На экраны выходит фильм "Братья" - драма о недолюбленных детях
Считается, жизнь - лучший драматург. Но это как сказать… Порой она предлагает ситуации, которым не веришь. И очень часто - коллизии, которые могут служить для драматурга только стартовым толчком, а следовать им подробно и дотошно - для искусства смерть. Потому что искусство - не дневник, а концентрат, в нем только "над вымыслом слезами обольюсь", а реальность здесь чаще бессильна.
Толчком для фильма "Братья" послужило личное знакомство его автора Оливье Касаса с неким Мишелем, который свое детство провел со старшим братом Патрисом в лесах канадского Квебека, питаясь грибами и шишками, сторонясь людей и постепенно дичая. Им было пять и семь лет, когда они сбежали из дома, спасаясь от мнимого наказания. Никто их не искал - приемная мать умотала в Аргентину, а властям в их послевоенных заботах было не до пропавших детишек, каких тогда было пруд пруди. И полагаться им можно было только друг на друга - душевно они срослись как сиамские близнецы.
Потом братья выросли, обрели хорошие профессии - один врач, другой архитектор. Один остался одиночкой, другой обрел семью. Но оба так привыкли быть вместе, веря только друг другу, что и в своей взрослой жизни инстинктивно тянулись друг к другу. Одним своим существованием они так вытеснили из сознания весь прочий мир, что кто-то из двоих должен был исчезнуть, чтобы другой продолжал жить. Поняв это, старший, Патрис, добровольно самоустранился. Эту драму и исследует фильм.
Искусство - не дневник, а концентрат, в нем только "над вымыслом слезами обольюсь", а реальность чаще бессильна
История невероятна и очень трогательна. Нужно было искать ключ к ее воплощению в кино. У режиссера Оливье Касаса небольшой опыт: до "Братьев" он снял только комедию Baby Phone, успеха не имевшую. Вместе с соавторами-драматургами он избрал самый легкий из путей - проиллюстрировать рассказ Мишеля, сопроводив закадровым текстом, и, чтобы было похоже на художественное творчество, перемешав времена, перекидывая нас из детства к взрослым саморефлексиям и обратно. При этом возникли новые связи между событиями, взрослый взгляд позволил иначе оценить ценность патологически неразрывной братской спайки. Но так как реальность вечно смешивает главное с неважным, фильм получился ритмически вялым: камера может надолго зависнуть над шахматной доской, где морщат лоб игроки, или умиленно застыть перед зрелищем плещущихся в ручье мальчуганов. Эти долгие созерцания мало что добавляют фильму, но исправно нагоняют метраж - и заодно скуку.
Это мог быть "фильм выживания" - наподобие "Выжившего" с ДиКаприо, где драматичен сам процесс блуждания героя вдали от цивилизации. Но авторов это не интересует, и одиссея малышей лишена важных подробностей: как они зимовали, чем питались, как умудрились не захворать, где быстро растущие детишки добывали одежду. Вот они поймали хорошую, фигуристую рыбину, но как, прямо руками? И как собираются ее разделывать и есть? Все эти интригующие вопросы остаются без ответа, словно прожить столько лет в суровых лесах канадских широт - дело рутинное. Дети в фильме миловидны, но актерски невыразительны - не могут изобразить ни смышленость, ни развитие характеров.
Авторов интересует только эхо такой не-разлей-вода-дружбы в дальнейшей судьбе героев. И горестные размышления, которые привели Патриса к печальному концу, сделав трагический исход неизбежным.
Самое серьезное в фильме - драма недолюбленных детей. Детей, не знавших семьи с ее заботой и душевным уютом, со всем тем голубоглазым, что вспоминаешь всю жизнь. Герои актеров Матье Кассовица и Ивана Атталя уже в зрелом возрасте вспоминают эту недолюбленность, и то, как трагически она отозвалась в их жизни. Актеры прекрасные, многое важное угадывается даже в их молчании (а фильм, хоть и излишне говорлив в закадровых комментариях, в диалогах скуп и не слишком выразителен - больше говорят взгляды и то самое молчание). Это рассказ о пагубности случайно сложившейся привычки, которая застит белый свет и отсекает возможности для развития. О единстве истинном и иллюзорном, гибельном, когда братские узы оборачиваются капканом. Но авторам не хватает внутренней свободы, они слишком связаны ходом реальной истории, о которой они взялись рассказать. Пишут, что 78-летний Мишель сам тщательно следил за тем, как она будет рассказана, и этот зоркий глаз очень ревнивого консультанта-цензора чувствуется в каждом кадре, каждом сюжетном повороте и в каждом его ничем не оправданном умолчании.
Вывод, которые делают авторы, трагичен. В какой мере он единственный - каждый решает сам.
