров удостоиться не сумел. Жаль. Это очень несправедливо. Блестящий автор репризных диалогов, Шкваркин, если б его своевременно раскрутить, стал бы не менее цитируемым писателем, разошелся бы на бытовые поговорки не хуже Грибоедова или Фонвизина…
И ведь нельзя сказать, что судьба была к Шкваркину неблагосклонна: современник ХХ "века-волкодава", он благополучно дожил до 73 лет. Только в год написания "Чужого ребенка", в 1933-м, его пьеса была поставлена около 500 раз, а в 60-е годы она ежегодно являлась на подмостки по 300 раз… Гораздо меньше повезло его другим, не менее блестящим комедиям - а их ведь у Шкваркина больше дюжины.
И вот перед нами - снова "Чужой ребенок".
Декорация (художник Алексей Кондратьев) сразу окунает зрителя в дачные прелести: залитый солнцем не то сад зреющих яблок, не то теплица с помидорами, застекленная веранда на заднем фоне, птичий щебет и гомон молодых голосов… И наряды персонажей отсылают к моде 30-х: полосатые тенниски, белые брюки. А сюжет до удивления современен: его вполне можно прочесть как программу развития демографии в нашей стране. Начинающая актриса Маня Караулова (Екатерина Лисицына) пытается найти "зерно образа" в роли покинутой возлюбленной, ожидающей нежеланного ребенка. Обрывки ее репетиции слышит подруга-сплетница. И скоро слухи о якобы неожиданной беременности Мани достигают ушей и ее родителей, и многочисленных кавалеров, и новой приятельницы.
Комедия положений углубляется социальным фоном. Шкваркину, похоже, было очень важно подчеркнуть, как в молодом социалистическом государстве совсем по-иному, не "старорежимно" решаются вопросы "случайной" беременности. Но в том-то и заключается гениальность драматурга, что он находит очень тонкие и забавные рифмы между "вчера" и "сегодня". Ведь психология человека меняется не по указанию вождей. Принятие скандальной новости родными и близкими богато целым спектром чувств. Причем в разных душах этот спектр раскрывается по-своему.
Собственно, эту многоцветность мотивов и рассматривают авторы спектакля, упиваясь блеском драматургического юмора.
Вот папа и мама Карауловы (Олег Кассин и Юлия Сулес). Если сначала для них сногсшибательная новость - шок, то постепенно они привыкают к ситуации. И даже испытывают по-настоящему горькое разочарование, узнав, что беременность дочки - миф. Эти ступеньки привыкания к "страшной мысли" сыграны опытными артистами весьма точно. И первые попытки выяснить виновника, а потом - все же подыскать подходящего жениха, а после - и вовсе согласиться на любого, пройдены этой парой очень выразительно.
Совершенно прекрасен Семен Лопатин в роли инженера Прибылева. Вся его повадка (как он встряхивает волосами, поправляет манжеты, обращается к собеседникам, раскатывает по сцене на велосипеде) выдает натуру нарциссическую и крайне эгоистичную. Он не карикатурен - но и узнаваем, и смешон.
Замечательно ведет свою партию горячего горца Александр Асланян. Точный акцент, по-восточному мудрые формулировки в сочетании с парадоксальными оценками рисуют не традиционного для водевиля "второго героя", а замечательно яркого и зрелого мачо.
Кстати, добрый юмор Шкваркина сказался и на раскладе персонажей: в водевильной этой комедии влюбленных пар не две, как бывает обычно, а целых три. Если же добавить сюда еще и примирившихся со всеми перепетиями судьбы супругов Карауловых - выйдет аж четыре.
К сожалению, Шкваркин, явно потрафляя советской цензуре, добавил в финале неумеренно пафосный монолог о наступлении коммунизма. И напрасно постановщики его не сократили. Хотели, видимо, тем самым подчеркнуть историчность пьесы. Зря. Для этого подчеркивания вполне бы хватило так остроумно придуманного поклона: все персонажи по окончании спектакля устраивают настоящее шоу, сплетаясь в столь модные во времена физкульт-парадов 30-х годов акробатические пирамиды.
